Бактерия размером с него приземлилась бы в целости и сохранности, но он-то был уменьшенным человеком, состоящим из более чем пяти триллионов уменьшенных клеток, и потому был чрезвычайно хрупким, по крайней мере достаточно, чтобы его размозжило о пылевые холмы.
Рефлекторно, когда стенка альвеолы оказалась совсем близко, он выбросил вперед руки. Его дернуло — стенка была тоже клейкой, и он на мгновение прилип, но потом сорвался. Падение замедлилось.
Вниз. И вдруг там, внизу, он заметил маленькое пятнышко света, которое, казалось, подмигнуло ему. Грант не сводил с него глаз. В нем проснулась надежда на спасение.
Вниз. Он дрыгнул ногами, стараясь избежать удара о выступы пылевых скал, но все-таки зацепился, стукнулся о пористый склон. Падение продолжалось. Он извивался в воздухе, пытаясь приземлиться поближе к пятну света. Кажется, это ему удалось, но он не был уверен до конца.
Он покатился по пологой стенке альвеолы. Ему удалось набросить страховку на выступ одного из валунов и зависнуть недалеко от поверхности.
Пятнышко света превратилось в небольшое облако, примерно, как он подсчитал, футах в пятидесяти. Наверняка щель где-то рядом, но он никогда бы не отыскал ее, если бы не увидел свет.
Грант дождался конца вдоха. У него будет несколько кратких мгновений перед выдохом, чтобы добежать к щели.
Как только буря, вызванная вдохом, начала затихать, он соскользнул с уступа и бросился вперед. Альвеолярная мембрана натянулась в последние такты вдоха и, через пару секунд полного покоя, начала ослабляться с первыми тактами начинающегося выдоха.
Из щели лился поток света, и Грант не мешкая нырнул в нее. Он протискивался между пластами ткани, которая пружинила, словно резиновая. Перед его носом появилось лезвие ножа, потом возникла чья-то рука, ухватила его локоть и поволокла наружу. Он вывалился вниз, когда наверху вновь раздался рев бушующего урагана.
Его волокли уже несколько рук, вцепившихся в ноги, и наконец он оказался в капилляре. Грант судорожно перевел дыхание. Наконец он смог выговорить:
— Спасибо! Я шел на свет. Иначе потерялся бы к чертовой бабушке.
— Мы не могли докричаться до вас по радио, — сказал Микаэлс.
Кора улыбнулась ему.
— Это доктор Дюваль придумал. Мы подогнали «Протей» к расселине и направили прожектор прямо в нее. Еще он расширил щель.
— Давайте вернемся на корабль, — предложил Микаэлс. — Время, на которое мы рассчитывали, почти закончилось.
Глава 13ПЛЕВРА
— Пришло сообщение, Ал! — крикнул Рейд.
— От «Протея»? — Картер подбежал к окну.
— Ну не от вашей же жены!
Картер нетерпеливо взмахнул рукой.
— Потом. Потом. Приберегите свои шутки, мы прослушаем их позже, все сразу. Идет?
Сообщили вот что:
— Сэр, «Протей» докладывает: «Катастрофическая утечка воздуха. Дозаправка прошла успешно».
— Дозаправка? — воскликнул Картер.
Рейд нахмурился и пояснил:
— Думаю, они заправились в легких. Они ведь сейчас там, в легких, значит, их окружают целые квадратные мили воздуха, ну, при их размерах-то. Но…
— Что «но»?
— Они не могут дышать этим воздухом. Он не миниатюризирован.
Картер бросил на полковника злобный взгляд. Потом рыкнул в микрофон:
— Повторите последнее предложение.
— «Дозаправка прошла успешно».
— Последнее слово «успешно»?
— Да, сэр.
— Свяжитесь с ними и уточните.
Он повернулся к Рейду.
— Если они написали «успешно», значит, проблема решена.
— На «Протее» есть миниатюризатор.
— Тогда все понятно. Сейчас они все объяснят.
Из коммутатора донесся голос:
— Сообщение подтвердилось, сэр.
— Они сдвинулись с места? — снова поинтересовался Картер.
Последовала короткая заминка, потом ответ:
— Да, сэр. Они двигаются по плевральной полости.
Рейд качнул головой. Он поднял глаза на хронометр, где горело «тридцать семь», и сказал:
— Плевральная полость — это двойная мембрана, которая окружает легкие. Наверное, они идут посредине. Прямой путь, просто-таки магистраль — до самой шеи.
— И окажутся там, откуда начинали полчаса назад, — проворчал Картер. — А что потом?
— Они могут пойти по капилляру и снова пробраться в сонную артерию, что займет массу времени. А могут двинуться по лимфосистеме. Там тоже свои проблемы. У них Микаэлс за штурмана. Полагаю, он знает, что делает.
— Может, вы посоветуете ему что-нибудь? Ради всего святого, плюньте вы на эти правила!
Рейд покачал головой.
— Я не знаю, каким курсом лучше идти, а он может действовать по обстановке. Тем более ему лучше знать, сможет ли судно снова выдержать артериальное течение. Им виднее, генерал.
— Ах, если бы я знал, что лучше! — вздохнул Картер. — Господи, я бы с радостью взвалил на себя всю ответственность, если бы был уверен в чем-то хоть на десять процентов!
— А я о чем говорю? — откликнулся Рейд. — Потому-то я и не хочу взваливать ответственность на себя.
Микаэлс склонился над картами.
— Хорошо, Оуэнс, мы немного отклонились от курса, но это не страшно. Сейчас мы прорвемся. Идите к расселине.
