знал, как я по нему скучаю! Я так хотела нормальную семью… Всё только-только наладилось, понимаешь? Мы получили возможность жить в Лондоне, общаться с людьми, со старыми друзьями – пусть не со всеми… Но мы могли… я могла… Мы были бы так счастливы, мы так хотели ребёнка… За что, за что, почему?! Прокля́тый Малфой! Ненавижу!!! – прохрипела она. – Как же я хочу, чтобы эта мразь была жива… О, что бы я сделала с ним… Робби… Ну почему? За что? За что?..
Робби сначала пытался что-то говорить, а потом просто обнял вздрагивающую от слёз подругу и гладил по голове, пытаясь вникнуть в поток её сбивчивых слов. В этом состоянии их и застала миссис Грэйнджер.
Из спутанных объяснений приёмная мать сделала свои выводы, которыми совершенно добили Гермиону за ужином. Миссис Грэйнджер молчала, не вспоминала об увиденной странной истерике и не заговаривала об этом. Но в её влажных глазах Гермиона с ужасом увидела злые, жестокие мысли.
Женщина уверила себя, что её маленькую, беззащитную девочку бросил негодяй-супруг, оставил с ребёнком на руках и сбежал куда-то. Она решила, что её девочка потому и вернулась в родительский дом, что ей больше некуда идти; что она скрывает от родителей правду и что нужно помогать ей и подыгрывать, делать вид, что ничего не случилось, что они ни о чём не догадываются. Но как же миссис Грэйнджер ненавидела «этого негодяя», которого и видела-то всего несколько раз в жизни.
Гермиону резали мысли и чувства её приёмной матери, настолько сильные, что захлёстывали всё её существо, стоило молодой ведьме поймать даже беглый взгляд миссис Грэйнджер. Скрывая горечь, Гермиона думала о том, что нужно на всех в доме нацепить солнцезащитные очки. Зачем она вообще училась легилименции? Зачем отточила своё мастерство до автомата, зачем? Ведь не зря же природа не наделила человека умением читать мысли! Какая же это страшная кара…
«Нужно позвонить этому подлецу! Нужно заставить его отвечать! Никто, даже самый-самый волшебный волшебник не вправе обижать мою девочку. Каким же нужно быть ничтожеством, чтобы бросить жену с грудным младенцем…»
– Мама! – роняя ложку, резко крикнула Гермиона. – Ты сейчас думаешь страшные, ужасные вещи!
– Что ты, девочка моя! – побледнела миссис Грэйнджер. – Я и не думаю вовсе ни о чём…
Сидевшая слева от неё с маленькой Еттой на руках Джинни вопросительно приподняла брови и посмотрела на подругу.
– Нет, я знаю, о чём ты думаешь, мама, – отрезала та в ответ, – и меня больно ранят твои подозрения, потому что… потому что…
– Гермиона, милая, я вовсе ничего…
– Нет, ты думаешь, мама! – ведьма хлопнула ладонью по столу, и тарелки жалобно звякнули. – Ты считаешь, что меня бросил муж! – с негодованием выкрикнула Гермиона, поднимаясь. Джинни, прижав к себе ребёнка, сглотнула и отодвинулась назад вместе со стулом, собираясь незаметно покинуть кухню.
– Что ты, – пробормотала уличённая женщина, – я… я совсем не осуждаю тебя, за что мне тебя осуждать? Если человек подлец…
– Мама! – чувствуя подступающие слёзы, выкрикнула Гермиона, впиваясь руками в столешницу. Джинни осторожно встала и выскользнула в гостиную вместе с Генриеттой, но миссис Грэйнджер этого даже не заметила. – Мама! Пожалуйста, никогда, никогда не говори так о Генри, – её крик сорвался на хриплый, дрожащий шёпот. – Да, я сказала тебе неправду. Да, я больше никогда… никогда не увижу его. Но он не подлец. Он был самым лучшим… Самым замечательным, что я когда-либо имела. Мамочка, – молодая ведьма опустилась на стул и закрыла лицо руками, – Генри умер, его больше нет. Его убили, убили из-за меня, и я ничем, ничем не смогла помочь ему, я даже не смогла отомстить. Мамочка…
– Гермиона, – потрясённо прошептала миссис Грэйнджер.
– Я просто не хотела, чтобы вы с папой меня жалели. Мне ещё хуже от жалости, мама. Если бы не Етта, я и сама предпочла бы умереть…
Глава X: Бабушка Грэйнджер
Приёмные родители Гермионы чрезвычайно серьёзно отнеслись к внезапно открывшейся суровой истине. Миссис Грэйнджер, пообещавшая ничего не рассказывать мужу, в тот же вечер поведала ему о несчастье «их маленькой девочки». Эффект от всего этого, искренний и естественный, привёл к тому, что Гермиона стала очень редко бывать дома. А всепоглощающая жалость и сострадание в глазах окружающих начали вызывать у молодой колдуньи нездоровое сочувствие решению царя Эдипа(1).
Дабы чем-то занять себя, Гермиона таскала Джинни в город, знакомила с маггловским Лондоном и всеми силами старалась вызвать у той симпатию к немагическому образу жизни. Получалось это, впрочем, не слишком удачно. Джинни магглы скорее забавляли, чем привлекали, и Гермиона не раз ловила на лице подруги выражение, которое иногда появляется у людей в зоопарке, если животные выделывают что-то особенно милое или интересное.
