— А завтра я разберусь, что не так с шесть тысяч девятьсот пятьдесят первой.
— Да, пожалуйста.
Кора повернулась уходить и мельком взглянула на часики.
— Осталась двадцать одна минута — и самолет сядет в аэропорту.
Дюваль неопределенно хмыкнул, и Кора поняла, что он не услышал. Она вышла, медленно и по возможности бесшумно притворив за собой дверь.
Капитан Вильям Оуэнс устало рухнул на мягкое, обтянутое кожей сиденье лимузина. Потер свой острый нос и с трудом удержался, чтобы не зевнуть. Для этого пришлось изо всех сил стиснуть зубы. Капитан почувствовал, как машина приподнялась над землей на упругих струях воздуха из мощных реактивных двигателей и плавно двинулась вперед. Турбины не издавали ни малейшего звука, и трудно было поверить, что под тобой грызут удила пятьсот лошадиных сил.
Сквозь пуленепробиваемые окна справа и слева виднелся эскорт мотоциклистов. Впереди и позади разрывали мрак ночи огни машин сопровождения.
Эта армия охранников выглядела весьма внушительно, но, конечно, все это было рассчитано не на капитана Оуэнса. И даже не на того человека, которого они должны были встретить. Вообще не на какого-нибудь конкретного человека. Все это великолепие предназначалось для того, чтобы произвести впечатление на общественность.
Слева от Оуэнса сидел начальник разведки. Сотрудники этой службы были какими-то по-особенному безликими — Оуэнс даже плохо помнил, как зовут ничем с виду не примечательного человека, который сидел рядом. Весь он, от очков в тонкой оправе до строгих классических туфель, походил скорее на университетского профессора или продавца из галантерейного магазина, чем на того, кем был в действительности.
— Полковник Гандер? — осторожно спросил капитан, пожимая ему руку перед тем, как сесть в машину.
— Гондер, — спокойно поправил полковник, — Добрый вечер, капитан Оуэнс.
Лимузин остановился у края летного поля. Совсем близко, всего в нескольких милях над ними и чуть впереди, заходил на посадку допотопный самолет.
— Сегодня великий день, вы не находите? — тихо сказал Гондер. Все в этом человеке было каким-то приглушенным, неприметным — вплоть до скромного покроя его гражданской одежды.
— Да, — кратко ответил капитан, стараясь говорить как можно спокойнее и ничем не выдать волнения. Нельзя сказать, чтобы он сейчас слишком уж волновался, просто Оуэнс всегда придерживался ровного тона в общении. Но все же от его лица с тонким заостренным носом, прищуренными глазами и высокими скулами веяло каким-то необычным беспокойством. Оуэнсу казалось иногда, что внешность его не соответствует внутреннему содержанию. Люди считали его чувствительным и слабонервным, хотя он таким на самом деле не был. Во всяком случае, ничуть не более, чем любой другой человек. С другой стороны, нередко люди убирались с его дороги, только раз на него взглянув. Ему не приходилось прилагать никаких усилий, чтобы от них избавиться. Что ж, во всем есть свои положительные стороны.
Оуэнс сказал:
— Как удачно, что он прилетает сюда. Секретную службу можно поздравить.
— Все это — заслуга нашего агента. Это один из лучших работников Службы. Наверное, секрет успеха этого парня в том, что его облик во всем соответствует этакому романтическому образу разведчика.
— И каков же он с виду?
— Высокий. В колледже играл в футбольной команде. Симпатичный. Ужасно аккуратный. Стоит только раз взглянуть на него, и любому нашему врагу сразу станет ясно: вот оно. Враги подумают: «Именно так и должен выглядеть их секретный агент, а следовательно, этот парень никак не может оказаться шпионом». И они больше не обращают на него внимания, до тех пор пока окончательно не станет ясно, что парень-то как раз и есть секретный агент. Только обычно это случается слишком поздно.
Оуэнс хмыкнул. «Интересно, этот человек говорит серьезно? Или просто шутит, полагая, что разрядит напряженное ожидание?»
Гондер сказал:
— Вы, конечно, понимаете, что вас привлекли к этому делу вовсе не случайно. Вы ведь знакомы с Бинесом, не так ли?
— Да уж, знаком, — ответил Оуэнс со своим характерным коротким смешком. — Мы несколько раз встречались на научных конференциях — на Той стороне. Однажды вечером даже выпивали вместе. Да нет, даже не выпивали — так, баловство одно.
— Он любит поболтать?
— Я не для того его поил, чтобы он разговорился. Но как бы то ни было, он не болтлив. С ним был еще один человек. Знаете, эти ученые всегда держатся парами.
— А вы тогда разговорились? — Вопрос был задан небрежно, как будто и так подразумевалось, что ответ будет отрицательным.
Оуэнс снова рассмеялся.
— Поверьте, полковник, я не знаю ничего такого, чего бы он не знал. Так что я мог бы целыми днями болтать с ним без умолку, ничем не нарушая секретности.
— Хотелось бы и мне получше во всем этом разбираться. Я восхищаюсь вами, капитан. Перед нами — технологическое чудо, способное перевернуть весь мир с ног на голову, и всего лишь горсточка людей способна это осознать. Люди растеряли былую сообразительность.
