робку посылки вздуться и с треском лопнуть в области крышки.
Глава 22. Анархия и социальный лифт
Жилищный совет дома, у которого меня приземлило, был действительно беден. Очередной нищий барак, коих полно на всей планете.
Жители, руководствуясь свободой анархического общества, сами решают, где жить. Но купить жилблок в любом здании ты не можешь без согласования с советом жильцов этого самого здания. В домах, где люди поумнее, назначается староста совета, который собирает всех жильцов только в экстренных случаях. В домах, где исторически проживают неблагонадёжные, часто старосты нет вовсе. То есть номинально он, конечно же, есть, но гражданин, желающий купить здесь жилблок, вынужден будет проходить кастинг перед всем скопищем жильцов, что является совсем малоприятной процедурой.
Вообще, любые жители любых домов имеют право выбирать тех, кто с ними рядом поселится. Таким образом, при заселении, если не понравишься большинству, тебе могут отказать, что называется «без объяснения причин», и ты пойдёшь дальше искать себе более подходящие своему уровню апартаменты.
На кастинге могут звучать самые интимные вопросы. Где работаете? Сколько зарабатываете поверх нормы? Планируете ли детей? Судимы ли? И если да, то по каким статьям? А если нет, то покажите инфосправку! Так в результате естественного распределения получается, что благонадёжные селятся с благонадёжными, а неблагонадёжные логично сбиваются в обшарпанные дома. Ведь даже если ты уже проживаешь в своём жилблоке, тебя могут запросто выселить, потому что ты вдруг стал не удовлетворять требованиям большинства. Выселят и отдадут тебе среднюю стоимость твоего жилблока. А ты вынужден будешь искать новое пристанище, скитаться по домам, беседуя то с одним жилсоветом, то с другим. И везде будешь слышать один и тот же вопрос: «За что вас лишили права жить в вашем первом доме?»
Манкреды же имеют склонность заканчиваться. И вот ты уже обитаешь в хостеле, волоча жалкое существование. Возможно, тогда к тебе и подойдёт представитель компании «Гейм энд Кеш» и предложит поиграть.
– Вы же рисовали в детстве? А хотите быть художником в игровом мире?
– У вас же была своя лавка по продаже продуктов? Не желаете ли быть успешным торговцем?
– О! Вы – бывший солдат! А не хотели бы заработать, играя в войну?
Конечно же, все ваши деньги переконвертируются в золотые монеты. В игре вы будете иметь все, на что вам хватит денег, а если монетки закончатся, ну всякое бывает, вам предложат купить вашу жизнь. То есть вы помещаетесь в игру навсегда, попутно подписывая контракт, что в случае смерти в игре, умираете и в реальности.
Редко когда кто-то поднимается в игре хотя бы как Мстислав. Чаще они оседают навсегда в многоэтажных капсульных хостелах. Милость это или проклятие, но на улицах секторов становится меньше бродяг и неблагонадёжных – компания «Гейм энд Кеш» взяла на себя и санитарные функции. Бродяги, зеки, кредитные должники, военные преступники теперь могли получить второй шанс пожить, хоть и без права выхода в реальный мир.
Я взбирался по пожарной системе эвакуации на самую крышу нищенствующего дома, попутно заглядывая в светящиеся окна жилблоков. Ну и контингент тут, я вам скажу! Ожиревшие и охамевшие, инфантильные и суммарно негативные, залипающие на ТВ, играющие в игры, раскуривающиеся смесями, коллективно выпивающие обыватели. Бьюсь об заклад, что тысячу лет назад было так же. Технологии не приблизили нас к этике и, несмотря на то, что везде все делают, что хотят, в их лицах я не видел счастья, только быт.
Казалось бы, анархия, то, что было подарено обществу, должно было освободить людей от гнёта корпораций, дать им больше свобод и прав, развить в них совесть и желание брать ответственность за всё, что их окружает. Но нет. Этому обществу нужен царь или более жёсткая система правления. Не анархическая, а возможно даже коммунистическая.
Тем временем я взобрался на верхушку многоэтажки.
– Джуз!? – позвал я орка. – Это ты нейролекции по социологии в аватар закачал?
– Дааа, а что? – протянул Джуз.
– Вот предупреждай! Я вообще-то на преступление против собственности иду, и думать об общественном строе мне вообще не надо бы, – передал я своё недовольство.
– Там в левом верхнем углу есть зелёный крестик, он отключает классовое самосознание железохода.
– Спасибо. Я наверху. Куда дальше? – спросил я, попутно отключив ИИ машины.
– Хостел от тебя в ста метрах, это три прыжка по крышам. Смело прыгай, аватар такое может, – заверил меня Джуз.
– Я другого от тебя и не ожидал, – улыбнулся я сознанием.
– Слушай, когда все сделаешь, ты же Филином дальше играть будешь?
– Ну, да, – замешкал я. – А в чем вопрос?
– Оставь мне свою негритянку для радостей молодецких. Я в неё сознание закачаю, будет мне борщи на друидских кострах варить.
– Нафига она тебе? – все ещё не понимал я.
– Ну я ж говорю! Для утех молодецких! А жена без языка сейчас на вес золота, – хохотнул орк.
– Хрен с тобой, забирай. Только, чур, пока я в аватаре бегаю, а она там у тебя лежит беспомощная и доступная, моё имущество не пользовать!
– Условия дополнительные какие-то… – протянул Джуз. – Филь, я тебе доложу, ты занудой стал!
