Рейд усмехнулся, а Картер залился краской и начал старательно изучать кончик своей сигары.
— Я не в обиде, конечно, — продолжал Грант. — Расхлебывать кашу — часть моей профессии. Но только если я сам ее заварил. Потому я и выжидал, хотел быть до конца уверенным. Да так и не дождался. У нас случилось несколько неприятных совпадений, если только их можно назвать совпадениями. Например, сломался лазер. Получается, его сломала мисс Петерсон? Почему же тогда она действовала так грубо? Она — специалист и могла бы повредить лазер так, чтобы с виду он казался в порядке, а на деле не работал. Она спокойно могла бы сбить прицел, чтобы Дюваль промахнулся и повредил нерв, а то и убил Бинеса. Такое явное повреждение лазера — результат несчастного случая. Или неумелой попытки разбить его. Что мог сделать каждый, но не мисс Петерсон.
Грант помолчал.
— Потом отвязалась моя страховка, когда я полез в легкие. В результате я едва не погиб. Логичнее всего было заподозрить Дюваля, но ведь именно он предложил посветить прожекторами корабля в щель, что меня и спасло. Какой смысл сперва стараться убить меня, а потом спасать? Никакого. Либо страховка отвязалась случайно, либо ее кто-то отвязал, но не Дюваль. Мы лишились запаса воздуха, — продолжал Грант. — Оуэнс вполне мог организовать такую поломку. Но потом, когда мы протянули шланг, он вытворял чудеса с полем миниатюризатора. Если бы он не сказал нам, что можно миниатюризировать воздух, а не только твердые тела, мы бы понятия об этом не имели и не подумали бы обвинить его в саботаже. Для чего выпускать запасы воздуха, а потом работать как проклятый, чтобы их пополнить? Опять же, либо это была случайность, либо в саботаже можно обвинить кого угодно, но не Оуэнса. Себя я в расчет решил не брать. Я-то знал, что я ни при чем. Остается Микаэлс.
— Вы пришли к выводу, — сказал Картер, — что во всех этих неурядицах виноват он.
— Нет, поскольку они могли быть простыми случайностями. Но если рассматривать их с точки зрения саботажа, то Микаэлса можно заподозрить в первую очередь. Именно он постоянно настаивал на немедленном возвращении всякий раз, как мы оказывались в затруднении, и именно он мог причинить наибольший ущерб своим саботажем. Итак, остановимся на Микаэлсе. Первая неудача: мы провалились в артериально-венозную фистулу. Или он действительно ее проглядел, или он сознательно направил корабль в нее. Но если это результат саботажа, то здесь нет никаких сомнений, только один виноват в этом — Микаэлс. Он сам признался, что это его вина. Только он мог завести нас в эту дыру. Только он знал кровеносную систему Бинеса как свои пять пальцев и мог заприметить крохотную фистулу. Именно он указал, в какой участок артерии нужно вводить субмарину.
— Ну, это могла быть и простая ошибка, ему не повезло — не доглядел, — возразил Рейд.
— Вот-вот! Но во всех последующих случаях те, по чьей вине мы оказывались в трудном положении, тут же бросались исправлять ошибку. А Микаэлс, когда мы выплыли в вену, начал сразу же доказывать, что все пропало и нужно немедленно возвращаться. И говорил то же самое во всех остальных случаях. Только он постоянно твердил об этом. И все же, насколько я могу судить, натолкнуло меня на подозрения не это.
— Гм, а что же тогда? — поинтересовался Картер.
— Когда экспедиция только началась, нас уменьшили и ввели в сонную артерию — я ужасно перепугался. Все чувствовали себя не на месте, если не сказать хуже, но Микаэлс трусил сильнее всех. Его просто сковало от ужаса. Я это сразу заметил. Но ничего особенного не подумал. Как я уже сказал, у меня самого поджилки тряслись и, признаться, я был рад, что не один такой. Но…
— Но?
— Но когда мы выбрались из этой треклятой фистулы, Микаэлс ни разу не проявил страха. Когда бы мы ни волновались, он оставался спокоен. Бесстрастен, как скала. Собственно, в самом начале путешествия он долго расписывал мне, какой он трус, — видимо, чтобы объяснить свой явный страх. Но под конец, когда Дюваль назвал его трусом, он чуть горло тому не перегрыз. Такие резкие перемены казались мне все более странными.
Грант помолчал, потом добавил:
— Мне казалось, что его начальный страх был вызван чем-то особенным. Когда он сталкивался с какой-нибудь опасностью наравне со всеми, он вел себя как человек отважный. Может, просто ему легче встречать опасность, когда о ней знают все. И он становится трусом, когда не может разделить риск с остальными, когда вынужден идти навстречу смерти в одиночку.
В самом начале все мы перетрусили, когда нас принялись уменьшать, но все закончилось вполне безобидно. Собственно, мы намеревались добраться до тромба, провернуть операцию и вернуться за десять минут. Все так и думали. Но только Микаэлс догадывался о том, что нас ждет. Он один знал об опасности — что нас затянет в водоворот. На совещании Оуэнс упомянул, что субмарина чрезвычайно уязвима, и Микаэлс думал, что мы идем на смерть. Он ждал, что мы погибнем. Неудивительно, что его так трясло.
