Фантастика 2024-162 — страница 137 из 1158

Адальберта хранила нейтралитет в этом «сражении», но все покойные Саузвильты с многочисленных картин в этом огромном замке полностью поддерживали изображение Генри. Гермиона упорно отказывалась признавать это верным, злилась, блуждая по комнатам в надежде застать мужа на каком-то из полотен, и в связи с этим вчера и весь сегодняшний день почти не вдавалась в меланхолию.

Сейчас, стоя у окна и наблюдая за тем, как солнце теряется в поросших заснеженными лесами горах, она внезапно осознала всю тщету своих усилий и всю глупость этой бессмысленной охоты на изображение.

Глупо, бесконечно глупо всё то, о чём она так хотела поговорить со своим покойным супругом. Шипение Генриетты, эти возобновившиеся отношения с Люциусом, всё то, что Гермиона узнала о своей матери и расправах Тёмного Лорда… Да, она жаждала совета – но не от картины. А тот, кто изображён на ней, погиб… И он прав. Нельзя сейчас видеться с портретом. Ничего хорошего это не принесёт.

Гермиона вздохнула и отошла от окна. Она приблизилась к пустому изображению и легонько провела пальцами по неровной поверхности.

– Ты прав, милый, – тихо сказала ведьма, – ты действительно прав. Прости меня за это упрямство.

И, не дождавшись ответа, Гермиона подхватила с тумбочки шаль и пошла вниз, в холл.

По дороге встретилась фрау Лиззе, престарелая экономка и супруга дворецкого Дагмара.

– С малышкой никаких проблем? – на всякий случай уточнила Гермиона, замедляя шаг.

– Что вы, мадам! Всё в полном порядке. Госпожа Адальберта и младшая горничная Луиза готовят её ко сну в детской. Вас провести туда?

– Нет, спасибо. Если миссис Саузвильт будет меня искать, я в саду.

– Конечно, мадам. Но когда прикажите подавать ужин?

– Я не голодна, – отмахнулась Гермиона и поспешила вниз. Внезапная мысль заставила её устыдиться и позабыть обо всём прежнем.

Ведь в этой погоне за портретом она так и не сходила к могиле своего супруга!

На улице смеркалось, огромный, переходящий в лес парк окутывал сизый туман. Гермиона плотнее закуталась в шаль – июльский вечер выдался холодным и ветреным.

Она медленно шла по выложенной камнями дорожке, глубоко вдыхая свежий горный воздух. Пахло хвоей и дождём. Гермиона свернула на очередную аллею и, немного подумав, заглянула в огромную оранжерею. Мановением палочки она срезала большой букет белых роз и осторожно собрала цветы руками, а потом вернулась на улицу и со странным трепетом пошла в сторону семейного кладбища.

Она никогда не замечала, насколько оно большое.

В сгущающихся сумерках старые могильные памятники и кресты уходили в бесконечную даль, теряясь в сизых стволах поросших мхом деревьев, выныривая из зарослей папоротников и хитросплетений плюща. Гермиона ненадолго оторопела от внезапно открывшегося вида, а потом стала осторожно пробираться среди величественных надгробий.

Взгляд блуждал по мрамору и камню: «Лукрецио Дорин Саузвильт, 8 марта 1516 – 7 сентября 1602; «Из жизни ты ушёл мгновенно, а боль осталась навсегда»; «Милагрес Исабелла Саузвильт, 6 апреля 1357 – 6 апреля 1365; «Разве мы могли подумать, что в праздничный весенний день ты сделаешь этот роковой шаг из детства в вечность?..» – давно, всё слишком давно; «Патриция Габриэлла Саузвильт, 3 июня 1960 – 8 мая 1968; «Восемь лет на земле и вечность на небесах» – вот, где-то здесь; «Фабиан Ксавер Саузвильт, 17 февраля 1935 – 3 февраля 1986; «Так страшно не успеть проститься…» – а это отец Генри.

Гермиона огляделась, у неё сильно забилось сердце. Она не видела памятника, установленного после похорон, и не была здесь с того самого ужасного дня, когда от духоты и боли не хватало воздуха лёгким, и который так хотелось, но так и не удалось забыть.

«Клаудия Розалинда Саузвильт, 5 мая 1941 – 18 августа 1970; «Неизлечима боль разлуки. Разлуки той, что навсегда».

Тук-тук-тук.

В ушах зашумело от притока крови, глаза заволокло пеленой. Осторожно обходя могилу миссис Саузвильт, матери Генри, Гермиона опустилась на колени около красивого камня чёрного мрамора. «Генрих Фабиан Саузвильт, 29 августа 1962 – 17 июня 2002 года». Гермиона провела пальцем по выбитым в камне буквам. Под завитками даты витиеватой нитью струились стихи:

«И остаётся только пепел.

И серый дым. И тишина.

Забыть бы прошлое навеки –

Но эта власть нам не дана.


Уходят в небо с дымом слёзы,

Уходят в проклятую ночь.

И остаются только грёзы:

Их не достичь, им не помочь.


Всё разлетается на части,

В один момент – и навсегда.

Туманом обернулось счастье,

Смеётся полная луна.


Ушло, растаяло, исчезло

И растворилось в темноте.

Как лёгкий сон над чёрной бездной,

Как луч прощания во тьме…»

«Возлюбленному мужу, отцу и внуку, последнему из Саузвильтов».

