— Как она догадается, что мы неперевариваемый объект?
— Получив сигнал активизироваться, лейкоцит должен пройти весь цикл. Его действия подчинены заложенной раз и навсегда программе. — Калинина определенно злилась на тугодумов.
— Мне кажется, лейкоцит не отстанет от нас до тех пор, пока не получит определенный сигнал, способный переключить процесс поглощения на обратный процесс — выброс.
Баранова заметила:
— Сейчас снова имеем заряд красного кровяного тельца. Лейкоциты не питаются красными кровяными тельцами.
— Мы опоздали. — Голос Калининой немного задрожал. — Характеристики эритроцита спасают от поглощения лейкоцитами. Но никто не застрахован от случайностей. Мы в ловушке.
Пять пар глаз были прикованы к происходящему вне корабля.
— По моему убеждению, — продолжала Калинина, — должен существовать определенный заряд, позволяющий лейкоциту идентифицировать неперевариваемый объект. Заряд после поглощения дает сигнал к отторжению инородного тела.
— Соня, душечка, так посигналь ему наконец! — горячо попросил Дежнев.
— С удовольствием, — ответила Калинина, — если ты скажешь мне, как именно. Я не могу наугад перебирать все характеристики подряд.
— Честно говоря, — вступил в разговор Конев, — можем ли мы вообще быть уверены в том, что лейкоцит отторгает что-либо? Возможно, неперевариваемые объекты просто остаются внутри, а затем удаляются вместе с естественными выделениями?
Баранова нервно прервала его, она определенно осознавала свою ответственность за создавшееся положение:
— Конструктивные предложения имеются?
— Включить двигатели, чтобы вырваться из ловушки, — предложил Дежнев.
— Нет, — отрезала Баранова. — Находясь внутри пищеварительной вакуоли, мы можем совершать только вращательные движения, или же сама вакуоль может двигаться внутри клетки. Если мы, включив двигатели, вырвемся наружу, то, скорее всего, повредим стенку кровеносного сосуда и сам мозг.
В разговор вступил Конев:
— Но мы должны учесть и то, что белая клетка сама может выйти из капилляра, проникнув между клетками его стенки. Мы продвигались по артериальной ветви, сузившейся до капиллярного размера. Есть ли уверенность, что мы все еще находимся в токе крови?
— Вот это-то как раз неоспоримо, — неожиданно для всех встрял Моррисон. — Белая клетка может уменьшиться до нужного размера, но она способна также уменьшить и нас. Если бы ей пришлось пробираться сквозь стенку сосуда, она сначала извергла бы нас наружу. Но, к сожалению, она этого не сделала.
— Молодец! — подал голос Дежнев. — Я тоже подумал об этом. Наташа, увеличь нас так, чтобы белую клетку разорвало в клочья. Она получит такое расстройство желудка, какого не испытывала никогда ранее.
Барановой идея не пришлась по вкусу:
— И повредить тем самым капилляр? Вы этого хотите? Размер кровеносного сосуда сейчас не превышает размера белой клетки.
— Может быть, Аркадий выйдет на связь с Гротом? — предложила Калинина.
На минуту воцарилось молчание. Затем Баранова проговорила:
— Не сейчас. Мы попали в дурацкое положение. Точнее — вина полностью на мне. Но будет лучше, если мы обойдемся собственными силами.
— Мы не можем ждать бесконечно, — озабоченно заметил Конев. — Дело в том, что я даже не знаю, где мы сейчас находимся. При расчетах полагается брать за основу какую-то определенную скорость движения, а дрейф белой клетки в токе крови такой возможности не дает. Может, понадобится и помощь Грота. Иначе как мы объясним, что не знаем собственных координат?
— А как насчет кондиционеров? — спросил Моррисон.
Повисла пауза. Потом Баранова озадаченно спросила:
— Ты о чем, Альберт?
— Мы постоянно излучаем в окружающее пространство миниатюризированные субатомные частицы. Они уносят тепловую энергию, благодаря этому мы поддерживаем нормальную температуру, несмотря на всепроникающее тепло тела, внутри которого мы находимся. Как белая клетка воспримет понижение температуры? Если включить кондиционеры, белая клетка, может, и отторгнет нас.
Подумав немного, Баранова ответила:
— Возможно, это сработает…
— Ша! — Дежнев был сама активность. — Я уже врубил кондиционеры на полную катушку.
Моррисон усиленно вглядывался в белесый туман, нависший над кораблем. Удивительно, в душе его не было паники. Доктор не боялся провала эксперимента, и ему было плевать на здоровье Шапирова. Он неожиданно понял, что, переступив некую черту, укротив свои опасения и страхи, для него стало необычайно важным успешно дойти до конца и проверить собственные теории.
Голос Дежнева прервал его размышления:
— Пожалуй, зверюшке не по вкусу происходящее.
В салоне корабля стояла холодрыга. Тонкий хлопчатобумажный комбинезон не спасал от стужи. Кажется, сработало. Клетка, съежившись, поспешила удалиться, позабыв о жертве.
— Слава богу! — воскликнула Наталья.
Дежнев победно провозгласил:
— С радостью поднял бы тост за нашего американского героя. Это было великолепное предложение!
