С этими словами я хлопнул себя по джинсам, которые Бажан осторожно потрогал и покачал головой.
— А еще сказывают, — начал он. — что меченые получаются из детей, отторгнутых у родителей. И что в тайном замке посреди Чернолесья поят их ядовитыми настоями, от которых они все прошлое забывают, становятся неуязвимыми и видеть в темноте научаются, а также сражаться серебряными мечами.
— Не, в темноте я не вижу, — я помотал головой. — А что до мечей, так у меня и железного нет
Я указал на прислоненную к дереву аркебузу.
— Есть и такие, — продолжил Бажан, наклонив голову вбок, — кто говорит, будто меченые прилетают с далеких звезд, и хотят наставить нас на путь истинный и научить жить лучше, чем мы, грешные, живем. Навроде Мучеников, стало быть. И что камень на браслете вашем, это, вроде как, глаз, сквозь который Вседержитель наблюдает за чадами своими, вот как.
Я невольно взглянул на камень, тускло поблескивавший в свете костра. Может это, в самом деле, быть чем-то вроде вебкамеры, через которую за мной наблюдает Грановский? Вряд ли. Если этот мир — его творение, то он может наблюдать за мной вообще из любой точки. А если нет…
— Ладно, — проговорил караванщик, потянувшись и хрустнув узловатыми пальцами. — Гляжу я, вы о себе рассказать, все равно, не желаете — ну, да и Вседержитель с вами. Понимаю, что есть у вас на то свои причины. Пойду я на боковую. Спокойной вам ночи, господин егерь. Ложитесь тоже, не сидите долго, мои люди подежурят. Коли Мученики смилуются и отвратят от нас путевые неприятности, дня через три будем уже и в Брукмере.
Глава 11
Брукмер встретил нас массивными серыми стенами с толстыми приземистыми башнями, утыканными рядами квадратных бойниц. На крепостной стене выстроился в ряд десяток пушек, а у въезда в город маялись от безделья несколько стражников с алебардами в тронутых ржавчиной железных кирасах. Пока мы ехали через грязный посад, состоявший из приземистых деревянных домишек, я то и дело зажимал нос — настолько отовсюду несло дерьмом и какой-то кислятиной. Бажан поглядывал на меня с иронией — явно записал меня в неженки.
Вдоль неширокой и очень грязной реки стояло несколько мельниц с огромными скрипучими колесами. Бажан рассказал мне, что это знаменитые брукмерские сукновальни: город славился своими тканями. Конечно, недавняя война сказалась на его экономике нелучшим образом, половину мастерских еще не успели восстановить. Я и сам видел на месте двух или трех мельниц лишь обгорелые черные остовы.
Лохматый небритый детина, явно бывший у алебардщиков за главного, перекинулся с Бажаном парой слов — они были знакомы — и вяло проверил содержимое повозок, пропустив нас внутрь. За воротами мы с торговцем попрощались — он повез поклажу на свой склад, мы же с Винсом просто двинулись к центру города, не преследуя пока особенной цели.
Винс вертел головой во все стороны, и с лица его с тех пор, как мы прошли сквозь городские ворота, не сходило восторженное выражение.
— Ну, и заживем же мы здесь, ваше инородие! — заявил он, проходя мимо бакалейной лавки и сглатывая слюну. — Во-первых, надо обязательно к Рыжей Мэл вас сводить — то-то там цыпочки, загляденье, что твои, значит, цветочки полевые! Во-вторых, к старому Кристофу в пивной погреб заглянем. Интересно, все ли у него та же компания собирается? В кости можно будет сыграть, а то и на петуха монетку поставить — у Кристофа бои петушьи самые, значит, удивительные!
Слушать всю эту галиматью было по-своему интересно, но меня сейчас больше заботил вопрос о том, где я буду ночевать и как найду Олега.
— Ты знаешь, где здесь «Болотный змей»? — спросил я.
— Да недалече, — ответил он, — вот прямо на соседней улице, у самой стены. Только на что он вам сдался? Между нами сказать, место нехорошее: ворье и отребье. Мушкетер, которому я раньше служил, в такое место не пошел бы.
— Мне там с человеком встретиться надо, — ответил я.
— Это с тем усатым? — спросил Винс. — Это дело. Он ведь вам денег должен?
— Что-то вроде того, — ответил я. — Давай веди.
«Змей» и в самом деле помещался совсем недалеко — в покосившемся двухэтажном доме с эркером. На полустершейся вывеске была намалевана крокодилья голова, выглядывающая из воды и скалящая зубастую пасть.
Внутри пахло кислой капустой, чесноком и блевотиной. Народу почти не было — только за одним столом в углу компания оборванцев играла в кости. Усатый лысый трактирщик с огромными красными руками и шрамом через все лицо вышел, тяжело ступая, из погреба, как раз когда мы вошли.
— Не у вас ли остановился его инородие, господин Улег? — спросил я его, когда он, тяжело дыша и вытирая руки, кивнул нам, остановившись у стойки.
— Есть такой, — ответил трактирщик густым насыщенным басом.
— Поговорить с ним можно? — уточнил я.
— Отчего ж нельзя? Со всяким поговорить можно, кто человечью речь понимает, — философски ответил трактирщик.
— Может быть, позовете его? — спросил я неуверенно.
— А я тебе что, девка на побегушках, что ли? — буркнул трактирщик, мрачно оглядывая меня. Судя по всему, вид мой было для здешних мест не слишком презентабельным.