Гермиона положила свой букет на мрамор и кончиком палочки коснулась стеблей, накладывая заклинание Вечного цветения. Сумерки сгущались, и старое семейное кладбище, подёрнутое синеватой дымкой, стремительно окуналось в ночь.

– Прости меня, Генри, – тихо прошептала молодая ведьма, присаживаясь на край надгробия и с силой прижимая ладонь к нагретому за день камню. – Прости за то, что не успела. Прости за то, что не уберегла тебя. За то, что не родила тебе сына. Прости меня за всё, что я не сделала, и ещё больше – за то, что я сделаю. А я сделаю ещё столько ошибок… Прости меня за них и не суди строго. Когда-нибудь и я устану совершать ошибки, и тогда в последний раз и навсегда приду сюда, к тебе. И мы ещё не одни сумерки встретим с тобой вместе, бок о бок, в этой сырой, но гостеприимной земле…

– Здесь – не твоя земля, – внезапно сказал за спиной Гермионы приглушённый детский голос, и она подскочила от неожиданности, быстро оборачиваясь.

Около ствола высокого векового дуба, уходящего в чернеющее небо, дюймах в двадцати над землёй парил призрак маленькой девочки. Не старше восьми лет, она была одета в кружевное платье старинного кроя с открытыми плечами, крошечные перчатки скрывали маленькие ручки, из-под подола платья выглядывали панталоны, кудрявые волосы на голове держала прошитая золотом шелковая лента. Девочка была жемчужно-белой, как и все привидения; она парила в воздухе с задумчивым видом и глубокомысленно смотрела на Гермиону большими, чуть прищуренными глазами.

– Нет, не здесь ты найдёшь свой приют, – продолжала девочка-призрак, едва заметно улыбнувшись резко повернувшейся к ней Гермионе.

– Ты кто?! – удивлённо спросила молодая ведьма, машинально стряхивая с мантии землю и прилипшую листву, но не отрывая любопытного взгляда от своей неожиданной собеседницы.

– Меня зовут Мили, – всё с той же задумчивостью представилась девочка. – А ты – Кадмина.

– Да, – растерянно улыбнулась Гермиона. – Ты… ты живёшь здесь?

– Я обитаю в подвалах замка, – покачала головой Мили. – И очень редко бываю на кладбище.

– И давно ты… там обитаешь? – уточнила Гермиона. Девочка выглядела очень маленькой, а наследнице Тёмного Лорда всегда сложно было воспринимать привидения детей просуществовавшими много больше того возраста, на который они выглядели.

– Давно, – улыбнулась Мили, – многие сотни лет. Печально, – меланхолично продолжила она, – я буду здесь вечно, и уже повидала немало. Вот оборвалась древняя фамилия... А там и кровь Саузвильтов иссякнет на этой земле. А я останусь…

– Ну… может быть ещё и не иссякнет, – попыталась подбодрить её Гермиона. – Я надеюсь, во всяком случае, что это случится нескоро.

– Восемь лет – опасный возраст для членов нашей семьи, – задумчиво и невпопад сказала маленькая девочка. – Многие здесь, – она обвела взглядом окутанное ночью кладбище, – так и не перешагнули этого рубежа. И я… побоялась, – доверительно улыбнулась она Гермионе. – Меня не ожидало ничего хорошего, там, за этой чертой, – добавила девочка повествовательным тоном. – И последний, в чьих жилах течёт наша кровь, расстанется с этой землёй в восемь лет, – внезапно закончила она. – Не волею своею, но по воле крови своей; жертвою за грехи предков своих, отмеченный врагом и закланный другом, омытый слезами и кровью на ложе смертном своём.

– Откуда ты знаешь? – почему-то тихо спросила Гермиона, кутаясь в шаль. Жемчужно-белая Мили мерцала в тусклом лунном свете.

– Знаю, – странно улыбнулась девочка. – Я многое знаю. Многое узнала за свои земные восемь лет и за все века после. Ты тоже изведаешь ещё многое, очень многое. Тебя ждёт безграничное счастье и безмерное горе, и всё ещё не раз переменится в твоей жизни. Нужно только уметь не останавливаться и всегда идти вперёд. Дорога ко грядущему изменчива, и тем, кто не способен прозреть все сюрпризы её заранее, извечно любопытно следовать вперёд. Тебя ждёт длинный путь. И окончится он не в этой земле, – проговорила Мили, кивая на могилу у ног Гермионы, – но пускай это не тревожит тебя. Ты не будешь бродить призраком по миру живых, а там, куда ты отправишься, отнюдь не важно, где и как истлел твой бренный прах.

– Ты очень странная девочка, – задумчиво сказала Гермиона. – Пойдём к дому? Мне здесь зябко.

– Иди, я провожу тебя, – кивнула Мили и поплыла за Гермионой к дорожке, ведущей от кладбища к замку.

– Ты – провидица? – осторожно спросила молодая ведьма, когда они выбрались на аллею. – Сбывалось ли то, что ты «знаешь»?

– Ты не веришь в предсказания, так к чему мне пытаться тебя убедить? – опять улыбнулась Мили. – Многие властны поменять свою судьбу. И некоторые способны увидеть, на что они в итоге её поменяют. За людьми интересно наблюдать.

Они приближались к дому.

– Ты не войдёшь, – скорее констатировала, чем спросила Гермиона.

– Мое место не здесь, а глубже, там, в земле, – со странным выражением лица кивнула девочка на каменный цоколь замка. – Но мы ещё увидимся. Приходи завтра на мою могилу, мне нравится говорить с тобой. Я видела, как мы с тобой разговариваем.