— Подозреваю, они решили, что потеряли слишком много времени в лимфоузле, и решили не проходить через остальные, — пояснил Рейд.
— Ладно. И куда же они пошли?
— Точно не знаю, но, похоже, они направляются во внутреннее ухо. И мне это не очень-то нравится.
Картер поставил чашечку на стол и отодвинул ее в сторону. До губ он ее так и не донес.
— Почему?
Он мельком глянул на хронометр. На табло было «двадцать семь».
— Это сложно. Нам придется соблюдать полную тишину.
— Почему?
— Ал, ну подумайте сами! Ухо воспринимает звуки. Улитка вибрирует. Если «Протей» окажется где-то рядом, он тоже завибрирует и может развалиться.
Картер подался вперед, не сводя глаз со спокойного лица Рейда.
— Зачем же их туда понесло, а?
— Полагаю, они сочли, что это единственный путь, который позволит им достаточно быстро добраться до цели. А могли и просто спятить. Мы этого выяснить не можем, поскольку они растерзали свой передатчик.
— Они уже там? В смысле, во внутреннем ухе? — спросил Картер.
Рейд нажал на кнопку и задал короткий вопрос. Потом обернулся.
— На подходе.
— Люди в операционной знают, что необходимо соблюдать тишину?
— Полагаю, да.
— Полагаете?! Что толку от ваших предположений?
— Они пробудут там не так долго.
— Достаточно, чтобы погибнуть! Слушайте, скажите тем, что там, внизу… Нет, поздно. Слишком рискованно. Дайте листок бумаги и позовите кого-нибудь. Кого угодно.
Вошел вооруженный охранник и отдал честь.
— Заткнитесь, вы! — устало прошипел Картер. На приветствие он не ответил. Он нацарапал на листке огромными буквами: «ТИШИНА! ПОКА “ПРОТЕЙ” В УХЕ, СОБЛЮДАТЬ АБСОЛЮТНУЮ ТИШИНУ!»
— Вот, возьмите, — сказал он охраннику, — Спуститесь в операционную и покажите всем. Убедитесь, что все это увидят. Если произведете хоть малейший шум… Если скажете хоть слово — я вам кишки выпущу, лично! Поняли?
— Да, сэр, — ответил смущенный и встревоженный охранник.
— Идите! Да поскорей! Эй, сапоги снимите!
— Простите, сэр?
— Снимите, говорю! Войдете в операционную в носках.
Они следили из контрольного зала, отсчитывая томительные секунды, как солдат в носках появился в операционной и обошел всех докторов и медсестер, показывая им листок и тыкая пальцем в сторону наблюдательной. Все угрюмо кивали. Ни один не двинулся с места. Казалось, всех присутствующих внезапно парализовало.
— Они, видимо, и так все понимают, — сказал Рейд, — Инструкции им не требуются.
— Очень рад за них! — рявкнул Картер, — А теперь свяжитесь со всеми техниками. Чтобы никаких звонков, никаких сигналов и прочего. И никаких вспышек и мигающих лампочек. А то кто-нибудь вздрогнет, что-нибудь уронит…
— Да они через несколько секунд уже выберутся оттуда.
— Может, выберутся, — возразил Картер, — а может, и нет. Выполняйте приказ!
И Рейд принялся выполнять приказ.
«Протей» оказался в обширном пространстве, наполненном прозрачной жидкостью. Кое-где поблескивали антитела, а так кругом ничего не было. Только бортовые огни корабля просвечивали сквозь желтоватую лимфу.
Послышался смутный низкий гул, почти за пределами порога слышимости. Корабль содрогнулся, словно проехавшись по стиральной доске. Потом еще и еще раз.
— Оуэнс! — окликнул Микаэлс, — Вы не могли бы выключить внутреннее освещение?
Сразу стало виднее, что происходит снаружи.
— Видите? — спросил Микаэлс.
Прочие уставились в окна. Грант ничего особенного не заметил.
— Мы в канале улитки, — пояснил Микаэлс. — Внутри маленькой спиральной трубочки, с помощью которой мы слышим. С помощью этой улитки слышит Бинес. Она вибрирует, отзываясь на звук. Видите?
И Грант увидел. По жидкости пробежала какая-то волна — огромная тень накрыла корабль и прокатилась дальше.
— Это звуковая волна, — сказал Микаэлс, — Мы некоторым образом видим ее воочию. Жидкость в улитке сжимается — это мы и видим в свете наших уменьшенных прожекторов.
— Что, неужели кто-то разговаривает? — воскликнула Кора.
— Ну что вы! Если бы кто-то говорил или издавал другие громкие звуки, для нас это было бы пострашнее любого землетрясения. Однако даже в полной тишине улитка все же улавливает кое-какие звуки — отдаленный стук сердца, пульсацию крови в тончайших жилках и артериях возле уха и так далее. Неужели вам никогда не приходилось подносить к уху раковину и слушать шум океана? То, что вы слышите, — это в основном усиленный шум вашего собственного океана, шум крови.
— Это не опасно? — спросил Грант.
Микаэлс пожал плечами.
— Хуже, чем теперь, не будет — если, конечно, никто не заговорит.
Дюваль, вернувшийся в лабораторию и склонившийся над своим лазером, окликнул:
— Почему мы замедляем ход? Эй, Оуэнс!
— Что-то не так, — ответил Оуэнс. — Машина захлебывается, и я никак не могу понять почему.
По мере того как «Протей» погружался все глубже в слуховой канал, нарастало ощущение, какое бывает в опускающемся лифте.
