Я бы предложил защитные артефакты по методике Апелиуса, но принять на веру, что созданные мной будут гораздо лучше обычных, окажется сложно. Не бить же друг друга в полную силу? Тем более, парням на продажу, чтобы деньги вернуть, а продавец тем более откажется устраивать тесты.
— Мы можем устроить здесь кроме домика ещё и погреб? — спросил Грег. — Нам бы хотелось обустроить здесь хранилище для добычи, чтобы не возвращаться к школе с полными санями. Неподалёку видели стадо чаписов, и нам бы оставить их мясо здесь, в безопасном месте, чтобы уже отсюда возить к школе. Считай, заодно и погреб к домику обустроим.
Разумеется, я не был против. Пока пацаны воздвигали дом, я вынес им обогреватель и начертил на каменной пластине защитную печать, которая должна была атаковать любое существо, кроме человека, о чем предупредил практиков. Настраивать защиту на нас четверых мне показалось делом долгим и лишним.
По итогу перед барьером выросла маленькая каменная коробка, которую адепты накрыли не лишенной изящества декоративной крышей, а плоские стены изменили под текстуру кирпичной кладки. Не мой деревянный домик, но лучше, чем у костра ночевать.
И самое главное — адепты своим творением остались довольны. Значит, не на пару остановок делали, а будут захаживать и таскать мне товары со школы и продавать выращенные мною растения.
Глава 12
Я проснулся поздним утром, под птичий щебет. Воздух в домике прогрет, сух, хотя артефакт выставлен на минимальную мощность.
Впрочем, не одному мне комфортно. Вчера пацаны до самого вечера возились со своим каменным домом: уплотняли стены погреба, выращивали кровати из превращенного в камень песка, соревнуясь в мастерстве.
Если подумают делать подкоп под барьер, их ожидает сюрприз: стены тянутся и под песком, правда, уходят вниз, не замыкаясь в сферу.
Нежиться в кровати я не стал: сразу откинул пуховое одеяло. Пять минут ушло на умывание из ковшика и облачение в рубаху и штаны, не связанные с формой школы ни узорами, ни фасоном, больше похожие на крестьянскую одежду, зато в разы удобнее.
После того, как закончил с утренними процедурами, выпил обязательные зелья и вышел в свой лес.
На ветвях фруктовых деревьев уже распустились почки, и под кронами яблонь и груш царила лёгкая тень. Слегка сюрреалистично обонять ароматы трав, зелени, слышать воробьиное чириканье, и понимать, что широкая белая полоса за барьером, просматривающаяся за зелеными кронами, ничто иное, как заснеженная пустыня. Я уже привык к магии, но иногда, при настолько неестественных моментах, вроде соседства лета с зимой, на меня накатывает ощущение чуда. И тем прекраснее понимать, что чудо построил я.
Скалу мог занять кто угодно. Источников бао разных аспектов вокруг хватает, и достаточно умелый в Каэльских рунах адепт может построить барьер, запитав его от источника, и даже утеплить артефактами пространство внутри купола. Другое дело, что прокачивать бао по корням может только друид, и только друид может за краткие сроки взрастить деревья и травы, превратив безжизненный кусочек пустыни в райский уголок. Никому, кроме меня не приходило в голову обустроить себе личную точку хотя бы потому, что рядом находится школа с душем и унитазом, а скалу нужно ещё и обустраивать, вкладывать старты в строительство дома. Практикам захват источника даром не сдался.
Думаю, по моим стопам ещё пойдут и обустроят источники разных аспектов, чтобы зарабатывать старты на предоставлении гостевых домиков. Будь у меня коммерческая жилка, я бы развернулся: пускал к источнику воздушников, которые между бесплатной альтернативой и платным источником, что находится под барьером с комфортной температурой и даже каменным домиком, выбрали бы моё предложение. Увы, мне это не нужно. Старты и черныши я и так заработаю, а спокойствие мне дороже постоянного ожидания удара боевым заклинанием в спину. Прочие воздушники и сами себе источники найдут: летая по пустыне, я видел множество источников воздушного аспекта, лишь малая часть которых отмечена на карте адепта, которым мне в свое время и рассказал про скалу. Потому монополизировать сотни источников не выйдет.
Я вышел к барьеру с чудесным настроением: хотелось пообщаться с адептами по поводу дальнейших заказов, а затем вырастить им другие гербарии, в счёт будущих заказов. И утро было бы прекраснее, если бы за пленкой барьера не стояла Ниаз.
Светлое настроение испарилось, едва я увидел мнущуюся за барьером девчонку. Ниаз разговаривала с Грегом и заметно нервничала: улыбалась через силу, не знала, куда деть ладони: то скрещивала пальцы, то пыталась спрятать кисти в рукавах тулупа.
Я подметил новый узор на одежде девчонки. Быстро же она шагнула на второй адептовский ранг.
— Чего хотела? — осведомился я, не выходя за защитный купол. Не думаю, что она меня атакует, просто здесь комфортнее и в разы теплее.
Ниаз крупно вздрогнула, и обернулась ко мне.
— Нильям!
По губам девушки пробежала улыбка, озарив лицо. Правда, я не выразил ответной радости от встречи, и улыбка угасла.
