— Рада познакомиться, — сухо и как-то профессионально ответила моя спутница. — Ольга.
— Ольга, вы радиолог? — спросил Семён.
— Нет, к сожалению, — Ольга покачала головой. — Но постараюсь помочь.
— Спасибо большое! Ой, да что же я… вы проходите! В самом помещении должно быть чисто, мы с ребятами кархером и пеной отмывали всё. В химзащите, разумеется!
Он открыл дверь и прошёл внутрь, сделав приглашающий жест. Я, Оля и директор направились за ним. Саныч остался снаружи.
— А откуда у вас химзащита? — заинтересовался я.
— А как же! Кто ж с удобрениями работать-то будет? Да и склад разной химии от вредителей имеется… вот у них на хозяйстве и одолжили.
Оля тем временем достала и включила счётчик Гейгера. Меня немного удивило, что она легко разобралась в приборе, даже не заглядывая в инструкцию. Явно когда-то имела дела с похожими.
Отключив звук, она направила трубку на Семёна. Посмотрела на показания на экране.
— Вы чисты, — констатировала она. — Можете не беспокоиться.
На лице фельдшера явственно читалось облегчение.
— Отлично! А то понимаете, когда они приехали, не всегда можно было идеально все меры предосторожности соблюдать, хотя я старался!
— Технику, одежду — куда убрали? Не сжигали, надеюсь? — спросила Оля.
— Да как можно! Мы что, дикари какие? — фельдшер всплеснул руками. — Храним в герметичной железной бочке, на складе опасных отходов. Да, у нас и такой есть, если хотите знать. Договор с фирмой, которая утилизацией занимается, от них по мере необходимости спецы приезжают… приезжали, — поправился он. — «Буханка», на которой забирали Гребенкова, тоже стоит опечатанная. Мыть пока не стали — непонятно, что со сливом делать. Только плёнкой накрыли.
— Всё правильно, — одобрительно кивнула Ольга. — Больной здесь?
— Да, в первой палате! Пойдёмте, провожу. Ой, хотя что ж это я… гардеробная здесь, — фельдшер указал на одну из боковых дверей и щёлкнул выключателем рядом на стене. — Там же защитные комбинезоны одноразовые, одолжили в коровнике. И маски, сверху на полке. Вы переодевайтесь пока.
Гардероб предсказуемо оказался крошечным. Десяток вешалок да банкета. Мы втроём едва поместились.
— Дозиметр — это очень предусмотрительно… — вздохнул директор. — У нас тоже был. Положено замеры периодически проводить, агрономы лучше знают. А сейчас хватились — а прибор неисправен. Кто-то трубку разбил на складе, представляете? Инвентаризацию проводили спустя рукава, не включили не проверили… теперь вот всем предприятием расплачиваемся, получается. — Он грустно вздохнул.
— Вы извините, — сказал я. — Но отдать не сможем. Никак.
— Да я понимаю, что уж там… но хоть проверить проблемные моменты поможете? Меня очень беспокоит подъездная. Мы не останемся в долгу, конечно.
— Это без проблем, — кивнул я.
— Спасибо.
Мы переоделись и снова вышли в коридор.
— Сюда, — пригласил фельдшер, указывая на лестницу справа от гардеробной. — Палаты на втором этаже.
— Подождите, — сказала Ольга. Из-за маски её голос звучал глухо. — Пациенты нас отсюда не слышат?
— Палаты звукоизолированы. Это было в техзадании при проектировке, — довольно улыбнулся Семён.
— Расскажите коротко, по времени симптомы.
Фельдшер почесал пухлый подбородок.
— Так… ну, когда его только привезли он живчиком бегал. Рассказывал, мол, какого ужаса натерпелся с этим чёрным дождём и как рад, что ребята за ним приехали. Всё порывался домой идти.
— Но вы не пустили?
— Нет, конечно! Сначала всех помыть пришлось, да одежду в герметичные пакеты запечатать. Всё как говорил. Правда, с канализацией пришлось… ну тут уж ничего не попишешь, потом уже очистные придётся проверять… так, о чём это мы?
— Симптомы, — напомнила Ольга.
— Да. Точно. Симптомы. У него кожа покраснела, как от сильного солнечного ожога. Я знаю, что это при сильном облучении бывает… да и Гребенков тоже знал, «Чернобыль»-то многие смотрели! В общем он вроде как встревожился, но не слишком. Я дал ему «Бепантен» кожу обработать. Потом он снова домой проситься стал, говорил, что отлично себя чувствует…
— Настаивал?
— Поначалу да, — кивнул фельдшер. — А потом ему прямо тут, внизу, резко плохо стало.
— Плохо это как?
— Ну, слабость резкая. Я ему помогал наверх подниматься, почему и подумал, что мог нахвататься дозы…
— Дозу, вполне вероятно, вы и схватили, — кивнула Ольга. — Только пока рано делать выводы какую. Важно, что на вас радионуклидов нет и для окружающих вы не так опасны. Сколько времени прошло с момента экспозиции до наступления слабости?
— Это с момента как он под дождь попал? — уточнил фельдшер.
— Да.
— Часов шесть, получается… может, даже восемь.
— Ясно, — кивнула Ольга. — Дальше?
— Дальше я дал ему витаминов, снотворного и отправил спать.
Ольга сжала челюсти, но никак не прокомментировала действия фельдшера.
— Дальше? — спросила она.
