— Что все это значит? — Самдар постучал ногтем — камень звенел.
Был час отдыха, вокруг камня столпились обитатели станции.
— Высказывайтесь, — предложил Самдар. — Кто что думает?
— Естественное это образование, — поддержала его Иванна, — или искусственное?
— Если естественное, — предположил Берни, — скажем, горный хрусталь, натуральнее было бы встретить его в горах, на месте рождения. Один мы нашли в горах, но другие — в лесу, даже в болоте. Горный хрусталь вырасти здесь не мог.
— Почему не мог?
— Потому что само название — горный — говорит само за себя.
— Но здесь другая планета!
— Вот именно… — согласились Иванна, Самдар.
— Может быть, камень рожден в горах, но перемещен в леса?
— Кем?
Трудный вопрос. Переместить кристалл мог кто-то. «Кого-то» на планете не было.
— Если предположить, что камень создан искусственно, то что он — маяк?
— Аккумулятор энергии?
— Памятник?… — посыпались вопросы со всех сторон.
— Погодите, — сказал Самдар, — это уже фантазия.
— Ты сам говорил, — возразила Симона Ронге, — кто что думает.
— Новый мир, — заметил Фаготин. — Здесь все возможно.
От этой мысли кое у кого по спине прошел холод.
— Планета имеет хозяев?…
— Бросьте! — возразил любимым словечком Берни. — Какие хозяева? Работаем четвертый месяц и никого не встретили.
Это звучало успокоительно, а может, хотелось отгородиться от загадки щитом, — все начали искать естественные причины для объяснения.
— Встречаются же на Земле изумруды, исландский шпат. Даже в крупных кристаллах!..
— Крупнее — выращивают искусственно.
Опять вернулись к тому же — к искусственному происхождению камня. Тайной веяло от кристалла, стоявшего в зале.
— Вспоминаю, — заговорил Фаготин, — тайну каменных шаров Бразилии, Коста-Рики. Шары идеально выточены, от нескольких сантиметров до четырех метров диаметром. И тоже в сельве, в болотах. Кто и зачем их сделал? Или они образовались сами?…
Фаготина слушали. Геннадий мог преподнести изюминку в рассуждениях.
— Существовал принцип средневекового монаха Оккама, — продолжал Геннадий. — «Не умножай число сущностей сверх необходимого». Может быть, принцип хорош для средневековья, но и в двадцатом веке им пользовались при столкновении с труднообъяснимыми фактами. Дали ему название — «Бритва Оккама». Больше: «бритвой» пользовались с энергией перевыполнявших план дровосеков.
На секунду Геннадий остановился — положить карандаш, который вертел в руках. Положил.
— Как всякий принцип, — продолжал он, — принцип Оккама односторонен: во что бы то ни стало непонятный факт объяснить естественными причинами… Так и насчет шаров. Вулканический пепел во время извержений скатывался по склонам гор. Кристаллизовался вокруг песчинок, образуя монолитные каменные шары. Их обволакивала порода, консервировала внутри себя, а когда время и непогоды размывали футляр, шары появлялись наружу в готовом виде. Не верите? — Геннадий заметил иронические улыбки. — Я тоже не совсем верю. Шары с вишню величиной — допустим. Но с двухэтажный дом… Принцип Оккама предлагал и другое объяснение: шары высечены человеком в доисторическую эпоху. Каменными рубилами. Идеально. С точностью радиуса до микрона.
Кто-то из картографов засмеялся. Геннадий пожал плечами: — Принципом Оккама можно объяснить все: взлетные полосы в долине Наска в Андах, парящие фигуры космонавтов на скалах Тассили…
— Такой успокоительный принцип, — не выдержала Иванна. — Баальбек — каменными рубилами, я об этом читала.
— Не будем осуждать двадцатый век… — примирительно сказала Симона.
— Но «бритва», — воскликнул Финн, — не слишком тонкий хирургический инструмент! «Бритвой» можно зарезать!
— Резали, — ответил Геннадий. — Сверхточный календарь майя, Антарктиду на древних картах с ее хребтами под километровым льдом — все объясняли, исходя из принципа монаха Оккама…
— С позиций камнерубильной техники, — добавил Финн.
— Вот и кристалл, — кивнул на его реплику Геннадий. — Предположим, что он вырос сам или его создала молния, выплавив из породы. Объяснение? Объяснение. Примите и успокойтесь… Вижу, что не хотите успокаиваться, — Геннадий жестом предотвратил готовые возражения. — Я не кончил! Есть иллюстрация к сказанному. К счастью, современная. Мы пришли в болота Альдеры — планета с аборигенами, эпохой палеолита, с пещерным свирепым укладом. Построили космодром из плит, больших, чем в Баальбеке. И, не скроем греха, ушли оттуда. Альды каменными рубилами — совпадение?… — до сих пор крушат покинутый космодром. Надстройки разнесены в прах… Через сто тысяч лет у альдов появятся свой Ньютон и свой Оккам. Останутся плиты в основании космодрома. Кто-то будет пытаться разгадать происхождение плит, увидит на них следы каменных топоров. И «Бритва Оккама» срежет всякую мысль о появлении здесь инопланетных разведчиков. К чему я веду? — закончил Геннадий. — Кристалл мне напоминает атомную решетку. Точки пересечения граней — узлы взаимодействия электронов. Похоже на атом. Похоже на символ. Безумная идея, скажете? Может быть, ее — бритвой?…
Охотников выступить с бритвой не находилось. Если на Земле еще остались загадки — те же каменные шары, — что можно ожидать на неизвестной планете?
