в, потому что в тот день улетела с возлюбленным в Африку.
А потом, как всем в группе было известно, случилась трагедия.
Отец принца, король племени, а также все влиятельные члены рода категорически воспротивились браку принца с этой белой дылдой. Или она будет как все нормальные люди, либо пускай уезжает в свою ледяную Москву.
И любовь победила.
Марина-Марешок подвергла себя сложной операции, чтобы угодить родне и остаться на берегах Конго.
В небе материализовался, окутанный облаком протоматерии, катер с гербом Пигмейской автономной области.
Женский голос произнес:
— Снижаюсь в капсуле. Разойдитесь с газона, а то зашибу.
Гости и повара кинулись в разные стороны.
Капсула опустилась, в ней открылся люк, в люке появилась Марина-Марешок, которую было трудно узнать, потому что она была не более ста тридцати сантиметров ростом, чернокожа, курноса и губаста. В остальном она мало изменилась.
— Ах, — сказал Паскуале, — любовь побеждает рост.
— Но природа побеждает законы людей, — поправил его Борька Брайнис, петому что следом за Мариной из капсулы выбежали, резвясь, все пятеро ее детей — наследных принцев и принцесс Пигмейской автономной области республики Конго: шести лет, пяти лет, четырех лет, трех лет и двух лет. Все они, несмотря на нежный возраст, баскетбольного роста, нежной белой кожи и орлиных, подобно прошлой Марине, черт лица.
Мама стояла перед своими детьми как болонка перед стаей борзых.
Дети прибежали пробовать сладкое, что им дома категорически запрещалось, потому что пигмейские принцы и принцессы должны собирать в лесу грибы, ягоды, червяков и лягушек и этим питаться.
Но самое удивительное произошло потом.
Стоило детям отойти подальше, а соученикам по группе заняться разговорами, как из капсулы вылез маленький пигмей в форме пилота пигмейской авиации. Он принялся жарко целовать Марину и затем увлек ее обратно в капсулу, которая начала чуть раскачиваться от страстных действий пигмея и пигмейки.
— Это ее муж? — спросил Паскуале, заметивший исчезновение королевы пигмеев.
— Это ее пилот, — поправила Паскуале Валера.
И Паскуале, сторонник католических догматов, приуныл. Он терял веру в людей.
Дарья ждала, когда приедут друзья с Урала — Нектарий и Спок. Они скажут ей, куда делся Вадим. Вадим, отвергнутый ею и оскорбленный так жестоко.
А до того ей пришлось вернуться к делам Федерации.
Звякнул вызов, и Даша убежала к себе в кабинет, чтобы не разрушать делами веселье.
Диетологи города Июли били тревогу: средний вес жителей города превысил все допустимые нормы. Но комитет по защите прав граждан отказывался одобрить строгую диету, на которую гражданам положено было сесть. «Или булки или жизнь!» — под этим лозунгом колонна диетологов вышла на улицу Икши.
Даша связалась с Министерством внутренних дел. Поднять по тревоге Таманскую дивизию приказала она. Пусть ждет указаний. Мы не можем допустить, чтобы нарушались основные права наших граждан — пить, есть, спать, любить и заниматься творческим трудом.
Тут же откликнулся Верховный суд.
Мнение суда сводилось к тому, что действия диетологов, уже взорвавших несколько кондитерских в городе, диктуются гуманной заботой о гражданах. Следует искать компромисс.
— Не люблю диетологов. В конце концов они придут к власти, и мы все поломаемся от первого порыва ветра, — сказала Президент Председателю Верховного суда.
— Я сам их побаиваюсь, — ответил Председатель, озабоченно почесывая округлое брюшко. — Вот-вот до меня доберутся.
— Они и в могиле до нас доберутся, — печально отозвался Председатель суда. — Вы не поверите, но у нас появился проект диетологов о недопущении общественных похорон в открытых гробах людей, чей вес больше чем на пуд превышает норму.
— А что же делать? — ахнула Дарья.
— Только в цинковых гробах и только на загородных кладбищах.
— Это бесчеловечно. Пора всерьез заняться диетологами!
— Но это будет нелегко сделать. В конце концов мы демократическое общество и сами вызвали к жизни этого Франкенштейна!
— Кого?
— Некий Франкенштейн сотворил чудовище. В начале девятнадцатого века. Как бы продолжение самого себя.
— Хорошо, займитесь этим, — быстро сказала Даша и быстро отключила видеофон, потому что наглый Ким Ду, воспользовавшись тем, что Даша поглощена разговором с судьей, обнял ее и принялся нежно, до щекотки, целовать в шею.
— Ким Ду, я тебя убью, — сказала Даша. — Как ты смеешь это делать, когда в любую минуту кто-то может войти. Ты забываешь, что я — президент этой страны, государственный чиновник, можно сказать королева и повелительница. Я тебя посажу в тюрьму и велю отрубить твою наглую голову.
Ким даже не стал смеяться. Ему было некогда, он старался раздеть Дашу, к чему она была совершенно не готова.
— Ты сошел с ума! — воскликнула она, отчаянно борясь со сладким предвкушением любви, которое разлилось по всему телу. — Это платье мне специально привезли из Парижа. А ты его мнешь!
Ким Ду даже не отвечал. Он добрался своими тонкими хваткими пальцами до застежек.
