- У меня ведь одна сгущенка и хлеб. С голода не умрешь, но мне все это обрыдло. Если бы вы знали, как! Хотите пару банок сгущеночки в дорогу?
И Максим, и Петро не отказались. Пригодится.
После короткого чаепития дед Филат распределил работу:
- Ты, - он ткнул грязным пальцем в Петро. – Хватай лопату и грузи уголь в тачку. А молодой пусть тащит это богатство к паровозу. Как засыплем бункер, так и поедем.
- Думаете, я справлюсь? – Максим с сомнением посмотрел на свои руки.
Дед Филат пошевелил губами, посмотрел в потолок и выдал:
- Нам нужно два кубометра, или почти три тонны угля. За пару десятков ходок управишься. Пока вы возитесь, я заправлю машину водой и разведу пары. Это не так просто, как вам кажется!
- Не сомневаюсь, - сказал Петро. – Я готов.
Началась тяжкая, утомительная и грязная работа. Максим думал, что управится за пару часов, но он переоценил свои возможности. Кроме собственно перевозки угля ему пришлось засыпать тяжелое «черное золото» в ненасытную утробу угольного ящика. Если бы не удобный помост, Максим бы не управился и за неделю. Но и без того погрузка заняла целый день. Только когда солнце скрылось за лесом, и начали гаснуть краски вечернего неба, дед Филат приказал:
- Довольно! Придется ночевать здесь. Завтра поедем.
- Пешком быстрее бы дошли, - пробурчал Петро, разглядывая мозоли на руках.
- Если бы дошли, - возразил Максим. – Кто знает, что на нас бы еще навалилось?
Он еле держался – перед глазами плыло, веки слипались, точно намазанные резиновым клеем. Невыносимо хотелось упасть прямо посередине депо и потерять сознание. Приходилось заставлять себя передвигать ноги, к которым, казалось, болтами прикрутили диски от штанги. Но упрямый Максим не привык сдаваться. Он доплелся до комнаты отдыха в диспетчерской, рухнул на диван и только тогда отключился. Его сон был похож на глубокую кому.
Глава 21. Наш паровоз вперед летит
Максима разбудил, вернее, растолкал Петро. Руки и ноги нестерпимо ныли, казалось, они превратились в негнущиеся протезы. Зато голова стала ясной, а мысли четкими и конкретными: надо подниматься и ехать, догонять Никитоса… вот ведь чучело! И как он мог о нем забыть?
- Филат! – позвал Максим машиниста. – Ты не видел мальца? Лет двенадцать, смешливый такой. Все улыбается.
- Ни двенадцать, ни пятнадцать лет никого не видел. Один как перст. А ведь мимо меня и мышь не проскочит!
- Странно, - сказал Максим сам себе. – Я-то чувствую, что дорога ведет нас куда нужно. Может, просто в какую-то точку? К неизвестному нам объекту или сооружению, где прячется беглец?
- Что ты там бормочешь? – спросил Петро. – Все ошибаются, я тебя не виню.
- Я не ошибаюсь, - упрямо возразил Максим, подхватив ружье и рюкзак. – Просто не пойму пока что к чему. Ну, будь что будет. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
В депо стоял ощутимый запах горящего угля: дед Филат за ночь в одиночку растопил паровоз. Вокруг короткой трубы дрожало марево. Сквозняк вытягивал струйки серого дыма наружу, уносил в хмурое небо и развеивал над темной стеной деревьев.
После чая со сгущенкой Максим погрузил рюкзаки и сундучок Филата на паровоз и забрался в будку. Старый машинист вручил ему лопату:
- Будешь помогалой. Как скажу, подсыпай угля на решетку, да разравнивай тонким слоем. Не переборщи, не то давление в котле упадет, и мы встанем на перегоне. Оно нам надо?
Максим, который везде старался докопаться до сути, удивленно спросил:
- Разве этим не кочегар занимается?
- Не-а. Кочегар – подай-принеси, буксы смажь. Топку открой. Помогала создает пар, машинист его расходует. На этой машине кочегар вообще не положен. Она хиленькая и простая как шпала. Это ж тебе не «Эшак» и тем более не «Федька».
- Паровозы серии Э и ФД, - тихо сказал Максим.
- Верно, - дед Филат глянул на манометр. – Давление есть. Ну, поехали. Выходной зеленый.
Он открыл дверцу топки, и будка наполнилась гулом бушующего пламени. Максим отшатнулся от ослепительного огня, от нестерпимого жара, от которого тут же высохла роговица. Зеленые зайчики заплясали перед глазами.
Дед Филат захлопнул топку, дал короткий свисток, передвинул ручку реверса и открыл регулятор. Паровоз зашипел и громко фыркнул. Белесые клубы поплыли по стенам депо. Выкрашенные в ярко-красный цвет колеса провернулись и локомотив, пыхтя, выкатился из стойла. Дед Филат остановил, как он говорил, машину, выскочил наружу, закрыл ворота, вернулся в будку и вновь взялся за рычаги. Паровоз качнулся и резво покатил по рельсам, набирая ход.
На выходных стрелках Максим ухватился за плечо Петро, который сидел на деревянной табуретке с карабином на коленях. Он чертыхнулся и уперся в черную стальную стенку.
Деревья за окнами поплыли назад, облака же осталось неподвижные, точно пришпиленные к невидимому потолку. Дед Филат, не оборачиваясь, крикнул:
- Тридцать километров в час! Так и пойдем.