— Ниаз! — воскликнул я преувеличенно радостно, и даже руки раскинул. А потом перешел на прежний, холодный тон. — Ну, так чего пришла?
— Поговорить… Мы давно не говорили.
— И прекрасно себя чувствуем без разговоров. Никакие слова не вернут жизнь Эмили, никакой разговор не воскресит хорошие отношения между нами. Чем быстрее ты отсюда свалишь, тем быстрее наше душевное состояние придет в норму.
— Мы все совершаем ошибки! — едва ли не плача, воскликнула девчонка.
— Да не было у тебя никакой ошибки, — пожал я плечами. — Ты свою шкуру продумано обменяла на жизнь другого человека. Не вижу здесь никакого просчета.
— Да ты просто… Ха-а…
Ниаз распирало изнутри эмоциями, которые девчонка не могла облечь в слова. По щекам от глаз потянулись блестящие на солнце дорожки, но мне было плевать.
Адепты, чтобы не привлекать внимание, скрылись в своем домике.
— Нильям, ты знаешь, что значит "быть добрым"? — вдруг спросила девушка. Такого вопроса я от нее не ожидал.
— В психолога играть будешь?
— В псих… что? — растерялась девушка.
— Психолог — такой специалист по разрешению проблем человека с самим собой. Я не знаю, что значит быть добрым, Ниаз. Не знаю, что тебе сказать, кроме как посоветовать валить обратно в школу.
Но память кольнуло давнее воспоминание о добром человеке. Я вспомнил, как заходился кашлем отец, который по доброте душевной каждую третью смену выходил в самый токсичный цех, подменяя товарища, который хотел свинтить с этой планеты и отработал большую часть срока, прежде чем его организм начал сдавать.
Отец умер на моих руках, когда мне было десять, и я до сих пор помню кровь от кашля на его ладонях. Мокрота с кровавыми сгустками, которую он до последнего прятал от меня.
Я знаю, что значит быть добрым. Доброта — это беззащитность перед обществом. Если среди твоих близких есть добрый человек, его необходимо беречь от мира.
Я бы выкупил остатки рабочих лет отца у фабрики, я бы работал за него, если бы мне разрешили, но подросток много не сделает, такого права у меня не было.
Если бы его друг вырвался с Ильмсхура, я его возненавидел бы. Я рычал бы, скрежетал зубами и, подпитывая себя черной ненавистью, работал лучше, больше, и не умирал при этом. Устроился бы в тот самый цех, и выжил бы, заработал на вылет с планеты, на новые органы и месть.
Только суть в том, что отцом не воспользовались. История получилось гораздо трагичнее, чем если бы один из друзей улетел с чертовой планеты. Они умерли оба.
Вот такие они, добрые люди. С ними можно поговорить, раскрыв душу, можно рассказать им скорректированную версию настоящего, соврав на вопрос "как у тебя дела?", насладиться и пропитаться уютом, который разлит у них в комнатушке, а потом выйти за дверь, в реальный мир, и снова надеть колючий панцирь. И колючки такого панциря торчат как наружу, так и вовнутрь: чтобы и сам не расслаблялся, и для других не был мягким и удобным.
Будь отец не таким добрым, не ставь он дружбу во главу угла, он бы выжил. Да, ему пришлось бы смотреть, как небезразличный ему человек умирает в разы быстрее, но и сам отец прожил бы дольше. Все же друг отца сам выбрал свою судьбу, и отцу не нужно было жертвовать собой, чтобы другой человек имел право на лучшую жизнь…
В глазах защипало, и я отогнал от себя воспоминание, в котором рыдал, держа на коленях холодеющее тело. Лучше быть одиночкой. Лучше не подпускать к себе никого на близкую дистанцию, чтобы не было больно потом. И отец, и Эмили, и даже Ниаз это подтверждают. Может, в последних двух случаях проблема во мне, но иначе жить я не умею: остаётся только учитывать ошибки, а ошибка здесь одна — не стоит привязываться к людям.
— Не знаю… — повторил я. — А что значит "быть добрым" по-твоему?
— Давать людям ещё один шанс?
Голосок Ниаз дрожал, но та упрямо смотрела мне в глаза.
— Весьма удобное определение. Так чего же ты хочешь, Ниаз? Зачем пришла?
— Помириться… Разве это не очевидно?
— А кроме компостирования моих мозгов? Представь, что мы вообще никогда не были знакомы, и сейчас ты пришла с какой-то идеей, просьбой или предложением. Озвучь его.
От слов "никогда не были знакомы" девушка отшатнулась, как от удара, но не возразила.
— Ладно, Нильям… Если ты не хочешь даже слышать о примирении, то давай пообщаемся как адепт с адептом… Мне нужна помощь в создании биомов.
— Неужели в ваших библиотеках нет информации по этому вопросу? — не сдержал я сарказма. — Мне казалось, в закрытых разделах должны быть методички на все случаи жизни.
— Дело в камнях душ: у меня нет такого, который имеет в себе бао жизни.
— Накопи, — отчеканил я. — Нацеди. Создай. Насколько я знаю, у тебя там целый сад, бао из такого можно выжать немало.
— С этим я справилась бы и сама… Но наш наставник Пау Лимбос не сообщил мне секрета, которым поделился с тобой.