Приходилось уворачиваться, финтить, искать брешь в обороне врага, одновременно следя за тем, чтобы никто из верховых не рубанул меня сверху и не затоптал конем.
Наконец, изловчившись, я поймал замешкавшегося врага в ловушку, и мой крикет вонзился кровожадным лезвием прямо в его шею. Кровь брызнула, словно вино из прорванного бурдюка, а я перешагнул через рухнувшее тело и бросился к своим.
Бой превратился в кровавый кошмар, где все вокруг от стены до стены было залито кровью — человеческой и лошадиной. Порой было трудно разглядеть, кто и кого режет. Несколько лошадей, оставшихся без седоков, в ужасе метались в узком коридоре, усиливая хаос, и без того невообразимый.
В какой-то момент казалось, что наш строй прорван окончательно, и вот-вот начнется полное истребление. Однако потом ряды всадников дрогнули — их оказалось слишком мало, чтобы смять нас и задавить.
Один за другим они начали впадать в панику и пытаться вырваться из западни, в которую превратился коридор. Нескольким это удалось, и они с криком унеслись назад в пролом, готовые смять наступающие ряды пехоты. Прочие стали добычей пик и алебард.
Но нам это далось слишком дорогой ценой. К тому моменту, когда последний из всадников исчез в проломе, на ногах оставалось едва ли человек сорок, жиденькая кучка людей, залитых своей и чужой кровью, едва стоящих на ногах.
Барриан лежал на земле с головой, раскроенной конским копытом. Макс, стоял рядом со мной с перекошенным от ярости лицом, стирая кровь, заливавшую его единственный глаз. Последние оставшиеся в живых готовились к решающей схватке. Судя по шагам и крикам снаружи, у нас оставалось не больше минуты. Видимо, на то, чтобы попрощаться друг с другом.
И вдруг мы услышали, как на другой стороне луга глухо грохнула пушка, а за ней — другая. Сперва этот звук поразил меня своей неуместностью.
Зачем они стреляют? Хотят сделать пролом еще шире? Но чего ради? Ведь здесь и так вполне достаточно места, чтобы войти и перерезать нас.
А затем со стороны стены, уже ближе, послышался воющий свист, а вслед за ним — крики ужаса и отчаянная брань. Я узнал звук — это хлестнула по пехоте картечь. Но это была не наша пушка, которую еще не успели перезарядить. Это точно были орденские пушки.
Что они делают? Что вообще происходит?
Неясные силуэты во тьме впереди заметались, сломав строй. Кто-то бросился назад, часть рассыпалась по лугу, другие побежали вперед, к стенам, чтобы хотя бы укрыться от следующего залпа. Мы с Максом недоуменно переглянулись. И тут я заметил, что все, кто еще стоял на ногах, смотрят на меня с недоумением и суеверным страхом.
— Это снова ты как-то сделал? — задал Макс вопрос, вертевшийся, видимо, у всех на устах.
— Нет, ты чего? — я помотал головой. — Каким образом?
— А каким ты бомбарду взорвал? — спросил Макс. — Тут чему угодно теперь не удивишься.
Ответить ему я не успел, потому что в проломе возникло несколько людских силуэтов. Мы приготовились встретить их остриями пик, но те не торопились идти в атаку. Потерявшие строй и ошалевшие, они ждали, пока подойдет больше людей, разбежавшихся по лугу.
Постепенно их и в самом деле становилось все больше, но пока еще подавляющего преимущества на их стороне не было. Я спешно перезарядил крикет, готовясь выпалить, когда они подойдут ближе. Макс натянул тетиву арбалета. Драгун в окровавленном разорванном мундире рядом со мной, чертыхаясь, загонял шомпол в дуло пистолета.
И тут со стороны луга послышался топот марширующего в плотном строю отряда. Враги приободрились, некоторые из них бросились назад, чтобы провести в темноте подмогу прямо к пролому. Мы стояли, не шелохнувшись.
Из-за стены грянули сперва одиночные выстрелы, а затем залп.
Несколько из стоявших в проломе солдат повалились на землю, другие отпрянули в нашу сторону, заметались, а затем стали один за другим бросать оружие и поднимать руки вверх. Они сжались в нестройную толпу, словно стадо овец, ошалело глядя на нас.
Вскоре в проломе показался первый ряд наступающего строя. Это не были орденские солдаты — хуже вооруженные, в кожаных бригантинах, они шли не очень уверенно держа строй. Зато у них было знамя, и едва я разглядел его в мелькающем свете факелов, то едва не прослезился: белый щит на синем поле. Придуманное Сергеем знамя Кернадала.
Пленные сидели посреди небольшой площади перед ратушей, с руками, связанными за спиной. Один из кернадальских солдат деловито снимал с них шлемы и кирасы — они больше пригодятся нашим.
Мы с Ксай и Морионе стояли чуть поодаль. Капитан был весьма доволен.
— Артиллерия! — проговорил он, воздев палец к небу. — Огромное дело! Вы тут видал, что пара бах-бах сделать можно! Настоящая победа! Превосходно!
Я хлопнул его по плечу, сжав его сильно ладонью.
— Вы появились чертовски вовремя! — произнес я.
— А кто молодец? — спросила сияющая от гордости Ксай. — Все я! Я же сразу поняла, что добром это дело не кончится, и придется вас тут спасать. Но раздраконить их ты мне запретил, хотя это было бы проще и быстрее. Вот я и рванула в Кернадал, едва ты из ставки уехал. В драконьем облике, естественно.
