Интересно, на эти «прозрения» тоже тратится божественная энергия веры и поклонения? Которую я, оказывается, не могу пока накапливать? То есть, по идее, это скоро кончится. Или нет?
— Комбикорм подойдёт, — крикнул я в спину уходящей поварихе. — Если ничего не будет, запаривайте его! Но и про гостей не забывайте, людям нормальной еды главное оставьте.
— Ага, прямо заботушка нашёлся, — продолжала ворчать толстая женщина. — Сам подыхает, а «другим оставьте». Прям идеал господина, тьху! О себе бы озаботился. Дитя дитём, а туда же, «остальных!». Не запихни в его беспамятную тушку еды, уже отпевали бы.
— Не ворчи, я всё слышу, как бы, — хохотнул я, и тут же услышал в ответ:
— Надеюсь, это он не мне? — донеслось опять до меня. Хотя женщина была уже метрах в тридцати. — Не, я же это не вслух!
В смысле, не вслух? Я немного прифигел. Это что же, я уже ещё и мысли слышу, направленные в мою сторону? А говорили, профессии ментатора и менталиста одни из самых сложных для универсала. И этим дисциплинам учатся годами, а главное, оно в принципе не всем даётся. Защита от них несложная, хоть и практика требуется, а вот…
Тут живот скрутило голодным спазмом. Надеюсь, время между перерывами уменьшаться не будет. Моих ноздрей коснулся запах жареной картошки со шкварками. Ух, скорее бы! Мелкий поварёнок, оказывается, уже тащил в мою сторону огромную сковороду.
Утром пришёл Сергеевич. К тому времени я старательно уничтожал то, что готовило в параллели два десятка людей. Картошка тоже закончилась, в ход пошли овощи, капуста и прочее. А прямо сейчас готовили прочие крупы. Пшёнку, рис и подобное. Из полевого лагеря солдатики таскали свои продукты.
— Оттопыриваешься? — воспроизвёл он Масяню из моего мира. Хотя, вроде бы, он там умер задолго до её создания. — Оттопыриваешься! И навёл ты переполоху! Услада, наша новая повариха, уже сутки на своих огромных ногах, не спит, «барина выхаживает»! Как состояние?
— Старый, ну тролль меня, и так не сладко, — сонно отозвался я. Кажется, ближайшие четверо суток поспать мне не грозит. — Жру вот. Говорят, основные недельные запасы всего дома я уже подъел. Грозятся на комбикорм перевести.
— А это идея! — хохотнул Сергеевич. — А главное, экономия-то какая! Ты это, соглашайся. А то от своего состояния оставишь рожки да ножки, всё прожрёшь! Хоть ты мульйонер, но, походу, это ненадолго с таким-то аппетитом.
— Юморист! — огрызнулся я. — Ты мне лучше скажи, с Петром Алексеевичем порешал? Сам видишь, не до поездок мне. А с десятком полевых кухонь путешествовать, так себе идея. Да и нет у нас столько. Так и вижу, как в приёмную вкатывают дымящую бочку с походной едой. И я, слушая нашего императора, чавкаю и вежливо киваю.
— Порешал, — тон Антона Сергеевича стал серьёзным. — как я и предполагал, у нас двухнедельный карантин. Въезд и выезд с территории запрещён всем. Охрана усилена. Так что жирей себе потихоньку, главное, чтобы потом рессоры выдержали.
— Точно юморист, — с улыбкой ответил я. — Задорнов с Хазановым и Волей в очереди к тебе за автографами уже строятся. Хотя, последнего, ты, наверное, уже не застал. Но он тоже крутой. Ну, в общем, ты понял!
— Да всё я понимаю, — вздохнул старый, а меня накрыло. Снова. Но на этот раз я увидел старого.
Много лет назад, СССР, Москва
«Внимание, говорит Москва! Передаем важное правительственное сообщение, граждане и гражданки Советского Союза. Сегодня в 4 часа утра без всякого объявления войны германские вооруженные силы атаковали границы Советского Союза. Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков. Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!».
Антон Сергеевич стоял в компании друзей в парке. Уже светало, костерок почти погас, молодёжь разобралась по парам, держась за ручки и нежно шушукаясь друг с другом. При этом всё было пристойно и безобидно. Сам он был из тех немногих, кто был одинок. Впрочем, он всегда был одинок, парень был из редких однолюбов, и он потерял свою любовь. Пару жизней назад. Но она, любовь в смысле, не оставила его, даруя призрак надежды на возможность встречи.
Друзья и подруги, часто держась за руки поднимались, с недоумением вслушиваясь в слова Левитана. Не сговариваясь, они отправились в сторону рупора, висящего на столбе, в тщетной надежде, что вблизи станет немного яснее. Но это не помогло. Через паузу, текст повторился:
«Внимание, говорит Москва! Передаем важное правительственное сообщение, граждане и гражданки Советского Союза. Сегодня в 4 часа утра без всякого объявления войны германские вооруженные силы атаковали границы Советского Союза. Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков. Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!».
— Это что же это такое происходит? — беспомощно спросила Настя, девушка, про которую говорили «кровь с молоком», с тонюсенькой талией, длинной косой, широкими бёдрами и большой грудью. — Это что, война что ли?