- Подбросить угля? – Максим схватил лопату.
- Ни к чему! Только пламя собьешь. Скажу, как надо будет. Отдыхай пока.
Максим посмотрел в окно и затянул:
- Наш паровоз вперед летит, кому не остановка! Другого нет у нас пути, в руках у нас винтовка!
- В коммуне остановка, - поправил его дед Филат.
- Да? – изумился Максим. – Век живи, век учись, дураком помрешь. Ну, тогда так: этот поезд в огне и нам не на что больше жать. Этот поезд в огне и нам некуда больше бежать!
- Никогда такой песни не слышал.
- Это же Метро!
- Какое еще метро? Что ты мелешь?
- Ну, игра такая. Там герои тоже на паровозе ехали, - Максим упустил из вида, что дед Филат о компьютерах не имеет ни малейшего понятия. – Изначально – Гребенщиков и «Аквариум».
- Игра с паровозом? Аквариум? Чудные вы какие-то. Ладно, забудем. И так забот хватает.
Дождь за будкой превратился в ливень. Косые струи били в стекла. Каким образом дед Филат видел то, что творится на путях, осталось неизвестным. Возможно, у него было особое чутье, шестое чувство и оно безошибочно подсказывало машинисту, где подъем, спуск или поворот, где надо добавить пара в цилиндры, а где, напротив, прикрутить регулятор до минимума. Впрочем, вести паровоз резервом, без вагонов, опытному железнодорожнику было несложно.
Максим озвучил свои мысли.
- Погода? – откликнулся дед Филат. – Разве это плохая погода? Вот когда я из Раменского вел состав в Ярославль, это было светопреставление. Ничего, доехал. Песок только почти весь спустил. Угольку подкинь! Да разровняй как следует!
Максим открыл топку и бросил в огненную пасть несколько лопат черного, блестящего угля. Осторожно, прикрывая рукой лицо, раскидал по решетке неправильные, с острыми краями, куски и закрыл топку.
- Добро! – похвалил дед Филат. – Из тебя бы дельный помогала вышел. А там, глядишь, и в механы бы подался. Ну да что теперь говорить…
Так, под проливным дождем, ехали больше часа. От жары в будке хотелось спать. Петро, смежив веки, уткнулся носом в стенку. Максим бы тоже закемарил, да дед Филат то и дело требовал еще и еще угля в топку. И паровоз, не останавливаясь, катил и катил в неизвестность. И все же хорошо не идти пешком, мокрым до нитки, а ехать в тепле и уюте. Конечно, относительном уюте: все же локомотив – это не спальный вагон.
Предсказать, как поведет себя Зона, невозможно. Погода может меняться медленно, например, какой-нибудь туман, не давая путнику ничего разглядеть у себя под носом, будет стоять сутками. Но иногда тучи исчезают на глазах, словно огромный художник стер их ластиком с карандашного этюда. Тогда все вокруг заливают ласковые, веселые лучи солнца и, кажется, что все опасности Зоны остались в прошлом, далеко позади. Но это не так. И вскоре путешественник понимает, что его жестоко обманули. Берегись, человек!
Вот и сейчас погода поменялась по второму сценарию. Паровоз разорвал непроницаемую пелену дождя. Тучи пропали, унеслись назад, сдутые ветром. Лес заметно поредел, и вскоре за высохшими окнами потянулась бескрайняя степь. Максиму показалось, что на горизонте мелькнули знакомые руины – цеха разрушенного мясокомбината у границы Зоны, но рельсы повернули влево и видение исчезло так же быстро, как и появилось. Может быть, пути здесь были проложены близко к периметру, а может, из-за капризов искаженной атмосферы далекое стало близким. Кто знает?
Тем временем паровоз без остановки проскочил разъезд – пути сначала разделились натрое, а затем снова сошлись воедино. Дед Филат открыл форточку и высунул голову наружу, внимательно глядя на стрелки. Впрочем, невысокая скорость давала ему возможность вовремя остановиться.
Все путевые постройки, кроме новенького диспетчерского поста с сияющей крышей, были уничтожены до основания, словно кто-то методично пытался стереть с лица земли саму память о полустанке.
Следующая станция показалась только через час.
- Ну-ка, гляньте! Гляньте! – выкрикнул дед Филат. – Кажется, ваша остановка!
- Бологое иль Поповка, - мрачно ответил Петро. – Почему наша?
Вместо ответа дед Филат повернул рукоятку тормозного крана. Зашипел сжатый воздух и паровоз начал замедлять ход. Максим приоткрыл дверь, со смесью интереса и удивления разглядывая руины домов пристанционного поселка и закопченный, в выщербинах, вокзал с провалившейся крышей. Он без труда смог определить, где в здание ударил снаряд, а где разорвалась мина. Недавнее приключение давало о себе знать.
- Опять война? – простонал Максим. – Только не это!
- Что значит «опять»? – набросился на него Петро. – Объясняй!
Но Максим промолчал. На этот раз гнев собеседника прошел мимо, не задев струны его души. Максим просто отметил раздражение Петро и тут же забыл об этом. Осталось лишь удивление, как он раньше мог убиваться по таким пустякам!
Паровоз, скрипнув тормозами, остановился. Дед Филат открыл черную, с потеками масла, дверь.
- Слезантий! – неприветливо заявил он. – Приехали. Дальше нам не по пути.