Но когда Шерман зарядил в пушку бронебойный снаряд и влетел на мостик, старые опоры не выдержали, и с треском сломались. Танк провалился мутную грязь почти по самую башню, заскреб гусеницами, стараясь выбраться, и увяз еще больше. Наконец мотор заглох. Шерман остался без сил и замер.
На башню забрался солдат врага в серой форме.
- Серега! Вот это находка! – крикнул он.
Шерман разозлился. Его взяли в плен! Это самое страшное, что может произойти с машиной – идти воевать против своих. Но над обрывом появилась голова в пилотке с красной звездочкой.
- Это же поздний «Шерман», Антоха! Откуда он здесь? Смотри-ка, будто с завода! Для реконструкций Западного фронта то, что нужно!
Антоха открыл башенный люк и озадаченно сказал:
- Пушка заряжена! Он что, собирался идти в бой? Сам? Вот чудеса!
- Наверное, он принял все за настоящую войну, - ответил Серега. – Машины – они живые. Как и мы. Придется ему объяснить что к чему.
Два гусеничных тягача вытащили Шермана на берег, отвезли в ангар и поставили рядом с выкрашенным в желтый цвет неуклюжим танком с фарами-глазами на лобовой броне. Шерману показалось, что его сосед чему-то улыбается.
- Ой, новенький, - тонким голосом сказал незнакомец. – Здравствуй. Познакомимся? Меня зовут Матильда.
Шерман вежливо представился и спросил, что здесь происходит. Почему все – и свои, и враги, мирно стоят в одном помещении, не причиняя друг другу вреда.
- Война давно закончилась, - сказала Матильда. – И сейчас здесь музей. Но иногда мы играем в войну и надеемся, что наша работа больше никогда не понадобится.
Шерман мало что понял и решил, что разберется позже. А пока танк очень устал и быстро заснул. Впервые за много лет он почувствовал себя дома.
Глава 45. Заклятый враг вернулся
Когда Максим закончил, он увидел, что вокруг собрались все. Даже майор с Яной, как часовые, молча стояли у изголовья. Никто не произнес ни слова.
Смущенный всеобщим вниманием, Максим ушел в генераторную. Поставил рюкзак на пол, завалился на койку механика и, положив рядом ружье, уставился в покрытый разводами потолок. Что-то было не так. Неизвестная угроза висела над головой, словно подвешенный на тонкой ниточке меч.
Максим прокрутил в голове события последних дней. Но едва лента времени перемоталась в обратную сторону, в комнату влетела Яна. Она бесцеремонно уселась на койку и скрестила руки на груди:
- Слушай, ты прости меня, хорошо?
- За что? – удивился Максим.
- Ну… я тебя психом назвала. Твой начальник рассказал мне… ты знаешь, я бы ее прибила! Ну, твою мать!
- А я бы нет. Я ее люблю.
Брови Яны скрылись под челкой. Скуластое лицо вытянулось.
- За что?!
- Как минимум лет двадцать я жил за ее счет. К тому же она хотела мне только добра. Чего тебе от меня надо? Пришла меня помучить?
Яна попыталась схватить Максима за руку. Тот выдернул пальцы из неожиданно горячей ладони. Девочка пожала плечами:
- Ты не мог бы спрятать пушку на ночь?
- Она же на предохранителе.
- Да какая разница? Ты же не будешь с ней спать. А кто-то из малых может и пошалить. Особенно Димка… мой брат. Он любит поиграть со стволами.
Максим, кряхтя, поднялся, отсоединил магазин и потянул рукоятку затвора. Патрон выскочил на подушку, скатился и остался одиноко лежать на матрасе. Максим поставил ружье в шкафчик механика:
- Довольна?
- Вполне, - Яна покраснела и быстро затараторила: – Ты знаешь, у тебя глаза, не такие, как у майора или твоей жены. У тебя они, как у пацана. Давай ты будешь моим братиком?
- Это… как? – спросил пораженный Максим.
- А вот так! Пока, братан!
Яна порывисто вскочила на ноги, послала воздушный поцелуй и выскочила за дверь.
- Как обычно, - Максим щелкнул выключателем и рухнул на койку. – Меня никто не спросил. Просто поставили перед фактом.
Скрипнули петли. Желтая полоска света на полу превратилась в широкий прямоугольник. В генераторную осторожно, едва ли не на цыпочках, вошла Олеся.
- Ты будешь спать здесь? – если можно спросить утвердительно, то девушка сделала именно это.
- Да. Хочешь, ложись со мной. Надеюсь, поместимся.
- Надо помочь Ирине управиться с мелкими.
- Там же Яна есть.
Олеся звонко расхохоталась:
- Яна – отдельная тема! Единственный авторитет для нее – майор. Больше никого не признает.
- Ну и компашка собралась на мою голову, - подытожил Максим. – Скажи всем: если сюда войдут, пусть не пугаются. Я могу лежать, как высококачественный труп и ни на что не реагировать.
Олеся прижалась мягкими губами к губам мужа и провела язычком по его зубам.
- Хорошо, - прошептала она ему на ухо. – Как же я тебя люблю. Спокойной ночи, мой лучший мужчина на свете.
Едва захлопнулась дверь, Максим растянулся на койке и сказал себе: «Разгрузка!» Снова онемели конечности, по телу пробежала волна, полностью погасившая способность двигаться. С потолка ударил белый столб света…
Ночь прошла быстро. Максим проснулся, сказал себе «загрузка» и, как только руки и ноги начали ему подчиняться, встал и посмотрел на часы. Уже наступило утро. Из главного зала убежища доносились голоса.