Калинина кивнула Моррисону и улыбнулась:
— Хорошая идея!
— Нет худа без добра. Зато теперь мы знаем, техника может делать то, что ей положено, Софья. Аркадий, уменьши-ка мощность кондиционеров, пока мы все не заработали воспаление легких. — Наталья улыбалась, благосклонно посматривая на Альберта.
— Я несказанно рад, — буркнул Конев, — Но, к сожалению, белая клетка устроила нам весьма нежелательную экскурсию. Мы сбились с курса.
Баранова поджала губы и натянуто спросила:
— То есть? Всего-то несколько минут мы провели внутри белой клетки. Не бросила же она нас в печень.
— Нет, мадам, — Конев явно приуныл, — мы не в печени. Полагаю, белая клетка, увлекая нас за собой, повернула в боковое ответвление капилляра.
— В какой из капилляров мы повернули? — спросила Баранова.
— Сложный вопрос. Не могу определить, в какой именно.
— А эта красная точка… — начал Моррисон.
— Красный маркер, — сразу же перебил его Конев, — действует на чистых расчетах. Зная местоположение и скорость, с которой мы движемся, я бы заставил маркер двигаться, отмечая наш путь.
— Ты имеешь в виду, — недоверчиво спросил Моррисон, — что маркер отмечает наше местонахождение лишь после того, как ты с помощью расчетов задашь ему направление, и не более?
— Маркер не всесилен, — холодно сказал Конев. — Он предназначен лишь для того, чтобы отмечать наше местоположение и чтобы не потеряться в сложной трехмерной системе кровеносных сосудов и нейтронной сети, но нам приходится управлять им. Также наше местоположение может быть определено из центра, но на это уйдет время.
— А почему белая клетка свернула в капилляры? — Дежнев первым задал этот вопрос.
Конев покраснел. Он заговорил так быстро, что Моррисон еле разбирал русские слова:
— Почем мне знать? Я что — читаю мысли белых клеток?
— Хватит, — резковато выступил Моррисон. — Теперь не время для ссор. Выход крайне простой. Мы находимся в капилляре. Очень хорошо. Кровь в капилляре течет с маленькой скоростью. Что мешает нам воспользоваться микроплазменными двигателями? Включив их на задний ход, мы вернемся к пересечению с артерией и войдем в нее. Затем продолжим движение вперед до поворота и окажемся в нужном капилляре. На все это уйдет немного времени и мощности двигателей.
Все изумленно уставились на Моррисона. Даже Конев, нахмурившись, взглянул на Альберта.
Моррисон спросил озадаченно:
— Чего вы уставились на меня? Разве никто из вас не сидел за рулем?
Баранова покачала головой:
— Альберт, мне очень жаль. У нас нет заднего хода.
— Что? — Глаза Моррисона вылезли на лоб.
— У нас нет заднего хода. Только прямой — и все.
Моррисон не верил своим ушам:
— Совсем нет задней передачи?
— Совсем.
И тут доктора прорвало:
— Более идиотской ситуации нельзя и придумать! Только в Сов… — Тут он остановился.
— Закончи, закончи мысль, — устало перебила Баранова, переходя на «ты». — Ты собирался сказать, что только в Советском Союзе могла возникнуть такая ситуация.
Моррисон проворчал:
— Да, я по-настоящему зол.
— А ты думаешь, мы не рассержены? — спросила Баранова, глядя ему прямо в глаза. — Знаешь, сколько времени строили этот корабль? Годы. Многие годы. Мы думали о возможности проникновения в кровь и исследования изнутри организма млекопитающего — если не человека — с того самого момента, когда минимизация впервые стала практически возможной. С нашими планами росла и стоимость проекта. Чтобы не взбеленить московское начальство, пришлось уступить. Конструкция корабля все упрощалась и упрощалась. В конце концов мы остановились на корабле, не требующем энергии для движения и пригодном только для наблюдений, рассчитывали войти в кровеносный сосуд и двигаться с током крови. Получив информацию, мы бы вернулись к нормальным размерам. В качестве объекта для опыта планировалось, конечно, только животное. И наш эксперимент сулил бы ему гибель. Кто же знал, что мы отправимся внутрь человека?
Моррисон поостыл, его злость сменилась заинтересованностью:
— И что же вы сделали?
— В короткие сроки мы усовершенствовали микроплазменные двигатели и еще пару приборов, в страхе, что в любой момент Шапиров может умереть. Боялись и напортачить в спешке. Правда, выбранные двигатели пригодны только для ускорения в случае крайней необходимости. В результате — отсутствие заднего хода.
— И никто не подумал о ситуации, когда задний ход будет необходим?
— Это означало бы новые затраты, а денег нет.
Дежнев, вздохнув, сказал:
— И вот мы здесь. Как любил говорить мой отец: «Только недотепы обращаются к гадалкам. Кто еще будет так торопиться узнать плохие новости?»
— Не хочу казаться глупее, чем я есть, но все же спрошу: можем мы просто развернуть корабль? — Моррисон напряженно ждал ответа.
— Капилляр слишком узок, чтобы развернуть корабль… — покачал головой Дежнев.