В половине второго я прошел в комнату, где Бойзен сидел, закрыв глаза, на скамье в окружении пяти конвоиров, державших руки на табельном оружии. Он даже не посмотрел в мою сторону, сказал, обращаясь к плафону на потолке:
— За каким чертом вы впутали Аниту? Она не приедет.
— Это единственный способ повлиять на решение…
— Лучше бы вы удавились, адвокат, — бросил Бойзен и закрыл глаза.
— Видимо, — сказал я, — после вашей смерти Аните и детям достанется немалая сумма, если вы предпочитаете умереть.
Никакой реакции.
— Я одного не понимаю, — продолжал я. — Вы действительно полагаете, что окажетесь в аду и сделаете то, что вам заказано? Мне это просто интересно — по-человечески. Вы всю жизнь служили Дьяволу и готовы его уничтожить?
Я говорил в пустоту, похоже, что Бойзен меня не только не слушал, но и не слышал.
Я повернулся и вышел.
— Суд внимательно изучил материалы, представленные защитой. Документы приобщены к делу, размножены и переданы присяжным. Суд не считает необходимым откладывать вынесение вердикта по данному делу. Переходим к прениям сторон. Прокурор Иллингворт, пожалуйста, ваше слово…
Присяжные заседали три с половиной часа. Все это время я провел, внимательно вглядываясь в лица людей, заполнивших зал. Женщин было много, Ревекки среди них я не увидел. Может быть, она ушла, не дожидаясь оглашения вердикта? Маловероятно. Она была где-то здесь; возможно, я даже встречался с ней взглядом и не смог распознать? Нет, конечно, если бы наши взгляды встретились, между нами непременно пробежал бы ток, молния, я бы увидел эту вспышку, не мог не увидеть…
Когда присяжные вернулись в зал, Бойзен впервые за несколько часов поднял голову и посмотрел — не на председателя присяжных, державшего в руке лист бумаги, а на меня, и во взгляде этого человека я увидел торжество, фанатическую уверенность в том, что все будет так, как он решил. Он, а не присяжные. Он, а не судья. Он, только он и никто больше. Бойзен распорядился своей судьбой задолго до того, как был арестован, и сейчас ждал лишь, что будет поставлена точка.
— …на вопрос, виновен ли присутствующий здесь подсудимый, Стивен Фримен Бойзен, в преступлении, согласно предъявленному обвинению…
— Ваша честь, наше единогласное решение: виновен по всем пунктам предъявленных обвинений без смягчающих обстоятельств.
— Ты проиграл дело, — сказал Бертон. Мы сидели вдвоем за столиком в «Валентино», официант только что принял заказ, людей в зале было немного, больше всего мне хотелось сейчас залезть в свою нору, отключить телефоны и заснуть, чтобы забыть наконец взгляд Бойзена. Бертон, однако, настоял на том, чтобы мы поужинали вместе, ему не терпелось обсудить причины поражения, и я не смог отказать. У меня не было сил ни для отказа, ни для согласия с кем бы то ни было.
— Ты проиграл, потому что твоя речь была пресной, как вода в озере Эри, — продолжал Бертон. — Господи, ты угробил такой материал! В прошлом году Энсон при аналогичных обстоятельствах…
— Не рассказывай мне про Энсона, — вяло отмахнулся я. — Там было другое дело.
— Такое же самое! Убийство первой степени. И в последний день открылось, что у подсудимого больная мать, и все деньги, которые он получил как долю в ограблении инкассатора, пошли в уплату за операцию. Присяжные признали это смягчающим обстоятельством — ты помнишь, как Энсон из себя выходил, расписывая бедственное положение…
— Прекрати, — сказал я. — Возможно, я произнес не лучшую речь в жизни.
— Но почему?
— Рик, — сказал я. — Что произойдет с нашим миром, если в нем не будет Дьявола?
Бертон закашлялся, и я постучал его по спине.
— Господи, Дин, — пробормотал он, — ты все еще об этом…
— И еще о том, что моя клиентка не захочет меня видеть.
— Эта женщина из «Христианских паломников»?
— Ревекка Браун.
— Дин… Извини, я тебя не понимаю. Когда год назад ты проиграл дело «Штат Аризона против Майкла Камерона», то был на грани депрессии, потому что думал о карьере. Сейчас тебя, похоже, совершенно не заботит, что твоя речь никуда не годилась…
— Я думаю, — пробормотал я. — Мы ведь так и не узнали, какое оружие выбрал Бойзен, чтобы убить Дьявола.
— О Господи, Дин! Ты поверил этой чепухе?
— В это верит Ревекка Браун, моя клиентка, — сказал я. — Ты сам готов был этой чепухе поверить, пока занимался делом. А сейчас ты расслабился, тебя переполняет злость от того, что мы проиграли процесс, и сейчас ты уже ни во что не веришь.
— Ты будешь подавать апелляцию? — перебил меня Бертон.
— В зависимости от того, какой вариант приговора выберет судья. Скорее всего, да.
Зазвонил телефон, и я поспешил поднести аппарат к уху.
Это была она, моя клиентка — я ждал, что она позвонит сразу после оглашения вердикта, но госпожа Браун почему-то выдержала паузу, несколько часов я провел в состоянии гроба Магомета — между небом и землей.