— Ты не артист, ты мерзавец! — шептала Даша, уже почти не сопротивляясь. Она лишь успела нажать на кнопку возле канапе, и на автоматически замкнувшейся двери загорелся красный огонек и под ним — зеленая надпись: НЕ ВХОДИТЬ. ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ СОВЕЩАНИЕ В этот момент на поляну перед дворцом опустился корабль, на котором прилетели Нектарий и Спок.
— Президент занят, — мрачно сказал Паскуале. — Чрезвычайное совещание.
— Надолго? — спросил обросший красной бородой Нектарий.
— Ах, эти женщины, — сказала Валерия, которая как лучшая подруга была к Даше снисходительна. — Им нельзя доверять дела государственной важности, потому что в решительный момент их блудливая натура возьмет верх.
Все вокруг засмеялись, потому что любвеобильность Валерии стала притчей во языцех еще в институте.
Но Даша, как президент страны, никогда не забывала о своем долге. Даже трепеща маленькой птичкой в нежных объятиях музыканта, она не выключила аппаратов внешней связи, которые передавали в ее кабинет все, сказанное на поляне перед дворцом.
— Хватит, Кимуля, — сказала президент, чувствуя, что музыкант вот-вот овладеет ею.
— Что случилось? Вы холодны ко мне? — обиделся Ким Ду. — Может, мне уехать? Может, я вам надоел?
— Нет, все не так просто, — ответила Даша, — помоги мне застегнуть платье. Я жду вестей о мужчине, которого я любила, но отвергла, потому что он показался мне дурно воспитанным дикарем.
— А теперь вы передумали?
— Вот именно. Сейчас меня тянет именно к дурно воспитанному, но искреннему в своих чувствах и словах дикарю.
— Я вас не понимаю, — сказал Ким Ду. — Мне за вас обидно. У вас одна пуговичка отлетела.
— Можно ли сейчас думать о пуговичке?
Президент выключила запретную надпись у двери и вышла к друзьям.
Она поцеловалась с Нектарием.
— У тебя страшно щекотная борода.
— Мне надо перекинуться с тобой двумя словами.
— Можно здесь?
— Какие могут быть тайны от друзей! Наш председатель Собрания просил передать тебе письме. Он предлагает установить таможенный союз. Наша беда в том, что челноки из Тулы проникают на наши плантации не платя пошлин.
— Какой стыд! — воскликнула Даша. — Ты знал об этом, Паскуале?
— Нам не доложили, — вздохнул Паскуале.
— Ах, ты опять лжешь, старый негодник, — засмеялась Даша. — И что же предлагает ваш Председатель?
— Он бы хотел встретиться с тобой, Дашка, и лично все обсудить.
— Исключено, — возразил Спок. Его тут же поддержал Борька Брайнис. — Этот Председатель надеется получить твою руку и сердце. Он женится на тебе и превратит славное Московское княжество в сырьевой придаток своей Марсианской империи. Народ будет недоволен.
— Мы будем недовольны! — захохотали остальные гости.
— Ты лучше скажи мне, — Даша возвратила Нектарию письмо, — где Вадик, что с ним? Здоров ли?
— Он только что покорил гору Эребус на Марсе, — сказал Нектарий. — Пешком, без кислородного прибора на высоту больше десяти километров.
— Больше двадцати, — поправил его Спок.
— Да кто у нас на Марсе считал! Главное, что без прибора. Но его спасли.
— Плохо? Очень плохо? — испугалась за бывшего возлюбленного Даша.
Тут раздался звон тысячи колокольчиков.
— Просим всех к столу! — провозгласил шеф-повар. — Всех гостей к столу.
— Погоди! — отмахнулась Даша. — Где Вадим? Как себя чувствует?
— Он страшно огрубел в высоте без кислорода под палящим марсианским солнцем, — вздохнул Нектарий. — Он на человека не похож.
— Но продолжает любить тебя, — сказал Спок.
— Паскуале, — строго приказала Даша своему премьеру, — немедленно дай правительственную на Марс. «Доставить за счет нашего государства альпиниста Вадима Глузкина в городок Веревкин на минеральные воды для прохождения курса лечения».
Даша закручинилась.
Она понимала, что пропасть между ее изящной и изысканной натурой и грубостью Вадима еще более расширилась и углубилась.
А вокруг никто и не замечал ее печали.
— Соловьиные язычки, соловьиные язычки, — повторял Дима-Помидор, который так и не изменился за десять лет, — я себя чувствую императором Тиберием. Но боюсь, что меня растерзают экологи!
— Не волнуйся, Димка, — сказала Даша. — Экологи тебя не тронут. Неужели ты думаешь, что в нашем почти сбалансированном, почти счастливом мире кто-то поднимет руку на соловья! О нет!
— А жаль, — сказал Дима-Помидор, которого порой посещали странные прозрения. — Потому что они столь же нереальны, как и весь наш мир. Мы с тобой придуманы, мы придуманы кемто очень несчастливым, как сладкий сон. Страшно проснуться…
— Не знаю, а мне кажется, что я прожила в нашем выдуманном мире большую часть своих тридцати лет.
— Большую часть! — воскликнул Дима-Помидор. — Но не лучшую.
Даша не успела ответить Диме, так как к ней подошел один из гвардейцев.