Я взглянул на нее с легким укором.
— Не волнуйся, никто не видел, — ответила она на немой вопрос. — Я в лес сперва пошла, а оттуда уж взлетела. Хорошо, что капитан сумел быстро к походу подготовиться, а то опоздали бы.
Я взял ее за руку и сжал легонько, не зная, как выразить свою признательность. Ксай чуть смущенно улыбнулась.
— Ну, а уж захватить пушки и начать палить по наступающим — это идея капитана, — добавила она. — Мы тут несколько часов в засаде просидели, выжидая момента. Вылезли бы раньше, они бы нас разбили, маловато нас, все-таки.
— Что же, капитан, выходит, в Кернадале теперь есть армия? — спросил я Морионе.
— Так есть, — важно кивнул капитан. — Не очень великий, но вполне надежный. Вот и в бою имел быть.
— Что ж, тогда вам и быть ее главнокомандующим, — сказал я. — Меня тут обещали графом Кернадальским пожаловать, пойдете графской гвардией командовать?
— Буду иметь почитать за честь, — серьезно произнес Морионе.
Несколько минут мы наблюдали за тем, как грузятся припасы на подводы, которые Морионе привел с собой. Мэр настоял, чтобы мы взяли с собой еды из его закромов, потому что Морионе в спешке из Кернадала увез не слишком много. Я расчувствовался и оставил мэру денег из тех, что остались от последней проданной партии кернадальских редкостей. Мэр отбивался изо всех сил, но я настоял — им еще стену теперь отстраивать.
Наконец, двинулись в путь — я ехал вместе с Ксай и Морионе во главе своей новой, практически уже графской армии. Замыкал шествие Макс, драгунский отряд которого, истощившись, было, до предела, теперь пополнился десятком митценских бюргеров.
— А что теперь на юге? — спросил я. — Победил ли герцог королевскую армию?
— Кто ж знает? — пожала плечами Ксай. — В любом случае, нужно отправляться туда. Может быть, успеем поучаствовать.
— Меньше всего я хотел бы во всем этом участвовать, — ответил я. — Нежить уже идет на юг, берега озера вот-вот опустеют, скоро она, может быть, будет уже возле Брукмера. А мы чем заняты? Убиваем людей, губим в междоусобице солдат, которые могли бы сражаться с Ником. Все это какое-то безумие. Ник, должно быть, потирает руки.
Я заметил, как при упоминании о Нике Ксай помрачнела, и остановился.
— Только бы они в самом деле совершить договор, — нарушил тишину Морионе. — Две армии — не одна. Выстоять проще.
— Трудно поспорить, — я с улыбкой кивнул. — Вот только для этого одному из двух герцогов придется пойти на уступки. И что-то я не уверен, что хоть один из них к этому готов.
На четвертый день пути на юг мы встретили расположившийся на привал мушкетерский полк, отправленный нам на выручку. Командир полка, молодой воевода из Тарсинской высшей знати, принял нас с почетом. Он весь кипел жаждой деятельности: казалось, даже просто сидеть на лавке ему было тяжело, отчего он постоянно то притопывал ногами, то хлопал себя по бедрам, до вертел пальцами серебряные застежки своей куртки с соболиным воротником.
— Ну-с, стало быть, орденская армия разбита? — спросил он, когда мы расположились вокруг походной жаровни посреди его небольшого шатра из плотного сукна. — Это же прекрасно, прекрасно! Все идет, как нельзя лучше.
— Что же, вы теперь повернете обратно на юг? — спросил я.
— Никак нет, — ответил воевода, пододвинувшись поближе к жаровне. — Мы идем на Брукмер. Оборонять его теперь почти некому, так что больших проблем с ним не предвидится. Скоро вся марка присягнет его светлости. Никакого Ордена Василиска больше не будет. Хватит, наигрались в монахов, безбожники. Настают новые времена. Пусть покаются в незаконном принятии священного сана. Кто не покается — на костер пойдет.
Я равнодушно пожал плечами. Ни малейшей жалости к орденской верхушке, сплошь состоявшей из разбойников и убийц, у меня не было. Хотя и промелькнула на секунду мысль о том, что воевода явно гуманист ничуть не больший, чем они.
— Что же в его светлость? — спросил я. — Если вас он отослал — стало быть, регентская армия уже разбита?
Воевода пренебрежительно махнул рукой, давая понять, что речь идет о чем-то совершенно несущественном.
— Пока нет, — ответил он, — но это дело времени. Полагаю, впрочем, что никакой битвы не будет, а они просто сдадутся.
— Где же они теперь? — спросил я. — Засели в Карнаре?
— Нет, отступили, — ответил воевода. — Карнара плохо приспособлена для обороны большим гарнизоном. Город большой, а крепость маленькая, хоть и с высокими стенами. Да и старая. Регент, видимо, решил сохранить свободу маневра, и отошел куда-то на северо-запад.
— На северо-запад? — удивился я. — Прямо в сторону Кирхайма?
— До Кирхайма ему, конечно, не дойти, — сказал воевода. — По слухам, встал он лагерем в трех переходах от столицы, в окрестностях Фарвиллы. По тем же слухам, главная забота сержантов в его армии — ежеминутно следить за тем, чтобы солдаты не разбежались. Офицеры же не менее бдительно следят за тем, чтобы не разбежались сержанты. В общем, боевой дух в армии царит невероятно высокий, и нам, конечно, будет очень тяжело их разбить.