— Адвокат, — сказал голос, который даже, будучи искажен различными телефонными фильтрами и беспроводными линиями, казался мне если не ангельским, то наверняка принадлежавшим существу не от мира сего, — я хочу вам сказать, что вы сделали все от вас зависящее…
— Спасибо, — пробормотал я, — но мы все равно проиграли.
— Значит, так было предрешено, — спокойно сказала Ревекка Браун. — Будем считать, что условия нашего соглашения выполнены полностью.
— Еще не все потеряно. После оглашения приговора — кстати, это будет в ближайший понедельник, — мы подадим апелляцию в Верховный суд…
— Нет, — твердо сказала Ревекка, и впервые я услышал в ее голосе металл. — Без апелляций.
— Но этого будут от нас ждать все! — воскликнул я. — Есть определенная процедура, долг адвоката, я не могу пренебрегать…
— Дорогой мэтр Рознер, — сказала Ревекка Браун проникновенным голосом, и у меня голова пошла кругом, — давайте обсудим это завтра вечером, если он у вас свободен. Вы позволите мне пригласить вас на ужин?
— Вы — меня? Я хотел пригласить вас…
— Я пригласила первая, значит, инициатива за мной. Отель «Плаза», розовый зал, семь часов вечера — вас устроит?
— Конечно! — воскликнул я с большим энтузиазмом, чем следовало бы, и сидевший напротив меня Бертон насмешливо поднял брови.
— До завтра, — сказала Ревекка Браун и оставила меня наедине с телефонной пустотой.
— Я так понял, что от апелляции «паломники» отказываются, — сказал Бертон, принимаясь за десерт. — Странный народ, как ты полагаешь? Потратить такие деньги и не идти до конца…
— Они считают, что дошли до конца, — вздохнул я. — Видишь ли, глас народа для них — глас Бога. Народ — это присяжные, а Бог…
— Да, кто для них Бог?
— Об этом мы поговорим завтра с моей клиенткой.
— Ты уверен, что будешь говорить с ней о Боге, а не о том, как продолжить ваши отношения?
Я положил вилку, вытер салфеткой губы и сказал твердо:
— Пожалуйста, Ричард, не нужно касаться вопросов, которые не связаны с нашими совместными делами.
Бертон кивнул:
— Похоже, ты серьезно вляпался, Дин, — сказал он, чуть заметно улыбаясь. — Извини. Если бы я имел возможность поговорить с этой женщиной…
— Но у тебя такой возможности нет, — отрезал я, у меня не было желания развивать эту тему.
Рик покачал головой — наверняка остался при своем мнении, которое меня в тот момент совершенно не интересовало.
Ужин закончился в молчании. Только после того, как мы выкурили по сигаре в курительной комнате, Бертон сказал:
— Еще раз извини, старина. Просто мне стало обидно за тебя…
— Все в порядке, — прервал я. — Не первое наше дело и не последнее.
— А если, — произнес Бертон, поднявшись с кресла, — Бойзену удастся выполнить задание? Он, видишь ли, профессионал. Три года в спецназе, был в Сомали, Панаме…
— Час назад ты спросил меня, верю ли я этой чепухе!
— Однако ты в нее веришь!
— Нет. Но все-таки интересно, какое оружие собирается прихватить с собой Бойзен на тот свет. Проблема в том, что никто не заплатит за это расследование.
— Заранее — никто, — согласился Рик. — А потом? Сведения можно продать…
— Без меня, — сказал я. — И тебе не советую.
Мы пили легкое вино, танцевали, я болтал чепуху, вспоминал анекдоты времен собственной молодости, которые почему-то смешили Ревекку больше, чем шуточки Барри Лена, комика с канала CBS, которые я случайно запомнил и не преминул рассказать. Ревекка смотрела на меня своими серо-зелеными глазами, и мне очень хотелось думать, что она, так же, как и я, забыла о связывавшем нас деле, о том, что процесс мы проиграли и что в понедельник судья Арнольд приговорит, скорее всего, Бойзена к смертной казни.
Без пяти девять у меня в кармане зазвонил телефон, и я мгновенно вернулся из романтической дали в заполненный людьми полутемный зал ресторана.
— Извините, — пробормотал я.
— Адвокат Рознер? Это комиссар полиции Дорсон Эшер, шестнадцатое отделение. У меня неприятная новость. Вы можете говорить?
— Да, — сказал я, прижимая трубку к уху.
— Вы хорошо знали Ричарда Бертона, частное детективное агентство «Бертон»?
— Конечно. Комиссар, что произошло?
— Тогда нам понадобится ваша помощь. Вы можете к нам приехать?
— Что случилось, комиссар?
— Бертон погиб.
— О нет! — воскликнул я и опустился на стул напротив Ревекки, старательно делавшей вид, что ее не интересуют мои профессиональные разговоры.
— Хорошо, комиссар, — сказал я, — буду через полчаса.
— Через полчаса? — спросила Ревекка. — Вы хотите меня покинуть?
— Бертона убили, — вырвалось у меня.
В полицию Ревекка поехала со мной, наотрез отказавшись оставлять меня одного. Мы молчали, но разговор наш продолжался мысленно, Ревекка сидела рядом, изредка поворачивала голову в мою сторону, и я понимал, о чем она в это время думала. Я отвечал на ее невысказанные вопросы и задавал свои, и получал ответы, и почему-то знал, что наш диалог не был игрой моего воображения.