— Как вы собираетесь выпустить меня?
— Как раз там, где ты сейчас стоишь, корпус двойной, — ответил Дежнев.
Чтобы рассмотреть, Моррисон резко обернулся и, конечно, туг же взлетел. Он совершенно забыл о невесомости и теперь беспомощно парил под потолком. Дежнев пришел ему на помощь. В конце концов Моррисон нашел нужное положение, уткнувшись носом в участок корпуса, где находился выход. Теперь, когда все его внимание было приковано к этой части потолка, ему казалось, что она менее прозрачна, чем другие. Хотя, возможно, это было просто игрой воображения.
— Помолчи, Альберт, — сказал Дежнев. — Мой отец любил говорить: «Только когда ребенок научится молчать, его можно считать разумным».
— Твой отец не знал о гравитации.
— Вакуумная камера, — продолжал Дежнев, игнорируя замечание Моррисона, — того же типа, что на аппаратах для исследования поверхности Луны. Внутренняя стенка камеры открывается, ты заходишь внутрь, она закрывается за тобой. Воздух в камере откачивается. Затем откроется внешняя стенка, и ты выйдешь наружу. Все очень просто. А теперь надевай шлем!
— Подожди. Как я вернусь назад?
— Точно так же. В обратном порядке.
Теперь, когда костюм был полностью застегнут, Моррисон испытал приступ клаустрофобии. Страх вернулся к нему.
Дежнев с помощью Конева, которому удалось повернуться в своем кресле, подталкивали его к вакуумной камере. Женщины остались на своих местах, напряженно следя за происходящим.
Моррисон даже думать о них забыл. Его теперь волновало только предстоящее событие. Сработает ли его план, не подкачает ли костюм, вернется ли он живым на борт корабля. Моррисон почувствовал за спиной скользящее движение. Теперь его отделяла от пространства извне только тонкая прозрачная перегородка. Доктор почувствовал себя туго спеленатым младенцем. Материал гидрокостюма уже не прилегал к телу, так как оставшийся внутри воздух противодействовал растущему снаружи вакууму. Открылась внешняя стенка, и Моррисон почувствовал мягкий толчок, от которого кувырком вылетел из корабля и окунулся в плазму крови.
Теперь он был совсем один.
Глава 11ПУНКТ НАЗНАЧЕНИЯ
«На пути может встретиться много интересного, но только если ты дойдешь до конца».
Моррисон сразу же почувствовал обволакивающее тепло, дыхание его участилось. Конев оказался прав, было жарко. Те самые тридцать семь градусов по Цельсию, словно в жаркий летний полдень. Собравшись, он огляделся. Баранова и вправду уменьшила корабль, пока он бултыхался в невесомости, облачаясь в костюм. В отдалении маячила стенка капилляра. Он видел только ее часть, так как между ним и стенкой сосуда находился огромный туманный объект. Наверняка красное кровяное тельце. Потом он увидел, как тромбоцит очень медленно проскользнул между красным кровяным тельцем и стенкой капилляра. Все объекты — эритроцит, тромбоцит, доктор Моррисон, корабль — медленно двигались вперед, подгоняемые слабым током крови.
Доктора удивило, что броуновское движение практически не чувствуется. Он заметил, что окружающие объекты слегка подрагивают. Даже клетки, выстилающие внутреннюю поверхность капилляра, казалось, немного смещались, оставляя довольно странное впечатление.
Но времени на анализ ситуации не было. Он должен выполнить план и вернуться на борт.
Моррисон находился примерно в метре от корабля. Хотя, если говорить по правде, расстояние измерялось микронами. Моррисон пошевелил ластами, стараясь приблизиться к кораблю. Плазма обладала большей плотностью, чем морская вода, что вызывало неприятное ощущение. Ко всему прочему, изнуряла жара. Моррисон покрылся испариной, но дал себе команду приступать к выполнению боевой операции. Он протянул руку к стенке корабля и не ощутил прикосновения к твердой поверхности. Впечатление было такое, будто он натолкнулся на пружинящую воздушную подушку, хотя видел, что между рукой и корпусом корабля нет ничего, разве только тонкая пленка жидкости.
После минутного раздумья Моррисон понял, в чем дело. Внешняя поверхность костюма имела отрицательный заряд, и та часть корпуса, до которой он дотронулся, — тоже. Одноименные заряды отталкивались. Пытаясь найти участок, заряженный положительно, Моррисон скользил руками по корпусу корабля, пока не почувствовал пластик. Заряд, однако, не был достаточно сильным, так как руки скользили.
Вдруг он осознал, что левая рука прилипла к корпусу. Миновав положительно заряженный участок, он попытался освободить руку. Никакого результата: рука словно приклеилась. Может, стоит сначала закрепить правую руку, а затем, отталкиваясь ею, освободить левую? Попытка не дала результата: он был как будто распят на корпусе корабля.
Моррисон закричал, дергая ногами в попытке освободиться.
Из корабля его видели, но какой знак он мог подать, если обе руки прикованы? Эритроцит, сопровождавший корабль, приблизился и придавил Моррисона к корпусу. К счастью, его грудь не была притянута, поскольку не попала на участок с положительным зарядом.