— Все не так плохо, полковник, — сказал Оуэнс. — Нас довольно много. Но Бинес — только один. И мне, конечно же, до него еще расти и расти. Собственно, я знаю не намного больше, чем нужно, чтобы разбираться в моих корабельных приборах и оборудовании. Вот и все.
— Но вы сумеете опознать Бинеса? Казалось, в голосе главы Секретной службы прозвучала некоторая неуверенность.
— Конечно смогу. Даже если бы у него был брат-близнец, которого, как мы знаем, у него нет, и то я бы непременно его узнал.
— Этот вопрос далеко не праздный, капитан. Наш секретный агент, Грант, конечно же, великий мастер своего дела, но даже я немного удивлен, что ему удалось такое подстроить. И я не могу себя не спрашивать: а не случилось ли тут какой подмены? Может быть, они предугадали, что мы попытаемся выкрасть Бинеса, и успели подсунуть нам фальшивку, двойника?
— Я сумею уловить разницу, — заверил Оуэнс.
— Вы себе не представляете, что можно совершить в наши дни с помощью пластической хирургии и наркогипноза!
— Это не важно. Меня может обмануть лицо, но достаточно будет с ним поговорить — и все встанет на свои места. Либо он лучше меня разбирается в Технике, — Оуэнс сумел выговорить это слово так, что явственно прозвучала заглавная первая буква, — либо это никакой не Бинес, как бы он ни выглядел. Они могли подделать тело Бинеса, но не его разум!
Они подъехали к аэродрому. Полковник Гондер взглянул на часы.
— Летит. Уже слышно. Через минуту самолет приземлится. Точно по плану.
В толпу ожидающих вклинились вооруженные солдаты на броневиках, мигом оцепив весь аэродром, и вымели всех, кроме высокопоставленных шишек, которые должны были встречать самолет.
Огни города угасали, о них напоминало лишь легкое свечение где-то у горизонта.
Оуэнс вздохнул с облегчением. Наконец-то Бинес будет здесь. Еще минута — и…
Счастливый конец?
Он нахмурился, поскольку после этих двух слов сама собой напросилась вопросительная интонация.
«Счастливый конец», — усмехнулся он, но произнес эти слова так, что в конце фразы хотелось поставить вопросительный знак.
Глава 2АВТОМОБИЛЬ
Грант смотрел на огни города, к которому они подлетали, и напряжение постепенно отпускало его, по мере того как самолет шел на снижение. Никто и не подумал посвящать его в дело доктора Бинеса. Он только знал, что этот человек является крупнейшим специалистом в своей области и владеет какой-то секретной информацией. Ему сказали, что этот доктор — чуть ли не пуп земли, но ни словом не объяснили почему.
Не дави на него, сказали Гранту. Не подливай масла в огонь. Тебе опасно нервничать. Но в целом дело это архиважное, добавили они. Провала быть не должно.
Действуй спокойно, сказали ему. Но знай, что сейчас все зависит от этого дела: твоя страна, весь мир с его потрохами и судьба всего человечества.
Что ж, он провернул это дело. Все могло бы пойти прахом, если бы они не боялись убить Бинеса. Когда они сообразили, что убийство было единственным выходом — так сказать, потонуть, но утащить всех за собой, — было уже поздно, и Бинес выскользнул у них из рук.
Сам Грант отделался пулевым ранением в бок, но пластырь остановил кровь, так что беспокоиться было не о чем.
И все-таки он чувствовал себя выжатым как лимон. Не только физически, но и от всей этой чертовой работы. Десять лет назад, когда он еще учился в колледже, его называли Грант-Гранит, и он всеми способами старался соответствовать этому прозвищу, сшибая грудью всех футболистов на своем пути, когда носился по полю. В результате сломал руку, но ему повезло — он успел прикрыть зубы и нос, потому и остался симпатягой. (Его губы скривились в легкой ухмылке.)
С тех пор он никогда не вспоминал свое прозвище. Что вы, никаких кличек, только Грант! Грант — это так мужественно, так сильно.
Да пропади оно пропадом! Что у него есть? Пуля в боку и перспективы умереть в ближайшее время. Ему уже за тридцать, пора вспомнить, что у него есть имя. Чарльз Грант. Или даже Чарли Грант. Старый дружище Чарли Грант!
Он вздрогнул, но потом снова нахмурился. Именно так. Старый дружшце Чарли. Да. Старый пройдоха Чарли, который обожает сидеть в кресле-качалке. Привет, Чарли, как поживаешь? Хэй, Чарли, скоро пойдет дождь.
Перейди на спокойную работу, дружище Чарли, копайся в бумажках и тяни до пенсии.
Грант бросил взгляд на Яна Бинеса. Даже ему померещилось что-то смутно карикатурное в этом человеке — тронутые сединой волосы, крупный, отвислый нос, седоватые встопорщенные усы. Мультипликаторы выжали бы все возможное из носа и усов, но проницательные глаза, утонувшие в сеточках морщин, и горизонтальная складка, никогда не покидавшая его лоб, совершенно меняли впечатление и ставили все на свое место. Одет Бинес был небрежно и весьма старомодно, но они бежали в спешке, и времени искать костюм поприличнее просто не было. Грант знал, что ученому едва за пятьдесят, но выглядел он намного старше.