— Очень на то похоже, — ответил, скорее сам себе парень, сын кузнеца. В любые двери он заходил только боком, поскольку ширина плеч не позволяла пройти прямо. — Ух, зададим мы этим гадам жару! Нет, я давно про войну в Европе наблюдаю, но у нас же договор был? Не знаю, как вы, а я пойду супостату морды бить! Кто со мной?
— Я тоже! — неожиданно для самого себя, ответил Антон, как его звали тогда. — Вот прямо сейчас идём к властям!
Но сразу не получилось, и они долго стояли у входа, слушая эхо речи, регулярно повторяющейся. Настроение из возбуждённого переходило в обречённое. До них доходил смысл произошедшего.
Старый давно понял, что в этом мире, почти лишённом магии, его любимой нет. Но убивать себя самому было нельзя, слишком велик был шанс, что его душа развеется. А он должен был найти свою любимую, с которой его разлучила жизнь. И смерть. Война? Идеальный шанс умереть, причём в бою, героем. Тогда он сможет точно приблизиться к любимой женщине.
Но Антоновичу не везло. Он воевал долго, дожил до Курской битвы, пережил её, и глупо погиб, когда в освобождённой деревушке встал на постой к девушке дет тридцати, вдове. Она просто зарезала его во сне. Чем она руководствовалась, известно так и не стало. Смерть ни разу не героическая, зато он попал в мир, где спустя сотни лет должна была появиться его любимая. И он дождался.
Начинал он с конюха, потом выкармливал жеребцов, после на него повисла повитуха уровня царского. Он старательно воздерживался от близости, поскольку любил. До сих пор и всё ещё, вопреки всему, свою единственную. Но повитуха, в надежде на благосклонность, устроила его учителем фехтования к трёхлетнему принцу. Через два года он стал главным ответственным за воспитание и обучения малыша царской крови.
А потом они сблизились. Не с повитухой, конечно. Уже старик, и совсем молодой парнишка, принц. Они стали друзьями. Подросток доверял своему воспитателю такие тайны, о которых даже не догадывался его отец, император. И Сергеевич ни разу не предал этого доверия, возможные и текущие проблемы решая своими силами, коих у него к тому моменту было совсем не мало.
Спустя долгие года, очень много лет, его воспитанник, император-батюшка всея Руси дали задание помочь мне с делами на изнанке с новым народом, дриадами и гномами. И он, наконец, встретил её! Свою любовь! Единственную и на многие жизни. После чего он преисполнился ко мне такой благодарностью, что я стал для него новым маленьким принцем. Он почувствовал за меня такую же ответственность, а ко мне такую же привязанность.
Вот только вслух он этого никогда не скажет. Но я теперь знал. Грудь заполнило щемящее чувство, глаза защипало. Кто бы мог подумать, что этот мудрый, язвительный и независимый человек может ко мне что-то испытывать? Ещё пять минут назад я сказал бы, что это бред бредовый. При этом не сомневаясь в достоверности того, что видел и воспринимал.
Поток воспоминаний прекратился, как обычно, абсолютно внезапно, оставив лёгкую грусть, намёк на счастье и слезинку на щеке. Старый её заметил, но воспринял по-своему.
— Держись, парень! — добро сказал он. — Я уверен, что ты справишься! На твой желудок сейчас пашут, как проклятые, два десятка человек. У нас всё получится.
— Я тебя тоже люблю, старый! — искренне и внешне невпопад сказал я. — Спасибо тебе за то, как ты ко мне относишься. Прости, но я теперь знаю. Я правда тебя люблю, хоть местами ты и несносный старик! Может, ты себе курс омоложения возьмёшь? Хоть ворчать перестанешь. Может быть. Если захочешь!
Он посмотрел на меня внимательным взглядом, ни слова не говоря взлохматил мне причёску, развернулся и вышел. Его глаза были мокрыми, и резко краснели.
А мне тем временем подали огромную сковороду с шипящей жареной капустой. Не обращая внимания на температуру, я продолжил жрать.
Краснодар, первая Краснодарская академия, нулевой уровень.
Дом графа Мангустова
Наталья сидела в кресле, задрав ноги на сиденье, изящно сложив их вбок и смотрела на свою собеседницу.
— Ну, переспали мы с этой мыслью, — нарушила девушка затянувшуюся паузу. — Если честно, у меня никаких идей. Главой рода я становиться точно не хочу, а что ещё требовать от этой старой стервы, просто не знаю. Ты-то что надумала?
— Есть пара идей, — уклончиво ответила Надежда. — Но, я пришла к выводу, что с предложениями старая дрянь не поскупилась. Требуй клятвы вашим богом, что она исполнит всё обещанное, это главное. Князя Мангустову, вашу свадьбу, невмешательство в твою жизнь. Но главное, чтобы она привлекала тебя только в случае совсем критических ситуаций. Больше мне в голову тоже ничего не лезет.
— Мне тоже, — грустно отозвалась Наташа. — Я долго думала, и пришла к выводу, что тётя сейчас в полной заднице. Да, я опять выражаюсь, не как леди, в курсе. И она предложила максимум того, что может сделать. Ну вот такое у меня ощущение.
— Ну и что? Просто соглашаться? — грустно вопросила Коброва. — Это даже как-то несерьёзно, так за девочку воспринимать и будут! Надо хоть что-нибудь придумать. И вообще, как ты относишься к прогулам? Дичайше не охота идти в академию. Прогуляем? В город смотаемся, в торговый центр какой. Шоппинг, лучшее средство заставить отвлечься мозг.