— Утром всё то же самое: от еды отказывался. Я сделал глюкозу и электролит. Слабость нарастающая. Потом желудочные явления… диарея, вероятно, с кровью. Рвота. Кажется, кишечник полностью очистился.
— Сейчас он в сознании?
— Да, но так… иногда может бредить, — фельдшер вздохнул. — Осмотрите?
Его тон стал жалостливым, будто боялся, что после всех расспросов Ольга могла сейчас просто уйти, оставив его на едине с пациентом.
— Конечно. Пойдёмте. Как зовут пациента?
— Саня… Александр Гребенков.
В жизни я всякое видел. И раны неприятные, и смерть. Но в лучевой болезни было что-то особенное. Какая-то тёмная мистика. Это ведь и правда похоже на древнее колдовство или проклятие, когда тебя убивает нечто незримое. Причём убивает очень неприятным, изуверским способом, причиняя страдания, которые не всякому палачу под силу.
Думаю, я вполне мог остаться внизу или даже вернуться к машине. Но где-то на подкорке чувствовал, что моё присутствие придаёт Ольге сил. Каким бы ты профессионалом ни был, но моральная поддержка — это очень важно.
Гребенков оказался довольно молодым парнем. Может, лет двадцать пять — двадцать семь. Он был в сознании, лежал под капельницей. Увидев нас, он повернул голову. Кожа на лице была красной, с тёмными пятнами. Его губы исказила гримаса боли…
— Я доктор Ханжонкова, — представилась Оля. — Александр, вы можете говорить?
— Плохо… — с трудом ворочая языком ответил больной.
— Ясно. Тогда мы так поступим: когда я буду задавать вопросы вы просто коротко отвечайте «да» или «нет», хорошо?
— Да.
— Тошнота идёт приступами? Сначала накатывает, потом некоторое облегчение?
— Да.
Продолжая задавать вопросы, Оля подошла к больному и провела несколько раз над ним трубкой счётчика Гейгера. Изучила показания на дисплее.
— Александр, я скоро вернусь. Мне нужно подготовить план лечения, — сказала Ольга обращаясь к пациенту, после всех манипуляций.
Она кивнула нам и указала на дверь. Мы вышли в коридор.
— С лабораторией у вас, так полагаю, всё плохо? — без особой надежды спросила она.
— Есть лаборатория, — кивнул фельдшер. — Гематологический анализатор, анализатор мочи. Всё новенькое, настроенное. Реагенты все есть. Проблема в лаборантах… вздохнул он. У меня допуска нет, планировал отучиться, но…
— А с препаратами?
— Есть довольно хорошая аптека. Основное вроде присутствует.
— Ясно. Попробуем выкрутиться, — кивнула Ольга, после чего сказала, обращаясь ко мне и директору: — Парни, это часа на три. Дим, детишек покормить надо будет, время обеда. Займёшься?
— Может, до завтра задержитесь? — предложил директор. — У нас гостевой дом есть. Обычно мы использовали для всяких инспекций из штаб-квартиры холдинга… ну и для местных властей, конечно. Там хорошо! А ребят в столовой покормим!
Я посмотрел на Олю. Та согласно кивнула.
— Хорошо. Конечно, — ответил я.
— Вот и отлично, — улыбнулся директор. — А завтра утречком как раз пройдёмся с дозиметром!
— Да! Пока не забыла, — добавила Оля, — всех касается, кто здесь бывает. Непосредственный контакт с больным — не более пяти минут за один подход, и не более часа в день. Приняли?
Фельдшер округлил глаза и согласно кивнул.
— Давайте посмотрим остальных. Тех, кто его привёз. Они ведь здесь, так?
— Да, — ответил Семён. — Следующая дверь. Я их в двойной положил.
Гостевой домик внешне был похож на медпункт, разве что без креста. Мне сходство не понравилось, но привередничать было не с руки. Он находился на противоположном конце посёлка, возле небольшой обустроенной набережной, украшенной декоративными фонариками.
До места мы доехали на нашей машине. Директор сидел на переднем пассажирском сиденье, к явному неудовольствию Никиты.
— Вот ключ, — директор протянул нам брелок в виде красной шайбы с логотипом «Агрохолдинг Счастье» и цифрой «21» на другой стороне. — Ваша комната будет на втором этаже. На первом мы разместили машинистов, Семён осмотрел их вчера, сказал, что обморожений нет. Только переохлаждение лёгкое. В общем, держать их в лазарете не было никакого смысла.
— Спасибо, — кивнул я, забирая ключ.
— Я тогда через полчасика заскочу. Самому в штаб надо. Работы невпроворот! — он улыбнулся и выскочил из машины.
Ну вот. У кого-то конец света наступил, а у кого-то работы невпроворот… впрочем, этому директору ведь и в самом деле не позавидуешь: столько народу на него смотрит в надежде, столько жизней зависит… пока всё идёт нормально, есть электричество, ресурсы, но ведь понятно же, что это ненадолго.
— А мама когда будет? — настороженно спросил Никита, когда я заглушил машину.
— Через пару часов, малыш, — ответил я. — Она помогает одному очень больному человеку, и это важно.
— Да знаю я! — ответил Никита. — И я не малыш уже. Мне скоро шесть уже будет!
— Ну тогда ты здоровый парень! Поможешь Ване донести кошачьи миски с лотком?
— Па-а-п, я сам справлюсь! Он испачкаться может! — возразил сын.