Поговорили еще, пока Фаготин не предложил: — Кончаем дискуссию. Завтра работа. И послезавтра работа.
Кристалл оставили в зале, на подставке, как он стоял. Только подставку придвинули к окну, освободив середину зала.
Работа продолжалась. Все было просто и повседневно: пленки поступали одна за другой, переснимались на крупный план. Люди давали названия горам и долинам, завершая работу над картами, оживляя незнакомую землю своей фантазией, теплотой.
Названия записывались счетными машинами, передавались с одной станции на другую, чтобы не было дублирования.
Но дублирование возникало.
Симона Ронге озеро в хребтах южного полушария назвала Утренним. Счетная машина замигала желтыми лампами: такое название есть у Галлы Синозы в северной группе.
Симона вызывает Галлу по видео: — Уступи мне название.
— Не подумаю! — отвечает Галла.
— Оно мне нравится, — говорит Симона.
— Мне тоже нравится.
Симона изобретает уловку: — Я придумала его раньше тебя.
— Когда? — спрашивает Галла. В глазах у нее искорки смеха.
— В семь часов.
— А я без пяти семь! — возражает Галла.
— Галла… — Симоне хочется оставить название за собой.
— Не проси! — Глаза у Галлы большие, синие. Красивые глаза. Симона смотрит в них, любуется девушкой. Галла моложе всех в экспедиции, почти девочка. Название доставляет ей удовольствие. Галла даже краснеет, что приходится спорить с Симоной.
— Ладно, — уступает Симона. — В следующий раз…
— Уступлю! — Галла радостно трясет головой.
Симона готова выключить видео, но подходит Фаготин.
— Серенгу, — кивает Галле.
Галла кричит: — Виктор Андреевич!
В рамке появляется Виктор.
— Здравствуй, — приветствует его Геннадий. — Какие новости?
— Нормально, — отвечает Виктор. — Работаем.
— Я спрашиваю новости, — уточняет Геннадий.
— А… — Виктор перемещает рамку видео на тумбочку в углу комнаты. — Четыре вот такие призмы, — слышится его голос. — Одна величиной с бочку. В лесу.
— Дискутировали? — спрашивает Геннадий, показывая свою призму на столике у окна.
— Было, — отвечает Серенга.
— К чему пришли?
— Непонятные вещи.
— У тебя двое химиков, — напоминает Геннадий.
— Говорят, что стекло. Похоже на органическое.
— Искусственное?…
— Проводит электричество, как металл. Ребята еще возятся в лаборатории. Что будет интересное — сообщу.
— Сообщи.
Две-три недели прошли спокойно. Были найдены еще призмы, никто уже не удивлялся их прозрачности, месту находок — в ущельях и на равнинах.
Зато, как предвидел Фаготин, фантазия у картографов начала истощаться. Раньше, отметил Геннадий, чем следовало, — впереди полгода работы. Люди стали задумываться, повторяться, пришла апатия.
— Мыс Гаттерас, — предложил название Берни.
— Есть на Земле.
— Ну и что? — начинался спор. — Взяли же полуостров Рыбачий.
— И заменили.
— Да, заменили.
Однажды в такой вот час Симона сказала: — Реку в квадрате семьсот девять дробь девятьсот я назвала Аунауна.
Все повернули к ней лица.
— Аунауна, — повторила она.
— Ни на что не похоже, — запротестовал Игорь.
— Непохоже, — согласилась Симона. — Зато звучит.
— Ничего не звучит! — возразила Майя. — Аунауна…
— Не по-нашему как-то, — поднялся со своего места Самдар.
— Долго ты думала? — спросила Майя Симону.
— Думала… — неопределенно сказала Симона… — Не то что думала, звучит в ушах и звучит. Словно кто-то нашептывает.
— И у меня странные названия получаются, — вмешалась в разговор Иванна. — Я вот отдельно выписала: Зуулу, Роа…
К ней подошли.
— Зеее… — продолжала Иванна.
— Откуда ты их взяла?
— С потолка! — рассердилась Иванна. — Откуда мы все берем?
Тут же одумалась и сказала спокойно: — Сами появляются. Лезут в голову.
— Есть! — крикнул Берни, который за минуту до этого предлагал мысу название Гаттерас. — Мыс Моо!
— Ребята, и мне… — отозвался Василий Финн. — Какой-то гавайский язык: река Пееке…
У Берни уже стояло на карте: мыс Моо.
— Нет, хватит! — возразила Иванна и написала вдоль хребта, над которым сидела с полчаса: Зуулу.
Бросила карандаш: — Не могу!
— И я не могу! — Берни отодвинул прочь карту. — Наваждение!
— В уши так и дудит!..
Побросали карандаши. Происходило что-то странное, и все это чувствовали.
— Перерыв! — объявил Геннадий.
Когда все вышли на воздух, Геннадий запросил Северную.
В рамке стоял-Серенга, глаза его блестели от возбуждения.
— Что у вас? — спросил Геннадий.
— Паника, — ответил Серенга.
— С названиями?…