ловека. Значит, необходимо учиться. Это обязательно. Иначе… помните песенку о волшебнике-недоучке? Обучение тоже у нас в офисе проходит и занимает не менее года.
— Исключено! — Дмитрий сейчас говорил мягко, но эта мягкость была хорошо знакома его ученикам, доигравшимся до четвертных двоек. — Никакого магического воздействия. В христианстве на это — абсолютный запрет. То же касается и обучения магии. А вот второй пункт я вам обеспечу. Мне эти способности и даром не нужны, и применять их я вообще не собираюсь. Ни при каких обстоятельствах. Даю слово.
— Придётся вас огорчить, — Антон скопировал ту же металлическую мягкость. Вашего слова совершенно недостаточно. Детский сад, ей-богу! Представьте, что вы в милиции просите поверить вам на слово. Поймите, вы обязаны пройти и регистрацию, и обучение. Лично я вам почему-то доверяю, но решаю не я. Есть Договор. Согласно Договору, все Иные должны иметь регистрацию. Независимо от их желания.
— Скажите, — задумчиво протянул Дмитрий, — а нельзя как-нибудь того… просто заблокировать эти мои «иные» способности? Вернуть меня в прежнее состояние?
— В прежнее состояние — никак, — сообщил Антон. — Это всё равно что затолкать новорождённого в утробу матери. Раз уж вы инициировались — то быть вам Иным, и никуда не денешься. А заблокировать способности можно. Но только по приговору суда Инквизиции, и опять же путём магического воздействия. Чему вы столь яростно противитесь. Получается замкнутый круг. А кроме того… Вспомните ту ночь… И подумайте, что бы случилось, будь вы простым человеком. Сколько там детей было? Сорок с чем-то? Подумайте, так ли уж вам не нужна магия?
— Что там было-то хоть, в лесу? — мрачно спросил Дмитрий. — Вы же, небось, наблюдали?
— Представьте себе, нет, — Антон неожиданно смутился. — Прошляпили мы, и крупно. Вернее, я прошляпил. Я же считаюсь вашим куратором… и действительно, надо было с момента первого разговора следить непрерывно. А я пустил на самотёк. Дал, что называется, дозреть клиенту. Короче, для нас всё случившееся тоже было неожиданностью. От шефа я уже комплименты получил.
— Кто там был-то хоть?
— Оборотень. Тёмный Иной. Зарегистрированный. Всё легально.
— Это что же, — поперхнулся Дмитрий, — если бы он детей задрал, тоже всё легально было? Это и есть ваш Договор в действии?
— Так он же и не задрал. Утверждает, что просто погулять вышел. Это не запрещено. Более того, оборотню в полнолуние просто необходимо принять «второй облик». Иначе может тяжело заболеть. Другой вопрос, чтобы не тронул никого. И вот тут — полная неизвестность. Может, он правду говорит, и просто побегал бы по лесу. А может, звериное начало и взыграло бы, и тогда действительно… парой детишек стало бы меньше. Как тут проверишь?
— Ну а случилось-то что? — Дмитрию действительно стало интересно.
— Вы его увидели, навоображали ужасов — и чисто интуитивно, на волне эмоционального накала, вошли в Сумрак. А там сразились с ним. Должен сказать, перспективы у вас очень хорошие. Для первого раза просто потрясающие. Короче говоря, вы его сильно повредили. Не убили, к счастью, но в норму он ещё очень не скоро придёт. Теперь Тёмные возмущаются, кричат о незаконном нападении и требуют сатисфакции. То есть права на равное по силе воздействие. Понимаете, какую кашу заварили по незнанию? Теперь дело будет разбираться в Инквизиции. Формальная зацепка у нас есть — инициация совпала с происшествием, и можно доказать, что на тот момент Ночной Дозор за вас ещё не отвечал. Скорее всего, докажем. Но это хороший пример. Учиться надо, Дмитрий Александрович.
— И что же надо было делать?
— Элементарно, — разъяснил Антон. — Иной считал бы из ауры его персональные данные. Поинтересовался бы целями. После чего оборотню действительно оставалось бы только прыгать при луне. Зачем ему свидетели преступления?
— Что за зверь-то хоть?
— О! — воздел палец Антон. — Редкий случай. Давно вымершая тварь. Гигантская гиена. Водилась в северной Африке несколько тысячелетий назад. Чаще всего оборотни — это волки, медведи. Реже — кошачьи. Иногда и ящеры попадаются. Вам повезло, что оборотень был неопытным. Совсем молодой, инициирован год назад.
— А те мужики, что у костра сидели?
— Тоже Тёмные. Старшие товарищи. Кстати, они бы, наверное, и остановили парнишку, вздумай он полакомиться человечинкой. Зачем им в нарушение влипать? Тёмные, конечно, гуляют сами по себе, но при разборе эти бы под раздачу угодили. Да они и так от начальства своего огребут. Что прозевали ваше появление. Увлеклись «активным отдыхом». Ладно, это лирика, давайте к делу. Начинаем процедуру регистрации?
— Я же сказал — исключено, — бесцветным голосом возразил Дмитрий. — Мне нечего добавить к сказанному. И для меня нет особой разницы, кто вы — бес, колдун, разработчик психотронного оружия или ещё какой фрукт. Главное — мы с вами по разные стороны.
— Это с Тёмными мы по разные стороны, — напомнил Антон. — А с вами мы в одной лодке. Мы — Светлые.