— В легкие? — ужаснулся Оуэнс.
— Нет, что вы! — Микаэлс выпрыгнул из своего кресла и вскарабкался по трапу наверх, так что голова его просунулась внутрь стеклянного колпака. — Мы пойдем по плевральной полости. Запускайте двигатели, я вас поведу.
Кора наклонилась к Гранту, сидевшему в своем кресле.
— Какие будут указания?
— Вперед! — сказал Грант. Потом добавил, только для Коры: — Я много раз пугался — не сосчитать сколько. Я вообще-то ужасный трус. Только вот не припомню, чтобы когда-то я боялся больше, чем на этот раз, — наверное, я побил все рекорды по силе испуга.
— Ну почему вы все время стараетесь выставить себя трусом? В конце концов, при вашей работе…
— Моя работа? Да, я — тайный агент. Но по большей части работа у меня довольно спокойная, тихая, вполне безопасная. И я изо всех сил стараюсь, чтобы она такой и оставалась. Если все-таки никак не получается избежать опасных ситуаций, я стараюсь вытерпеть это — во имя того, для чего вообще нужна такая работа, как у меня. Вы понимаете, конечно, что я здорово идеологически подкован — насчет патриотизма и всего такого, в некотором роде.
— В некотором роде?
— Ну да. В конце концов, какая разница — одна страна или другая? Те времена, когда это было действительно важно, давным-давно миновали. Я искренне верю в то, что наше правительство стремится сохранить мир во всем мире, и хочу внести свой вклад — пусть и незначительный — в общее дело. Я не подписывался под этой экспедицией, но раз уж я здесь… — Он пожал плечами.
— Вы словно смущены тем, что приходится говорить о мире и патриотизме, — заметила Кора.
— Так и есть. Вы все пошли на это, руководствуясь вполне определенными побуждениями, а не пустыми словами. Оуэнс испытывает свой корабль, Микаэлс прокладывает курс по человеческому телу, Дюваль без ума от творения Господа, а вы…
— Ну?
— А вы без ума от Дюваля, — тихо закончил Грант.
Кора покраснела.
— Он достоин восхищения, это правда. Знаете, когда он предложил направить прожекторы «Протея» в расселину, чтобы вы могли отыскать нас по свету, он даже не считал это своей заслугой. Если бы вы начали благодарить его, он бы просто пожал плечами. Такой уж он есть. Спасет кому-нибудь жизнь, потом случайно нагрубит спасенному, и тот навсегда запомнит, как ему нагрубили, а не собственное спасение. Но такое поведение доктора Дюваля не мешает ему быть добрым.
— Это верно. Зато прекрасно маскирует эту доброту.
— А вы сами? Едким и несколько незрелым, словно у подростка, юмором вы маскируете свою тревогу за судьбы человечества.
Теперь покраснел Грант.
— По вашим словам получается, что я распоследний осел.
— Ничего не получается. В любом случае, вы далеко не трус. Но мне пора заняться лазером.
Она бросила быстрый взгляд на Микаэлса, который как раз вернулся и направлялся к своему креслу.
— Лазером? Господи, я совсем забыл о нем! Да, конечно. Постарайтесь, пожалуйста, отыскать причину поломки и чтобы она оказалась не слишком серьезной, хорошо?
Оживление, проступившее на ее лице во время последнего разговора, быстро увяло.
— Ох, если бы все так и было!
Она ушла. Микаэлс проводил ее взглядом.
— Лазер не в порядке? — спросил он.
Грант кивнул.
— Она пошла его чинить.
Микаэлс немного помедлил, словно размышлял, стоит ли задавать следующий вопрос. И не задал. Только головой покачал. Грант посмотрел на него, но ничего не сказал.
Микаэлс взгромоздился на кресло и наконец промолвил:
— Ну и что вы думаете относительно нашего положения? Грант, до сих пор думавший в основном о Коре, повернулся к иллюминаторам. Похоже, корабль плыл между двумя параллельными стенами, почти касаясь их боками. Отсвечивающие желтым стены словно состояли из плотно пригнанных друг к другу стволов огромных деревьев.
Жидкость, окружающая «Протей», была прозрачной, никаких тебе клеток, непонятных кусочков и прочего хлама. Похоже, она находилась в состоянии полного покоя и ровному, стремительному продвижению субмарины мешали только легкие толчки броуновского движения.
— Броуновское движение, — заметил Грант, — ощущается сильнее.
— Здесь не такая плотная среда, как в плазме крови, — есть где разгуляться. Все равно это ненадолго.
— Ага, значит, мы уже не в системе кровообращения.
— А разве не видно? Мы находимся между складками плевры, которая выстилает легкие и грудную клетку — в два слоя. С той стороны мембрана крепится к ребрам. Собственно, мы вполне можем увидеть громадную выпуклость в стене, когда будем проходить мимо одного из них. Второй слой плевры прилегает к легким. Если хотите, могу даже вспомнить их наименования — париетальная и висцеральная плевры соответственно.
— Не нужны мне их названия!
— Я и не сомневался. А жидкость, по которой мы плывем, — это нечто вроде смазки между слоями плевры. Когда легкие расширяются при вдохе и сжимаются при выдохе, они движутся относительно ребер. Так вот, эта жидкая смазка сглаживает движения, делает их более плавными. И уменьшает трение. Этот слой смазки такой тонкий, что у здорового человека листки плевры плотно прилегают друг к другу и щели практически не заметно. Но при наших микроскопических размерах щель вполне реальна, и мы свободно можем передвигаться в тоненьком слое плевральной жидкости.