ь, демоново отродье! – зло повторила ведьма. – Никто не нарушал Непреложного Обета, это невозможно. Кровь милорда ты чувствуешь во мне: я жду от него ребёнка.
Что-то странное, похожее на всполох пламени, блеснуло в выцветших глазах Гарри, и его лицо исказила судорога. На четверть минуты в комнате повисла угрожающая тишина, а потом тот, кто считал себя Избранным, разбил её на миллион осколков:
– Шлюха! – взревел он неестественно низким, утробным голосом и со страшной силой полоснул Джинни плетью проклятья.
Оно глубоко рассекло кожу, прочертив по лицу и левому плечу младшей Уизли быстро наполнившуюся тёмной кровью широкую полосу. Рона, который метнулся к Гарри после этого удара, тот взмахом руки отшвырнул к стене.
Джинни даже не вскрикнула, только закачалась на своих кандалах в воздухе и, сплюнув на пол, медленно подняла на Гарри полный презрения взгляд. Кровь многочисленными струйками побежала по коже, впитываясь в ткань белого платья, и оно, намокая, прилипало к телу, чётко обрисовывая очертания округлого живота молодой колдуньи. Лицо Гарри искажала ярость.
– Не смей трогать мою сестру!!! – взвыл Рон, поднимаясь на ноги, но внезапным движением и его, на манер Гермионы, Гарри пригвоздил к стене. Не отрываясь, он смотрел на живот Джинни, а ведьма, вызывающе прищурившись, – ему в лицо.
На Рона она даже не посмотрела, лишь бросила зло и презрительно:
– Иди к лешему со своей убогой защитой, паскуда!
Гермиона собирала силы, чтобы освободиться от пут, но не знала, что делать дальше – она не могла нападать на Гарри, не могла нарушить Обет. Не могла даже связать его – ограничить свободу. Проклятье!
Ненадолго опять воцарилось молчание.
– Твоя жертва больше не нужна, Рон, – наконец произнёс Гарри Поттер.
На секунду повисла звенящая тишина, и вдруг лицо Рона, понявшего что-то, искривила страшная гримаса отчаяния.
– Нет!!! – заорал он, тщетно всеми силами пытаясь освободиться. – Не смей, Поттер! Слышишь?! Не смей!!! Если ты тронешь мою сестру… Гарри! Гарри!!! Умоляю тебя…
– Жертва для чего? – оборвала его звонким голосом Джинни, не сводя со своего противника дерзких, ненавидящих глаз.
И тут Гарри улыбнулся.
Он улыбнулся так, что у Гермионы отнялись ноги, а волосы зашевелились на голове.
Нагнулся, положил спящую Генриетту на пол и снова выпрямился во весь рост. Теперь он смотрел только на Джинни и кривил губы в самой страшной улыбке, какую Гермионе когда-либо приходилось видеть.
Её обуял непередаваемый ужас.
Рон всеми силами пытался вырваться из колдовских кандалов. И только рыжая ведьма с кровавым рубцом на лице вызывающе и смело смотрела Гарри в глаза. Казалось, не виси она под потолком, этот взгляд всё равно смотрел бы сверху вниз – таким красноречивым огнём пылали её сверкающие глаза.
– Придётся побаловать вас спектаклем, – заговорил Гарри громко, – ибо ты, – он на секунду перевёл взгляд на Гермиону, – включила в Обет запрет накладывать на ребёнка чары втайне от тебя.
Сердце оборвалось в груди Гермионы.
– Как угодно! – выкрикнула она, рванувшись вперёд и чуть не вывихнув скованные магией запястья. – Ты не можешь причинить ей вреда! Живую и здоровую! Ни магическим, ни маггловским способом! Ты умрёшь, Гарри! Слышишь?! Ты умрёшь в ту же секунду, когда нарушишь Обет!
– Успокойся, – поднимая палочку, бросил Гарри Поттер, – никакого вреда. Всего лишь подарок. От всего сердца, Гермиона. Я отдаю твоему чаду частичку себя. И ей придётся хранить мою жизнь, ибо я должен жить до тех пор, пока не убью Волдеморта. Любой ценой.