— Евангелие читали? «Кто не со Мною, тот против Меня», — Дмитрий старался подавить нахлынувшее раздражение, но получалось не очень. — Вы с Церковью несовместимы. Значит, и для меня вы чужие. И что теперь? Расстреляете?
— Тёмные, пожалуй бы, и расстреляли, — пожевал губами Антон. — А мы так не можем. Нетривиальная ситуация. Вот что, Дмитрий Александрович, давайте на сегодня закругляться. Думайте. Но от души советую вам не затягивать с решением. Договорились? Ну тогда счастливо.
И он исчез. Мгновенно. Был — и вот стул хранит отпечаток его зада. Даже не «яко дым», а «чик — и готово».
— Господи! — с чувством произнёс Дмитрий. — Пускай уж лучше это будет шиза!
5
Народу в храме было всего ничего. Несколько обременённых свободным временем старушек, пара-тройка закутанных до глаз в тёмные платки женщин, стайка молоденьких девчонок на клиросе. Ясное дело, понедельник, да и никакого особого праздника. Но литургия служится по уставу, ровно в семь утра отворяются Царские Врата, раздаётся зычный голос священника: «Слава святей, единосущной и нераздельной Троице».
Только вот сегодня голос был другой — негромкий тенорок. Отец Николай, по словам тётки у свечного ящика, опять заболел, и вместо него служит отец Георгий.
Дмитрий расстроился. Он-то рассчитывал исповедаться духовнику. И вот на тебе — ухмылка судьбы. Или наоборот, Господня воля? В конце концов, самое главное сейчас — это исповедаться, а значит, годится любой батюшка. Он же только свидетель… Но вот поймёт ли его отец Георгий, священник хоть и давно здесь служащий, но малознакомый? Честно сказать, не производил отец Георгий особого впечатления.
Дмитрию повезло — в понедельник у него были только четвёртый и пятый уроки, времени хватало. Аня, конечно, удивилась, чего он вскочил в такую рань. Пришлось ответить честно — в храм надо, очень тянет. К счастью, кроткая Аня не стала устраивать ему допроса. Недостатков у неё, вообще-то, немало, но достоинства всё-таки перевешивают. К числу достоинств относилась и деликатность. Единственное, чем она поинтересовалась — это готовить ли завтрак?
— Ни в коем случае, солнышко, — воспротивился Дмитрий. — Причаститься хочу. Понимаешь, надо.
— Ты почти всю ночь не спал, — глядя в сторону, заметила Аня. — Сопел мне в ухо, брыкался… Не заболел ли?
Он действительно ворочался всю ночь с бока на бок. После вечернего разговора уснуть было просто невозможно. Взбаламученные мысли не удавалось успокоить ни молитвой, ни переучётом слонов. Казалось, так легко внушить себе: всё это лишь бесовское наваждение! Всё это лишь привиделось в «тонком сне». Но грызли сомнения. Выползали из тёмных закоулков мозга, юркие червячки, и грызли упорно, деловито. Хуже чем зубная боль.
Дмитрий заблаговременно приехал в храм минут за пятнадцать до начала службы. Рассвет уже растекался по улицам, пока ещё пустым. Через час, не раньше, они заполнятся спешащими на работу гражданами. А в этот час — полное ощущение, будто людей на Земле больше нет. Если кто и остался — так это загадочные Иные. Отдельные представители которых спешат исповедаться и причаститься. Он тут же задавил сомнительную шутку молитвой. Не хватало ещё всерьёз поверить в этот бред!
В храме он успел перехватить отца Георгия, когда тот за пять минут до начала литургии вышел из алтаря.
— Батюшка, — взволнованно заговорил Дмитрий, — мне срочно надо исповедаться. Я попал в очень странную историю… а духовник мой, отец Николай, как на грех, болен.
— Только если очень коротко, — перебил его священник. — Мне ж служить надо.
— Я боюсь, что очень коротко не получится, — смутился Дмитрий. — Тут многое надо рассказать. И это будет непростой разговор. Во всяком случае, для меня.
— Тогда только после службы, — заявил отец Георгий. — Сами же видите, без диакона служу. Причащаться-то собирались?
— Ну, это если вы сочтёте возможным, — Дмитрий уставился в серовато-зелёный линолеум. — Хотелось бы, и очень. Я в тяжёлой ситуации, вы уж поверьте.
— К причастию готовились? — не дослушав, спросил священник. — Тяжёлых грехов на совести нет? Впрочем, вы прихожанин давний, сами всё знаете. Так что с Божией помощью… Вас, кажется, Димитрием звать?
Он опустил епитрахиль на голову Дмитрия и скороговоркой пробормотал разрешительную молитву. Тот, не привыкший к подобным авансам, стеснительно вздохнул.
— Ну вот, а после расскажете, что там у вас стряслось, — отец Георгий дал ему поцеловать крест с Евангелием и немедленно скрылся в алтаре.
И потекла служба.
— В общем, так, батюшка, — начал Дмитрий.
Они остались в храме одни. Пожилая тётка, погасив догоравшие у образов свечи и лампады, ушла — и теперь здесь царил полумрак. Солнце ещё не добралось до южных окон, и, хотя всё было видно, краски затушёвывались, серели. Чем-то это напоминало Сумрак — тот самый, невозможный, искусительный.
— У меня примерно полчаса, — сразу предупредил отец Георгий. — Вы уж постарайтесь покороче. Самую суть.