— Вы пытались заниматься этим? Неужели, работая с живым человеческим мозгом, вы не подставляете уязвимые места под судебные иски и криминальные разбирательства?
— Что вы, я не сумасшедший. Работаю с животными. Вынужден работать с ними.
— То же самое вы говорили два года назад. Полагаю, вы не сделали потрясающих открытий за последнее время?
— Нет. Но я убежден, что прав.
— Собственное убеждение ничего не значит, если вы не в состоянии убедить в этом кого-нибудь еще. Но сейчас я хочу задать другой вопрос. За последние два года произошло ли нечто, способное убедить в этой идее русских?
— Русских?
— Да. Почему мой вопрос вызывает удивление, доктор Моррисон? Разве не вы провели пару часов, беседуя с доктором Барановой? Не от нее ли вы только что удалились в большой спешке?
— Доктор Баранова? — Моррисон в замешательстве только и смог, словно попугай, повторить имя.
Лицо Родано сохраняло дружелюбие:
— Точно. Старая знакомая. Мы наблюдаем за ней каждый раз, когда она приезжает в Соединенные Штаты.
— Звучит как в старые недобрые времена, — пробормотал Моррисон.
Родано пожал плечами:
— Совсем нет. Теперь не существует опасности атомной войны. Мы вежливы друг с другом. Советский Союз и мы. Сотрудничаем в космосе. У нас совместная горнорудная станция на Луне, свободный въезд на космические поселения. Благоприятная обстановка и дружеские отношения. Но, доктор, кое-что неизменно. Мы следим за политическими компаньонами, русскими, только для того, чтобы не сомневаться в их доброжелательности. Почему бы и нет? Они же следят за нами.
— Но вы следите и за мной.
— Вы прогуливались с доктором Барановой. Потому и попали в поле нашего зрения.
— Подобное никогда не повторится, уверяю вас. Сделаю все, чтобы избежать встречи с ней. Она — сумасшедшая.
— Да?
— Поверьте мне на слово. Послушайте, все, о чем мы с ней говорили, не является секретным, насколько мне известно. Я свободно могу повторить каждое ее слово. Баранова принимает участие в проекте по миниатюризации.
— Наслышаны об этом, — непринужденно бросил Родано, — На Урале специально построили город, где занимаются экспериментами в этой области.
— Что-нибудь известно об их достижениях?
— Сомневаюсь.
— Она заявила, будто они добились настоящей минимизации.
Родано молчал.
Моррисон подождал немного, ожидая реакции гостя, и наконец прервал паузу:
— Только это невозможно, скажу я вам. С научной точки зрения невозможно. Вы должны понять. А так как сфера вашей деятельности — славянские языки и экономика, поверьте мне на слово.
— Зачем, друг мой? Многие считают это невозможным, но мы не уверены. Советские ученые вольны играть в минимизацию, если им приспичило, но мы не желаем, чтобы они опередили нас. В конце концов, мы не знаем, что ожидать от подобного открытия.
— Нет никакой причины для волнений. Если наше правительство действительно беспокоится, вдруг Советский Союз опередит нас в технологии, то безумие минимизации ускорится. Пусть Советы тратят деньги, время и средства и сосредотачивают на ней научный потенциал. Все впустую.
— Тем не менее, — возразил Родано, — я не думаю, что доктор Баранова безумна или глупа, во всяком случае, не безумнее и не глупее вас. Знаете, что пришло мне в голову, пока я наблюдал за вами во время беседы в парке? Мне показалось, она нуждается в вашей помощи. Возможно, считает, что с помощью ваших теорий в нейрофизике вы способны помочь русским продвинуться в области минимизации. Их и ваши сверхъестественные идеи в сумме составят нечто реалистичное.
Моррисон сжал губы:
— Мне нечего скрывать, поэтому заявляю: вы правы. Она хочет, чтобы я отправился в Советский Союз и помог в проекте минимизации. Меня не интересует, как вы узнали об их планах, но не думаю, что имеет место случайная догадка.
Родано улыбнулся, а Моррисон продолжил:
— Как бы там ни было, я сказал твердое «нет». И удалился. Могу представить вам отчет о беседе, если дадите время. Да я уже отчитываюсь! У вас нет оснований не верить мне, с какой стати я должен принимать участие в бессмысленном проекте? Если бы я намеревался работать против своей страны, хоть это и полный бред, как физик я бы никогда не вляпался в подобное безумие! С таким же успехом можно корпеть над вечным двигателем, или антигравитацией, или сверхсветовым полетом, или… — Доктор от волнения покрылся испариной.
Родано вежливо прервал его излияния:
— Что вы, доктор Моррисон, никто не сомневается в вашей благонадежности. И я, разумеется, тоже. Меня сюда привело не то, что вы вступили в беседу с русской. Как раз наоборот. Мы думаем, что она вам может сделать некое предложение, а вы ей откажете.
— Что?
— Поймите меня, доктор Моррисон. Пожалуйста, поймите правильно. Мы вам настоятельно советуем, мы бы очень хотели, чтобы вы поехали с доктором Барановой в СССР.