Они почувствовали легкий толчок — это «Протей» упал на дно. Дюваль положил скальпель.
— И что теперь?
— Машина перегрелась, пришлось ее остановить! — с тревогой сообщил Оуэнс. — Боюсь, это…
— В чем дело?
— Это могут быть те самые ретикулярные волокна. Проклятые водоросли! Должно быть, забились отверстия системы охлаждения. Больше такое ни из-за чего случиться не могло.
— А продуть эти отверстия нельзя? — напряженно спросил Грант.
Оуэнс покачал головой.
— Невозможно. Через эти отверстия все втягивается только внутрь.
— Ну что ж, значит, остается только одно, — подытожил Грант. — Надо прочистить их снаружи. Придется снова лезть в воду!
И он принялся хмуро натягивать водолазный костюм.
Кора с беспокойством выглянула в окно.
— Там антитела!
— Их не много, — лаконично ответил Грант.
— А если они на вас набросятся?
— Вряд ли, — успокаивающе сказал Микаэлс. — На человека они тоже не рассчитаны. Пока сами ткани не повреждены, антитела, скорее всего, не обратят на нас внимания.
— Вот видите? — сказал Грант.
Но Кора покачала головой.
Дюваль прислушался к их разговору, потом снова взглянул на проволочку, которую строгал, сравнил ее с проволочкой от сломанного транзистора, потом покрутил ее в руках, пытаясь определить, насколько ровно она обточена…
Грант выбрался из нижнего люка корабля, спрыгнул на мягкую, точно резиновую, поверхность стенки улитки и с сожалением взглянул на корабль. Это уже не был чистый, блестящий металл. Обшивка корабля обросла какими-то лохмотьями.
Грант поплыл в лимфе в сторону носа корабля. Да, Оуэнс был прав. Отверстия клапанов оказались забиты волокнами.
Грант схватил пучок волокон и потянул. Волокна вытягивались неохотно, а многие оборвались у самой решетки.
В наушниках зазвучал голос Микаэлса:
— Как там?
— Хреново, — ответил Грант.
— Долго ли придется возиться? На хронометре уже двадцать шесть!
— Довольно долго, — сказал Грант. Он рванул изо всех сил — но густая вязкая лимфа замедляла движения, а волокна сопротивлялись не на шутку.
Внутри корабля Кора напряженно спросила:
— А может, кому-нибудь стоит выйти, помочь ему?
— Ну, вообще-то… — промямлил Микаэлс.
— Хорошо, тогда я пойду! — сказала Кора, хватаясь за свой скафандр.
— Ладно, — сказал Микаэлс. — Я тоже пойду. А Оуэнсу лучше остаться в рубке.
— Мне, пожалуй, тоже лучше остаться, — сказал Дюваль, — Я почти закончил чинить эту штуку.
— Конечно, доктор Дюваль! — сказала Кора, надевая шлем.
Втроем они работали ненамного быстрее. Все трое вцеплялись в волокна, вытаскивали их и отпускали медленно плыть по течению. Наконец решетки более или менее очистились. Самые упрямые волокна Грант протолкнул внутрь.
— Надеюсь, они там ничего не повредят! Вытащить их все равно невозможно. Оуэнс, что будет, если часть этих волокон попадет в отверстия? Ну, в смысле, совсем вовнутрь?
— Сгорят и запакостят двигатель, — сказал Оуэнс прямо ему в ухо. — Потом придется долго его чистить. Работенка не из приятных.
— Нам бы выбраться отсюда — а там мне будет наплевать, что вам придется делать с этим чертовым кораблем!
И Грант принялся снова проталкивать внутрь волокна, застрявшие за решеткой, и обрывать те, которые торчали снаружи. Кора и Микаэлс ему помогали.
— Ну что, почти готово! — сказала наконец Кора.
— Да, — заметил Микаэлс, — но мы пробыли в улитке куда дольше, чем собирались. Любой звук — и…
— Заткнитесь и заканчивайте работу! — оборвал его Грант.
Картер схватился за голову, словно собрался рвать на себе волосы, потом уронил руки.
— Нет, нет, НЕТ! — воскликнул он, — Они снова застряли!
Он смотрел на записку на листке бумаги, которую показывал ему наблюдатель, следивший за одним из экранов.
— Скажите спасибо, что он не крикнул это вслух, — заметил Рейд. — Как вы думаете, почему они застряли?
— А я откуда знаю? Может, кофейку попить решили! А может, загорают. А может, эта девица…
Он осекся.
— Короче, не знаю я. Я знаю только одно — у нас остается двадцать четыре минуты!
— Да, а чем дольше они торчат во внутреннем ухе, тем больше вероятность, что какой-нибудь умник что-то ляпнет — или просто чихнет, — сказал Рейд.
— Да, вы правы!
Картер поразмыслил, потом тихо сказал:
— Бог ты мой! Ну почему простейшие решения приходят в голову в последнюю очередь? Позовите сюда нашего посланца!
Вскоре в наблюдательную снова вошел охранник без сапог. На этот раз честь он отдавать не стал.
— Вы не стали обуваться? — сказал Картер. — Вот и прекрасно. Спуститесь вниз и покажите эту записку кому-нибудь из медсестер. И не забывайте — кишки выпущу, если что!
— Слушаюсь, сэр.
В записке говорилось: «Заткните Бенесу уши».
Картер закурил сигару. Через стекло было видно, как охранник вошел, поколебался, потом на цыпочках приблизился к одной из сестер.