Калинина смотрела прямо на него, ее губы двигались, но он не мог читать по губам, во всяком случае по-русски. Она поколдовала над своим компьютером, и его левая рука освободилась. Вероятно, уменьшила силу заряда.
Моррисон кивнул головой, что, по его мнению, должно было быть расценено ею как благодарность. Теперь требовалось передвинуться к задней части корабля, отыскивая один за одним положительно заряженные участки.
Начав движение, он внезапно почувствовал себя придавленным к стенке. Но не силой электромагнитного взаимодействия, а эритроцитом, навалившимся на него всей массой.
— Пошел прочь! — крикнул Моррисон, правда, эритроцит на крик не реагировал и продолжал вести себя абсолютно спокойно.
Моррисон уперся в него руками, попытавшись отпихнуть от себя ластами. Эластичная пленка — поверхность эритроцита — прогнулась, но чем сильнее он давил, тем сильнее она оказывала сопротивление. И вдруг наконец его словно бросило на корпус корабля. Он попытался выровнять дыхание. Пот струился ручьями, доктор и сам не знал, что его быстрее доконает, жара или обезвоживание. Усилия, потраченные на борьбу с эритроцитом, усугубляли опасность перегрева. Моррисон ребром пластикового ласта нанес эритроциту еще один удар. Тонкая пелликула лопнула, как воздушный шарик. Под действием поверхностного натяжения разрыв увеличивался. Содержимое клетки вытекло, и эритроцит сдулся.
В глубине души даже шевельнулось чувство стыда, правда, доктор сразу напомнил себе, что в кровеносной системе насчитывается несколько триллионов красных кровяных телец, и срок жизни каждого из них — всего сто двадцать дней. Он сделал еще одну попытку добраться до задней части корабля. На внутренней поверхности костюма совсем не было конденсата. Поверхность костюма такая же теплая, как его тело, пластик не лип к коже. Влага, которую он принял за конденсат, скорее всего, была его собственным потом. Он добрался до хвостовой части, где сопла трех двигателей нарушали плавность линий. Он находился на максимально возможном удалении от центра тяжести корабля. Хорошо бы троице, оставшейся внутри, передвинуться как можно ближе к носовой части. Жаль, раньше не додумался сказать им. Что ж, пришла пора найти положительно заряженные участки корпуса, упереться руками и толкать! Он чувствовал легкое головокружение. Физического происхождения? Физиологического? Какая разница, все равно приятного мало.
Моррисон вздохнул и попытался стряхнуть пот с ресниц. И снова обозлился на тех идиотов, которые сконструировали костюм. Он уперся руками в стенку и попытался сдвинуть корабль, работая ластами. Масса корабля была всего несколько микрограммов. Но и он мог приложить усилие в несколько жалких микроэрг. И все же корабль поддался. Он заметил это по перемещению относительно стенки капилляра. Сейчас он не мог упереться в нее ногами, следовательно, корабль стоял поперек сосуда. Наконец удалось повернуть его на 90 градусов.
Моррисон в приступе гнева так сильно пнул корабль, что вполне мог бы пробить в капилляре дыру. Времени оставалось все меньше и меньше. К счастью, стенка капилляра пружинила, как резина. Корабль начал поворачиваться быстрее и… остановился.
Моррисон с трудом поднял глаза, он почти задыхался от жары.
Опять эритроцит. Несет же его нелегкая. В тесном пространстве капилляра они сталкивались, как машины в узком переулке. На этот раз Моррисон не стал ждать, сразу же нанес удар правой рукой и больше не сожалел о содеянном. Продолжая работать ногами, он поворачивал корабль. В какое-то мгновение ему показалось, что он уже установил его в нужном направлении. Но вдруг возникло сомнение: а что, если во время борьбы с эритроцитом он повернулся на сто восемьдесят градусов и теперь толкает корабль в противоположную сторону? Моррисон испытал легкое беспокойство. Сейчас корабль располагался параллельно продольной оси капилляра. Доктор оглянулся. Если клетки, выстилающие ее, направлены к носу корабля, то сам он направлен против течения к ответвлению артериолы. Похоже, избрано верное направление. Пора возвращаться, Моррисон не намеревался приносить себя в жертву науке. Посмертный героизм его не прельщал.
Где же вход, где же он? Руки беспомощно скользили по корпусу корабля.
Моррисон с трудом рассмотрел нужный участок корпуса и направился туда, почти теряя сознание. У него совсем не осталось сил. Тем не менее здравая мысль забрезжила в его мозгу: ему не понадобится сила. В условиях невесомости для тела, не имеющего массы, верх означает низ. На автопилоте он рванул вверх, и тут доктора накрыла непроглядная тьма.
Вначале доблестный американец почувствовал холод. Волну холода. Затем прикосновение чего-то холодного. Потом свет.
Он всматривался в светлое пятно над собой, пытаясь понять, что это. Пятно расплывалось. Потом он понял, что это лицо. Еще позже узнал милую мордашку Софьи Калининой.