Максим, сел на койку, прикончил банку консервов, доел последнюю упаковку галет и запил остатками сока. Он едва успел слизать с горлышка последние капли напитка, как в генераторную заглянула Яна:
- Там это… майор просит на совещание.
Взрослые собрались на складе. Дети, под присмотром Яны, притихли на койках.
Церпицкий объявил начало собрания. Внезапно лампы моргнули, вспыхнули снова и погасли. Стало невыносимо темно.
- Автомат выбило, - объяснил Максим. – Наверное, дефектный. Я сбегаю и включу.
Он открыл дверь и выскочил на улицу. Добежал до подстанции, включил рубильник и медленно пошел назад. Из убежища поплыли миазмы липкого страха.
Входить внутрь не хотелось. Пересиливая себя, Максим спустился по лестнице, распахнул стальную дверь и покатился по бетону: кто-то сильно ударил его по шее и сбил с ног.
- Живучий, однако, - сказал ехидный голос заклятого врага – Петровского. Интересно, к кому относились его слова?
Преодолевая внутренний протест, Максим открыл глаза. Доцент – собранный и подтянутый, готовый выстрелить в любой момент, презрительно ухмылялся в лицо. В его руке поблескивал двуствольный пистолет, и маленькие, совсем нестрашные, но смертоносные дула черными точками смотрели прямо в лоб.
У стены, направив на сбившихся в кучу детей помповое ружье покойного Коряги, стоял Шмель. Майор, Ирина и Олеся сидели на койке, заложив руки за голову. Но вместо страха в их глазах застыл немой укор. Яна стонала на койке. На лбу ее багровел кровоподтек. Сосед-наркоман прижимал к нему мокрую тряпку.
- Ты не сможешь меня застрелить, - Максим поднялся на ноги.
Петровский хмыкнул:
- Да как два пальца об асфальт. У меня в руках бесшумный пистолет «Гроза». Изготовлен специально для Зоны. Так что слушай большого дядю, пока он не разозлился. Но как же ты облажался-то?
- Я чувствовал опасность. Но не знал что, где и, самое главное, кто.
- Мне ни к чему слабоумный проводник, – в голосе Петровского прозвучала издевка. – Надо было тебя пристрелить еще в церкви, чтобы не создавал проблем. Тебе мозги отшибло? Ты же знал обо мне и никому ничего не сказал! Почему? Отвечай!
- Я… забыл, - прошептал несчастный Максим.
- Забыл?! – взревел майор и вскочил на ноги. – Забыл?!
Шмель повернул ствол дробовика, и Церпицкий рухнул обратно на койку.
- Еще одного предупреждения не будет, - скучно проговорил доцент. – Кто раскроет пасть, получит острое свинцовое отравление. Надеюсь, я доступно пояснил?
Петровский толкнул Максима на койку и сел напротив.
- Продолжай, - сказал он.
- Я думал, злодей – майор. Ему так хотелось казаться негодяем…
- А как же твоя интуиция, предвидение или что еще там?
- Я по логике думал, - вздохнул Максим. – Мне же не видно конкретно, откуда ветер дует. А почему вы спрашиваете? Это важно?
- Очень. Я даже могу сказать, для чего. Мне нужно лучше понять этих гавриков, - Петровский ткнул пальцем в детей. – Они все – телепаты или целители. Моя организация жаждет использовать их таланты. Операция по их… выявлению готовилась давно, да майор сумел отправить их сюда. Зато в Зоне я был на шаг впереди.
- Интересно, я когда-нибудь доживу до злодея, который не объясняет свою мотивацию? – вырвалось у Максима.
Петровский широко улыбнулся. Почти по-человечески. Он, видимо, упивался властью над поверженным противником.
- У меня свои интересы, - сказал доцент. – Я хочу предложить тебе сотрудничество. Взаимовыгодное, разумеется. Ты должен вывести меня отсюда.
- А остальных?
- Их тоже. Потом я вас отпущу. Мне нужны только дети. Даже Яна мне ни к чему – ее сознание уже сформировалось. Ты бы хотел купить ферму? – неожиданно спросил Петровский.
Максим раскрыл рот. В ушах засвистела дудочка, она звала за собой, и не было никакой возможности вырваться из объятий музыки, навевающей тоску и страх.
«Есть две дороги, но чем дольше ты в пути, тем больше времени, чтоб нужную найти!» - знакомые слова на знакомую мелодию… откуда?
Перед глазами встала мирная картина: чистый белый коттедж в яблоневом саду, хлев, две пятнистые коровы и улыбающаяся Олеся с ведром, полным свежего молока. Стоп-кадр сменился: теперь Максим увидел собственное тело. Он скорчился на грязном бетонном полу, привязанный к ряду кресел в зале ожидания узкоколейной станции. Глаза остекленели. На лице застыли мука и отчаяние. Рядом в луже крови распласталась Олеся. Яна сидела у стены, прижав ладони к груди. Пальцы блестели, словно залитые красными чернилами… Наваждение пропало мгновенно, словно кто-то сдул с глаз туманную пелену.
- Ферма – это не для меня, - прошептал Максим, оправившись от ужаса.
- Значит, придется толкать маргаритки. Достойное занятие, - доцент фамильярно похлопал его по плечу.