— Вы б ему монетку, ваше инородие, — шепнул, мне на ухо стоявший за спиной Винс. Монетки у меня, однако, не было. По спине пробежал липкий холодок: мне вдруг пришло в голову, что Олег запросто может сделать вид, будто впервые меня видит. И где тогда взять денег на ночлег? Трофеи в незнакомом городе сходу не продашь. Разве что занять у Бажана.
Не знаю, чем бы закончился мой разговор с трактирщиком, явно уже настроенным выкинуть меня из корчмы взашей, как вдруг на лестнице со второго этажа появился Олег, одетый на сей раз куда более щегольски: в белую полотняную рубашку с большим воротником, скрипучие кожаные портки и расшитую серебром перевязь.
— О, Рома! — воскликнул он, всплеснув руками, и бросился мне на шею, словно мы были старыми друзьями и сто лет не виделись. От него несло луком и сивухой. — Все-таки, не сожрали они тебя! Какой уже левак? Третий?
— Четвертый, — ответил я.
— Растешь! — он хлопнул меня по плечу шершавой ладонью. — А это кто?
— Это… ну, вроде как слуга теперь мой, — ответил я, кивая на Винса. Тот с достоинством поклонился.
— Слуга?! — глаза Олега расширились, собрав на лбу гармошку мелких морщин. — Ну, ничего себе ты тут обживаешься, я смотрю! Слугу нанял, а платить-то, небось, нечем?
— Я поэтому и пришел, — ответил я, отводя глаза в сторону. — Мы же тогда договаривались, насчет того хребта…
— Помню, — кивнул Олег. — Договаривались — так на, получи.
Он осторожно достал из кармана кожаный мешочек, глухо звякнувший в руке, и тут же сунул его мне в карман.
— Здесь пятнадцать крон, можешь не пересчитывать. На первое время должно хватить. Только не свети их тут, ради всех восьми Мучеников — место нехорошее.
— Я тут еще кой-чего с собой принес на продажу, — я хлопнул ладонью по сумке со скорпионьими жалами. — Может, подскажешь, где это дело сбыть, чтобы не обманули?
— Конечно, иди завтра прямо к старому Синде, на Пороховой улице. Этот честный. А потом к кому-нибудь из оружейников зайди. К Друквальду или к Тийену.
— У Тийена мне скидку обещали, — похвастался я.
— Да ты правда тут обживаешься, я гляжу! — Олег снова хлопнул меня по плечу.
Остаток дня мы провели, болтая с ним за кружкой пива, пока Винс по моей просьбе искал нам место для ночлега. Однако возвратился он уже затемно, и несколько сконфуженный: оказалось, что в нескольких домах, где отдавались в наем комнаты, принимать у себя чернолесского егеря отказались.
Олега это совершенно не удивило.
— Я поэтому в «Змее» всегда и квартирую, — пояснил он. — Бандитское логово, через день поножовщина, но зато нашего брата здесь не гнушаются. Некоторые даже с уважением относятся.
Одним словом, пришлось нам с Винсом провести ночь в тесной грязноватой комнатушке на втором этаже «Болотного змея», которая, к тому же, не запиралась: замок из двери был выломан с мясом.
Спал я с привязанным к руке и подложенным под голову мешочком с деньгами, так что выспался крайне скверно.
На следующее утро я отправился осматривать достопримечательности Брукмера. Достопримечательностей оказалось не очень много: мрачноватый, ощетинившийся бойницами замок с высокой башней из рыжего кирпича, да скученный рынок, забитый народом по случаю ярмарки.
Впрочем, посмотреть, все-таки, было на что: если уж не на сам город, то на людей. Попадались здесь и аристократы в шляпах с разноцветными перьями, и согбенные крестьяне с тележками, полными брюквы, и спешащие на ярмарку купцы с подвязанными к жилетам яркими рукавами и с тюрбанами на головах наподобие того, что я видел на Бажане.
Винс вертел головой во все стороны почти с таким же жадным любопытством, как я.
— Смотрите, ваше инородие, — захлебываясь от детского восторга шептал он, тыча пальцем по сторонам, — вон те господа с пряжками на шляпах — это мушкетеры маркграфские. Его сиятельство себе лучших стрелков на службу нанимает, постоянно с маркграфом Кирхаймским соревнуются, кто больше умелых воинов на свою сторону перетянет. И почти всегда побеждает: Брукмер-то побогаче будет, чем Кирхайм.
А вон там девицы от Рыжей Мэл! У них, наверное, теперь отбою нет от клиентов. Работают, поди, не покладая рук. Ну, в смысле, ног.
А вот это моряки из вольных городов: только они такие косички на висках носят. Эко их занесло-то сюда, за сто лиг от моря!
Кругом кипела суетливая городская жизнь. Разносчики с лотками снеди расхваливали наперебой каждый свой товар. Стражники с алебардами вальяжно патрулировали улицы. Женщины выглядывали из окон, разглядывая разноцветную толпу и перекрикиваясь прямо через улицу с соседками.
Город дышал полной грудью, и опять я поймал себя на мысли, что все это совершенно точно не скрипты, а обычная жизнь обычных людей. И опять мне от этой мысли стало грустно, и я потер запястье, на всякий случай попробовав нажать кнопку на браслете. Ничего не вышло, конечно же.