Моррисон побледнел, губы его задрожали, он уставился на Родано. Затем запустил правую руку в волосы и выдавил из себя:
— Зачем вам надо, чтобы я поехал в Советский Союз?
— Не я хочу этого. Таково желание правительства Соединенных Штатов.
— Почему?
— Причины вполне понятны. Советский Союз занимается экспериментами в области минимизации, а нам необходимо узнать о них как можно больше.
— У вас есть мадам Баранова. Эта дамочка должна знать многое. Схватите ее и вытрясите информацию.
Родано вздохнул и произнес:
— Я знаю, вы шутите. Прошли те времена, когда подобные методы были в чести. Сами знаете. Советский Союз сразу же предъявит обвинение, и мировая общественность поддержит их. Давайте не будем тратить время на подобную ерунду.
— Хорошо. Официально мы не можем действовать грубо. Но, полагаю, есть агенты, которые пытаются докопаться до подробностей.
— «Пытаются» — не то слово, доктор. У нас есть агенты в Советском Союзе, не говоря об изощренной технике шпионажа как на Земле, так и в космосе. Кстати, русские от нас не отстают. Обе стороны преуспели в слежке и хорошо освоили конспирацию. Хотя русские несколько обогнали нас в этом. Даже сейчас Советский Союз не открытая страна, у них более чем вековой опыт секретности.
— Что вы хотите от меня?
— Вы — совсем другое дело. Агент отправляется в Советский Союз или другие регионы, где русские действуют под прикрытием, которое вполне можно раскрыть. Он — или она — должен внедриться туда, где его никто не ждет, и добыть секретную информацию. Это нелегко. Часто их ожидает провал, что всегда неприятно. Вы — другое дело, вас приглашают официально, русские ведут себя так, будто нуждаются в вас. У вас есть шанс попасть в самый центр секретных исследований. Сколько возможностей ждет вас!
— Но мне сделали предложение только сейчас. Откуда такая осведомленность?
— Вами давно интересуются. Причина моего знакомства с вами два года назад — интерес, проявленный к вам еще тогда. Они были готовы сделать первый шаг. Мы хотели разобраться в этом.
Моррисон ритмично барабанил пальцами по ручке кресла.
— Давайте напрямую. Я соглашаюсь ехать с Натальей Барановой в Советский Союз, полагаю, туда, где работают над минимизацией. Притворяюсь, что помогаю…
— Вам не потребуется притворяться, — спокойно заметил Родано. — Помогите им, если сможете, особенно если вы в состоянии лучше изучить процесс.
— Ладно, помогу им. И затем, по возвращении, предоставлю вам полученную информацию.
— Именно.
— А если не будет никакой информации? Что, если все это — блеф чистой воды или самообман? Что, если они следуют за очередным Лысенко в никуда?
— Тогда мы перестанем сомневаться. Новость окажется приятной. Ведь главное знать точно, а не путаться в догадках. В конце концов, русские, в чем мы абсолютно уверены, находятся под впечатлением наших успехов в области антигравитации. Они не в курсе, а мы не намерены говорить им правду. Пока мы не приглашаем советских ученых приехать и помочь нам в исследованиях. Коли на то пошло, есть сведения, что китайцы работают над сверхсветовыми полетами. Как ни странно, их вы тоже считаете теоретически невозможными. Правда, я не слышал, чтобы кто-то занимался вечным двигателем.
— Государства играют в нелепые игры, — заметил Моррисон. — Почему бы нам не договориться о сотрудничестве? Это напоминает о старых временах.
— Жить в наше время — еще не значит жить в раю. Остались подозрения и желание опередить друг друга. Возможно, это и к лучшему. Когда люди увлекаются техническим и научным прогрессом, наступают счастливые мирные времена. Как только мы перестанем таскать научные достижения у соседей и друзей, сразу впадем в праздность, над нами нависнет угроза остановки в развитии.
— Значит, если я поеду и в конечном счете доложу вполне авторитетно, что русские работают впустую или действительно достигли успехов в такой-то области, я окажу помощь не только Соединенным Штатам, но и всему миру, включая даже Советский Союз?
Родано одобрительно закивал:
— Верный подход, давно бы так.
— Не могу не восхищаться вами. Вы умны, вы — мастер своего дела. И все же я не заглотнул вашу наживку. Я за сотрудничество между нациями и не собираюсь играть в шпионские игры двадцатого века, особенно когда на дворе стоит двадцать первый, эпоха рационализма. Я сказал доктору Барановой «нет» и вам отвечаю — «нет».
— Вы отдаете себе отчет, что таково желание правительства?
— Я понимаю, что вы меня просите, и все же я вам отказываю. Даже если вы представляете само правительство, я готов отказать и правительству.
Моррисон раскраснелся, оживился. Сердце бешено стучало в груди, он чувствовал себя героем.
«Никто не заставит меня изменить решение, — думал он. — Что со мной сделают? Бросят в тюрьму? За что? Для этого необходимо предъявить обвинение». Доктор приготовился к гневным упрекам, к угрозам.
Родано смущенно глянул в его сторону.
— Почему вы отказываетесь, доктор Моррисон? — спросил он, — Разве в вас нет чувства патриотизма?