Вокруг стояла мертвая тишина. Клетки, которые составляли ткань мозга, были многоугольными, неправильной формы, тут и там из них выпячивались длинные упругие отростки-дендриты, отчего нервные клетки напоминали заросли ежевики.
Субмарина свободно двигалась в интерстициальной жидкости между нервными клетками. Через иллюминатор были хорошо видны дендриты, которые тянулись в разные стороны и переплетались между собой в невообразимом беспорядке. Один раз на глаза путешественникам попалось нечто похожее на сдвоенную луковицу какого-то ископаемого растения.
— Смотрите, они не соприкасаются! — сказал Дюваль. — Это синапсы — места соединения нейронов. Клетки не соприкасаются, остается тончайший промежуток, который преодолевается химическим путем.
— Кажется, что вокруг полно фонариков! — с нескрываемым удивлением произнесла Кора.
Микаэлс пробурчал, все еще злясь:
— Обыкновенный обман зрения! Отражение миниатюризированного света выкидывает свои фокусы. Никакого отношения к действительности эти штучки не имеют.
— Откуда вам знать? — тут же завелся Дюваль. — Это огромный пласт не изученных пока явлений. Особенности отражения миниатюризированного света очень тесно связаны с молекулярной структурой клеток. Я предвижу, что этот метод изучения внутреннего строения клеток станет самым мощным инструментом из всех, какие только есть у современной науки. И вполне может так случиться, что важность научных открытий, сделанных в ходе нашей миссии, окажется гораздо значительнее, чем то, что случится с Бинесом.
— Этим вы и пытаетесь себя оправдать? — въедливо спросил Микаэлс.
Дюваль побагровел.
— Извольте объясниться!
— Прекратите! — вмешался Грант. — Ни слова больше, господа!
Дюваль сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться, и снова повернулся к иллюминатору.
Кора сказала:
— И все-таки вы видите эти «фонарики»? Посмотрите! Присмотритесь к этому дендриту, когда подойдем поближе.
— Я вижу, — сказал Грант. Действительно, того ровно мерцающего сияния, которое стало уже привычным после путешествия по остальным частям тела, сейчас не было. Там свет то угасал, то вспыхивал снова в непредсказуемом ритме, и все вокруг, казалось, было заполнено огромной тучей светлячков. А здесь вспышки отраженного света распространялись строго вдоль дендритов, и каждая следующая вспышка начиналась прежде, чем предыдущая успевала полностью угаснуть.
— Вот на что это похоже! — сказал Оуэнс. — Вы видели фильмы со старыми световыми рекламами? Ну, с этими бегущими строчками, когда попеременно зажигаются и гаснут электрические лампочки?
— Да, — согласилась Кора. — Точно, похоже. Но с чего бы?
Ей ответил Дюваль:
— При стимуляции нервного окончания по нему пробегает волна деполяризации. Изменяется концентрация ионов внутри и снаружи клетки. Внутрь поступают ионы натрия. Из-за этого величина суммарного электрического заряда снаружи и внутри меняется, и электрический потенциал снижается. Примерно так должно действовать и отражение миниатюризированного света, а то, что мы видим, — это волны деполяризации!
Оттого ли, что Кора обратила внимание всех на это явление, или оттого, что корабль находился в самом центре мозга, но бегущие волны вспышек теперь виднелись повсюду. Они скользили вдоль тел нейронов, вдоль их приводящих и отводящих отростков, терялись в беспорядочной на первый взгляд путанице нервных волокон, которые тем не менее переплетались между собой в определенном сложном порядке.
— То, что мы видим, — сказал Дюваль, — это сама суть человечества. Клетки составляют структуру мозга, а эти светлячки представляют собой мысль, то есть сознание человека.
— Суть человечества? — презрительно оборвал его Микаэлс. — А я думал, что суть — это душа. Где у человека находится душа, а, Дюваль?
— Если я не могу показать на нее пальцем, это еще не значит, что ее нет, — парировал Дюваль. — Где находится гений Бинеса? Вот мы у него в мозгу. Покажите мне его гений.
— Довольно! — рявкнул Грант.
Микаэлс крикнул Оуэнсу:
— Мы почти на месте. Двигайтесь к капиллярам в указанном месте. Проскочим.
— Вы только представьте себе, — задумчиво молвил Дюваль, — Мы ведь находимся не просто в мозгу человека. Все, что вокруг нас, — это разум научного гения, которого сам я ставлю на одну доску с Ньютоном.
Он немного помолчал, а потом продекламировал:
…Где статуя стояла Ньютона с призмою,
В задумчивом молчанье,
И разум, в мраморе запечатленный вечно,
Блуждал морями мысли одиноко,—
благоговейным шепотом закончил Грант.
Они оба помолчали, и Грант сказал:
— Вы полагаете, что Вордсворт думал о чем-то подобном, когда писал о «морях мысли»? Это ведь действительно моря мысли, разве не так?
— Я и не знала, что вы поэтическая натура, Грант, — заметила Кора.
Грант кивнул.
— Много мускулов и ни грамма мозгов. Я такой.
— Не обижайтесь.
Вмешался Микаэлс.
— Господа, когда закончите бормотать поэтическую ерунду, посмотрите вперед.
Он показал рукой. Корабль снова находился в кровеносной системе, но красные кровяные тельца (синеватые на вид) плавали вокруг вяло, безжизненно, подталкиваемые время от времени броуновским движением молекул. Прямо по курсу нависла тень.