Робби Томпсон тоже принимал активное участие в увеселениях двух волшебниц. Теперь уже не он пытался заинтересовать Гермиону, а они вместе с ней всеми силами старались увлечь Джинни. Робби считал подругу своей соседки немножко странной, но довольно забавной девчонкой. Пару раз Джинни огорошила молодого человека своим поведением, особенно во время поездки в метро. А её комментарии, обращённые обычно к Гермионе, Робби воспринимал как несколько странный юмор.
– Она постоянно будет делать одно и то же? – спрашивала Джинни, рассматривая большой экран с рекламным роликом. – Ей не надоело?
– Это запись.
– Запись чего?
– Запись действий модели. Примерно как на фотографиях, только она вообще не реагирует на внешние факторы, может только потухнуть, если поломается.
– Не слушайте её, Вирджиния! – вмешивался Робби. – При чём тут фотографии?
А устройство мобильного телефона и вовсе повергло Джинни в шок:
– Это же просто невероятно! – шептала она, пока Робби покупал в супермаркете кофе для миссис Томпсон. – Гениально! Почему мы не используем такие открытия магглов? От Сети летучего пороха одни проблемы, и от пепла потом не ототрёшься, колени болят… А тут – просто феноменальная магия!
– Это техника, – хихикала Гермиона. – А вот мощное магическое поле будет её глушить. Так что не получится перенимать у магглов.
– Вот я так и знала, что маггл полезной вещи не придумает!
Миссис Грэйнджер и миссис Томпсон Джинни покорила ужином в Чистый четверг. Гермиона сама была в восторге от кулинарных талантов своей подруги – лично у неё получались только самые обычные блюда, строго по книге рецептов – они и выходили такими: в меру вкусными, слишком правильными.
Джиневра Уизли успела перенять у своей матери настоящий кулинарный талант. А незначительные добавления всевозможных хитрых травок, за которыми младшая Уизли трансгрессировала то ли в Даркпаверхаус, то ли в Косой Переулок, делали маггловские блюда совершенно восхитительными.
Гермиона со своей поверенной книгой сначала взялась помогать подруге с ужином, но потом бросила это безнадёжное дело и только сидела в углу, чинно нарезая овощи. Вот нарезать у неё выходило отлично – аккуратно, точно, идеально ровно.
– Гермиона, мы же не напиток живой смерти варим, а суп с лапшой! – смеялась Джинни. – Хватит колдовать над этой морковкой, мне будет жаль варить её, дай сюда!
В общем, неделя прошла в почти беззаботном веселье. Главное было только не оставаться одной. И совсем-совсем не думать, желательно – вообще ни о чём. И тогда можно было жить, можно было радоваться и наслаждаться.
Жаль только, не всегда получалось…
Неделя прошла беззаботно и здорово, а утром, в Страстную пятницу, приехала бабушка Гермионы – Джин Полетта Грэйнджер, мать её приёмного отца Джеральда.
____________________________
1) Согласно мифу, в порыве самобичевания фиванский царь выколол себе глаза золотой застежкой.
* * *
– Нет, это просто уму непостижимо!
Гермиона сидела на кухне и расписывала огромное страусиное яйцо, которое мистер Грэйнджер купил к Пасхе. Её бабушка, почтенная и строгая пожилая дама, стояла, уперев руки в бока, и вот уже десять минут беспрерывно вещала полным негодования, почти звенящим голосом.
– Это немыслимо, Гермиона! Я многое повидала в жизни, и я знаю, какой стала современная молодежь! Но ты! Ты! Глазам не поверила! Это отвратительно, это… Ты же женщина, ты – мать! У тебя всегда голова была на плечах, Гермиона! Никогда бы не подумала, никогда даже представить не могла! Не ожидала такого. От тебя!
Гермиона молчала и широкими мазками наносила на толстую скорлупу специальные пищевые краски. Она вырисовывала на яйце древний магический знак от обряда призыва духа Авастоса. Вырисовывала бездейственным маггловским красителем – просто потому, что ей нравился затейливый узор. А ещё, следя за тем, чтобы правильно переплетались цветастые линии, было проще не слушать нарастающего возмущения бабушки Джин.
– Ты – мать! Ты кормишь ребёнка! – не унималась та. – Чтобы я больше не видела в твоих руках этой гадости, никогда, Гермиона! Чему ты можешь научить малышку, если тебе в голову даже прийти могло подобное! Сигареты! Нет, я поверить не могу! Это не укладывается в сознании нормального человека! Куда смотрят твой муж и твои родители?!
Гермиона тяжело вздохнула и дрогнувшей рукой испортила магический символ на яйце.
– Отвратительно! – подытожила Джин Грэйнджер.
На кухню вошла Джинни. Она была в маггловском наряде, одном из тех, которые они с Гермионой специально покупали пару дней назад в Сити. Молодая ведьма ловко держала Генриетту: отставила левое бедро, усадив на него малышку, и только придерживала легонько рукой. Генриетта увлечённо путала выбившуюся из пышного хвоста крёстной рыжую прядку волос.
– Как вы держите Етту, Вирджиния! – охнула бабушка Джин, с негодованием отбирая у вошедшей девочку. – Вы же испортите ей спину! Это вы научили Гермиону той мерзкой привычке?!
– Я вообще не курю! – возмутилась Джинни.
– Тогда повлияйте на свою подругу, – не отступалась почтенная дама. – Она же мать! Это противоестественно! Омерзительно! Она убивает своего ребёнка – а вы все смотрите и молчите! Не так я воспитывала Джерри, не так думала о его жене! Гермиона, чтобы я больше никогда не видела в твоих руках этой дряни! – закончила она и в негодовании вышла из кухни.