– Я тебе серьёзно говорю! Пока я сознанием в ней, мой аватар не трахать!
– Да понял я! Я пока ей вина в кубки налью, вернёшься с молотами, отпразднуем втроём, – уверил меня орк.
«Контуженный, блин», – подумал я и совершил первый прыжок на соседнюю крышу.
Железоход подкинуло за счёт антигравитационных джамперов, и я приземлился мягче, чем ожидал, почти беззвучно. Чудо, а не машина! Ещё прыжок переместил меня уже на верхнюю площадку хостела, прямо на место, где паркуются воздушные суда. Туда, где меня и ждала будка лифтовой шахты с дверью под сигнализацией.
Проблема современного общества – надежда на охранные системы и желание сэкономить на них же. Обойдя надстройку слева, я нашёл озвученную Джузом панель стены из комбинированного толстого пластика. С такой без особых проблем должен справиться резак аватара, и я, наконец, проникну в шахту лифта.
Медленно голубой огонь начал пропаивать проход, с каждой секундой приближая меня к цели.
Глава 23. Проигранная судьба
Лифтовая магнитная шахта уходила глубоко вниз. Где-то на минусовых этажах замерла её кабина, опустившаяся туда вместе с последним покинувшим здание человеком. Трудяга спешил на подземную парковку аэротранспорта, чтобы управляемая одноместная шлюпка скорее унесла его прочь с рабочего места к играм, к цифровому ТВ, к повсеместно разрешённым наркотикам и доступному виртуальному сексу.
– Погоди! – остановил меня Джуз. – Настраиваю аватар на резонанс с лифтовой шахтой… Все, прыгай вниз.
Я не стал перечить, а просто шагнул в бездну уходящих вниз этажей, но, как и ожидалось, не упал. Магнитные поля плавно понесли меня вниз.
– Третий этаж! – напомнил мой оператор.
– Принял.
Я ответил машинально, как будто мы снова были на войне, совсем забыв про простое и такое небрежное слово «помню» или слегка недовольное «я знаю».
Планирование было чуть медленней спускающегося лифта и, добравшись до третьего этажа, я примагнитился к двери. Когтистые пальцы аватара с лёгкостью зацепились за отодвигающиеся ставни лифта и потянули их в стороны. Механический скрип шестерёнок, не желающих поддаваться и сдерживающих двери закрытыми, сменился звонким дзиньком – я что-то сломал в запирающем устройстве шахтовой заслонки.
Мягкое голубоватое мерцание аварийных огней, обозначающих выходы, озарило созданную прореху. Я шагнул навстречу свету, заливающему нужный мне этаж. Сканеры аватара показывали, что на этаже никого нет, однако красными огоньками сигнализировали, что я нахожусь в секторе, где каждый мой шаг идёт под запись систем наблюдения.
«Да все равно», – подумал я. – Джуз, где сейчас дежурный техник?
– Я что тебе, бог всевидящий? – удивился Джуз. – Ищи, где-то там он.
– Тебе оттуда должно быть виднее, – оглянулся я, не наблюдая по близости никого.
– Не, не! Их систему защиты я не взломаю. Ориентируйся там по ситуации.
Сквозь динамики я слышал, как Джуз барабанит пальцами по панели ввода.
Я крался вперёд, обходя коридоры и комнаты, легонько толкая двери, чтобы не шуметь. Логика была такова, что если дежурный техник работает всю ночь, то должно быть место, в котором он находится. А так как здание под охраной и на сигнализации, он не будет запирать дверь на рабочем месте, ведь за бессонную ночь как минимум нужно сходить в туалет, возможно даже несколько раз. Хотя, военный бы закрывал, полицейский бы закрывал тоже. Но гражданские люди не были испуганы войной, а информация о высокой преступности строго дозировалась и показывалась лишь на платных каналах. Это было и правильно, и нет одновременно. Люди имели полное право не расстраиваться и просто не знать о бедах, которые случились не с ними.
Забавно конечно устроен человек. Он с упоением смотрит боевики, но предложи ему умереть в локальной войне, он, безусловно, откажется. Все эти пацифисты и зоозащитники в чем-то правы, предлагая поставить себя на место той же коровы, которую собираются убивать на мясо. Предлагая пожить в страхе, что в любой момент тебя могут уничтожить. Но это тоже показывалось лишь на платных каналах, ибо нечего смущать людей, любящих бургеры и боевики.
Я не был исключением. Я любил вкусно поесть мясное. Но в отличие от современного человека я знал цену смерти и понимал, что и кого я ем. Как и понимал, кого я убиваю по заказу или убивал на войне. Причиняло ли мне это духовный дискомфорт? В начале войны да. Но после того как побываешь в кровавой бане, что-то ломается и начинаешь относиться к жизни по-другому. Легче забираешь жизни, легче относишься к смерти.
Очередная затронутая дверь поддалась, открывая ход в помещение, уставленное капсулами для игры, как коконами. В три высоты вверх и много-много рядов влево и право. За столом-пультом управления ко мне спиной сидел дежурный техник, одетый в белый медицинский халат. Откинувшись на спинку кресла, он вальяжно положил скрещенные ноги на дорогостоящее оборудование. Над его головой сенсоры аватара уловили тёплые струйки воздуха – это был кофейный напиток или горячий чай. Техник меня не видел и не слышал. Второе было вовсе не моей заслугой, а его вальяжным поведением, ведь коротать смену лучше с любимой музыкой в круглых объёмных наушниках зелёного цвета.