Сквозь тонкую стенку капилляра можно было рассмотреть лес дендритов, каждый ствол, каждый отросток, по которым пробегали мерцающие огоньки — но все медленнее и медленнее. Дойдя до определенного места, огоньки гасли.
«Протей» остановился. Несколько мгновений стояла тишина, потом Оуэнс тихо проговорил:
— Думаю, мы дошли до цели нашей экспедиции.
Дюваль кивнул.
— Да. Это тромб.
Глава 17ТРОМБ
— Обратите внимание, что нервная активность обрывается у тромба, — сказал Дюваль. — Это видимые последствия повреждения нервов. Возможно, непоправимые. Я не уверен, что мы сумеем теперь спасти Бинеса, даже если разрушим этот тромб.
— Быстро вы сориентировались, доктор, — саркастично заметил Микаэлс. — Вот и отговорка, если что.
— Заткнитесь, Микаэлс, — холодно сказал Грант.
— Надевайте скафандр, мисс Петерсон, — скомандовал Дюваль. — Пора браться за работу. И не забудьте вывернуть его наизнанку. Антитела уже приспособились к его внешней поверхности, нужно подсунуть им что-нибудь другое.
Микаэлс слабо ухмыльнулся.
— Можете не спешить. Мы опоздали. — Он показал на хронометр, на котором медленно, очень медленно цифра «семь» сменялась на «шесть».
И добавил:
— Вы не успеете завершить операцию достаточно быстро, чтобы мы добрались до исходной точки, откуда нас достанут. Даже если операция пройдет успешно, мы останемся в теле Бинеса, увеличимся и убьем его.
Дюваль продолжал выворачивать скафандр. Как и Кора.
— Ну, даже если мы задержимся, хуже, чем есть, ему не будет, — заметил Дюваль.
— А нам? Мы-то будем увеличиваться постепенно. Может, пройдет целая минута, пока мы увеличимся до таких размеров, что нами заинтересуются белые клетки. А рядом с тромбом они кишмя кишат. Они нас сожрут заживо!
— Ну и что?
— Сомневаюсь, что и «Протей» и мы переживем давление, которое обрушится на нас в пищеварительной вакуоли лейкоцита. Только не при наших размерах и после всего, что довелось вытерпеть и нам, и кораблю. Мы, конечно, увеличимся и достигнем прежних размеров, но это будет полуразрушенный корабль с одними трупами на борту. Так что, Оуэнс, давайте выбираться отсюда. И чем быстрей, тем лучше.
— Прекратить! — яростно прорычал Грант — Оуэнс, сколько потребуется времени, чтобы вернуться на исходную позицию?
— Две минуты, — тихо сказал Оуэнс.
— Значит, четыре минуты у нас есть. А то и больше. Разве увеличение через час после начала операции — это непреложный факт? Может, мы задержимся в этом состоянии еще на некоторое время. Может, поле миниатюризации простоит чуть дольше, чем ожидалось?
— Все может быть, — пробормотал Микаэлс, — но не обольщайтесь. У нас в запасе минута. Максимум две. Мы не можем обойти принцип неопределенности.
— Отлично. Две минуты. А сколько займет сам процесс деминиатюризации? Он может затянуться?
— Ну, это произойдет за одну-две минуты, если повезет, — ответил Дюваль.
— Все дело в хаотичной природе основ вселенной. Если повезет, если удача нам улыбнется… — вставил Оуэнс.
— Но в лучшем случае, — поддакнул Микаэлс, — не больше Двух минут.
— Хорошо, — сказал Грант. — У нас есть четыре минуты, плюс еще две про запас, плюс одна-две минуты постепенного увеличения — до того момента, как мы значительно повредим Бинесу. Итого семь минут, да при нашем растянутом восприятии времени… Давайте, Дюваль!
— Все, чего ты, идиот, добьешься, так это смерти Бинеса, а заодно и всех нас! — разошелся Микаэлс. — Оуэнс, возвращайтесь к исходной точке!
Оуэнс не спешил подчиняться.
Грант подскочил к лестнице и забрался в кабину управления. И быстро приказал:
— Отключайте двигатель, Оуэнс. Отключайте немедленно!
Рука Оуэнса протянулась к переключателю и зависла над ним. Тут же Грант быстро накрыл ее своей ладонью, нетерпеливым движением переведя рычаг в позицию «выключено».
— А теперь спускайтесь вниз. Вниз, я сказал.
Он почти вытолкал Оуэнса из кресла и стащил вниз по лестнице. Вся эта сцена продолжалась несколько мгновений. Микаэлс следил за ними, открыв рот, слишком ошеломленный, чтобы успеть что-либо предпринять.
— Что вы делаете, черт возьми? — наконец закричал он.
— Корабль останется здесь, — объяснил Грант, — пока не закончится операция. Дюваль, на выход.
— Возьмите лазер, мисс Петерсон, — сказал Дюваль. Они оба уже были в скафандрах. Костюм девушки сверкал швами и казался каким-то бугристым.
— Наверняка я выгляжу настоящим чучелом, — пошутила Кора.
— Вы с ума сошли! — бушевал Микаэлс. — Вы все! Поздно что-либо делать. Это же самоубийство. Поймите же, — доказывал он с пеной у рта, — у вас ничего не получится!