Когда мы выбрались из фистулы и корабль не развалился на части, он чуть с ума не сошел от радости. Кроме того, он был уверен, что миссия провалена, и потому больше особенно не беспокоился. Но с каждым нашим успешным решением очередной проблемы его все больше разбирала злость. Он уже не боялся, а просто злился. К тому времени, как мы добрались до уха, я был почти уверен, что нужный тип — не Дюваль, а Микаэлс.
Я не позволил Дювалю испытать лазер раньше времени, когда Микаэлс начал настаивать на этом. Я приказал ему возвращаться на корабль, когда полез спасать мисс Петерсон от антител. Но под конец я все-таки допустил ошибку. Я не остался возле него во время самой операции и тем самым позволил ему захватить субмарину. Но поскольку я все еще немного сомневался, предполагая…
— Что за всем этим может стоять Дюваль? — спросил Картер.
— Да. Потому и вышел, чтобы посмотреть на его работу, хотя ничего не сумел бы предпринять, даже если бы Дюваль и оказался настоящим предателем. Если бы не этот идиотский шаг, мы бы вернулись на целом корабле и Микаэлс остался бы жив.
— Что ж. — Картер встал. — Это цена победы. Бинес остался жив и постепенно поправляется. Хотя, сдается мне, Оуэнс думает иначе. Он был просто влюблен в свой корабль.
— Не корите его, — сказал Грант. — Это было чудесное судно. Гм… А вы не знаете, где сейчас мисс Петерсон?
— Наверху, совсем рядом, — ответил Рейд, — Она оказалась выносливей вас.
— Я имею в виду, она до сих пор в Центре?
— Да. Наверное, в кабинете Дюваля.
— Угу, — буркнул Грант уже не так уверенно, — Ну, я приму душ, побреюсь и поднимусь туда.
Кора сложила бумаги.
— Доктор Дюваль, если с отчетом можно подождать до понедельника, я бы отдохнула в выходные.
— Да, конечно, — согласился Дюваль. — Думаю, что мы все заслужили небольшой отдых. Как вы себя чувствуете?
— Кажется, все в порядке.
— Но какая была экспедиция, вы не находите?
Кора улыбнулась и пошла к двери.
В дверь просунулась физиономия Гранта.
— Мисс Петерсон?
Кора застыла, потом узнала его и, улыбаясь, бросилась навстречу.
— А в кровеносной системе я была для вас Корой!
— А сейчас можно мне вас так называть?
— Конечно! Надеюсь, вы будете звать меня только так. Грант помедлил.
— Можете звать меня Чарльзом. Когда-нибудь настанет день, когда вам можно будет назвать меня Чарли.
— Я попробую, Чарльз.
— Когда вы заканчиваете работу?
— Уже закончила. Все выходные я свободна.
Грант поразмыслил с минуту, потер свежевыбритый подбородок, потом кивнул в сторону Дюваля, который склонился над своим столом.
— Вы все еще не отходите от него ни на шаг? — наконец спросил он.
Кора серьезно сказала:
— Я восхищаюсь его работой. Он — моей, — Она пожала плечами.
— А можно, я буду восхищаться вами? — спросил Грант.
Она задумалась, потом слегка улыбнулась.
— В любое время, когда вам захочется. И так долго, как вам захочется. Но только если я тоже смогу иногда восхищаться вами.
— Вы только предупредите меня, и я сразу встану в картинную позу!
Они засмеялись. Дюваль оторвался от бумаг, увидел их возле двери и махнул рукой — то ли приветствие, то ли прощание.
— Хочу переодеться в нормальную одежду, а потом зайти к Бинесу. Идет? — спросила Кора.
— А что, к нему пускают посетителей?
Кора отрицательно покачала головой.
— Но мы — посетители особенные.
Глаза Бинеса были открыты. Он попытался улыбнуться.
Сиделка тревожно прошептала:
— Только одну минутку! Он не знает, что случилось, потому не говорите ему ничего об этом.
— Понятно, — сказал Грант.
И, понизив голос, обратился к Бинесу:
— Как вы?
Бинес снова постарался улыбнуться.
— Не знаю. Устал. Голова болит, и правый глаз печет, но, кажется, ничего страшного.
— Хорошо!
— Ну, чтобы прикончить ученого, недостаточно просто огреть его по голове, — сказал Бинес. — Все математики утверждают, что череп человека прочнее камня, а?
— Мы очень этому рады, — мягко сказала Кора.
— Теперь мне предстоит вспомнить, что я собирался здесь рассказать. Пока кое-что неясно, но память постепенно возвращается. Все это находится во мне, только во мне! — Теперь он смог улыбнуться.
— Вы бы удивились, профессор, если бы знали, сколько интересного в вас находится, — пошутил Грант.
Сиделка шикнула на них, и им пришлось уйти. Они шли, рука об руку, навстречу миру, который уже не пугал, а только сулил радость и счастье.
Фантастическое путешествие II:Место назначения — мозг
Глава 1НУЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК
«Тот, в ком нуждаются, должен научиться противостоять лести».
— Простите, вы говорите по-русски? — раздалось музыкальное контральто.