– Не смей трогать мою сестру!!! – ещё раз бешено взвыл обезумевший Рон, сотрясая невидимые путы. – Останови его!!! – крикнул он Гермионе. – Он хочет сделать из ребёнка Хоркрукс, убив Джинни!
Разрывая сковывавшие её магические оковы, Гермиона на секунду перестала воспринимать звуки вокруг. Ужас и ярость настолько заполнили её, что не осталось места восприятию действительности. Она уже замахнулась, чтобы нанести Гарри первый удар, когда неестественно высокий повелительный голос подруги ворвался в её сознание:
– Кадмина! – Джинни впервые называла её этим именем, и оно всё ещё эхом звенело в голове застывшей с занесённой пылающей палочкой Гермионы. – Стой! Стой!!! – Джинни ещё никогда не говорила так властно. – Ради меня, – слова ударами кнута врезались в сознание, – ради Генриетты: не нарушай Непреложный Обет! Ты умрёшь! – рыжая ведьма на секунду закрыла глаза, и на её лице впервые с того момента, как их связали, появилась мука. – Не делай милорду ещё больнее!
– Ах ты тварь!!! – бешено крикнул Гарри, и чёрное стрелообразное облако, на лету обернувшееся сталью, пронзило Джинни насквозь, пройдя под углом через живот и сердце, и вырвалось наружу между лопаток, вонзившись в дальнюю стену, по которой на пол покатились тёмно-бордовые капли. На лице рыжей ведьмы промелькнуло странное, отрешённое выражение. Она один раз глубоко вдохнула полной грудью, дёрнулась и обмякла, безжизненно повиснув на связанных путами заклинания руках.
Под нечеловеческий вопль Рона, который Гермиона слышала будто издалека, Гарри взмахнул палочкой так, будто забрасывал лассо, и едва заметная цепь заклинания взвихрилась в воздухе, оплетая что-то невидимое, и молнией метнулась в спящую на полу Генриетту. Девочка вздрогнула, как от электрического разряда, осветилась изнутри красноватым бликом и опять задышала ровно, так и не открыв изумрудных глаз. Гарри Поттер, опуская палочку, протянул к Гермионе левую руку ладонью вверх.
– Будь ты проклят, – опустошённым голосом произнесла ведьма и вложила в его пальцы серебряный кулон Когтевран.
– Береги ребёнка, – издевательски обронил Гарри.
Гермиона упала на колени, судорожно прижимая к себе спящую дочь, а он развернулся к Рону.
Всё ещё прикованный к стене, тот опустил голову и уставился в пол, но, почувствовав взгляд, распрямился.
– Ты пожалеешь об этом, Гарри, – низким и хриплым, полным непередаваемой боли голосом сказал Рон, вперяясь в выцветшие зелёные глаза. – Именем Неба, именем самой Магии, клянусь – ты пожалеешь об этом!
– Предатель, – бросил Гарри, поднимая палочку.
Вспышку зелёного света принял на себя блок, поставленный Гермионой. Под оглушительный звон окон, разбитых разлетевшимся на куски заслоном, она поднялась на ноги, прижимая к груди ребёнка, и приглушённым, пылающим силой и угрозой голосом прошипела:
– Убирайся вон, Поттер! Убирайся вон, пока твою никчемную жизнь бережёт предсмертная просьба Вирджинии; иначе здесь и сейчас ты вместе со мной попадёшь прямо в ад!
И Гарри Поттер, не оборачиваясь, сжал в кулаке кулон Когтевран и трансгрессировал с оглушительно громким хлопком.
Взмахом палочки Гермиона освободила Рона и Джинни: последняя плавно опустилась на ковёр, в тёмную лужу крови, которая успела образоваться под ней за это недолгое время. Покачнувшись, Рон кинулся к телу сестры, а Гермиона опять опустилась на пол и сведёнными в судороге пальцами правой руки впилась в Чёрную Метку на своём плече, чувствуя, как другая судорога сводит застывшее в невообразимой муке сердце.
Глава XXIV: Тёмный Лорд называл её «Джэнни»
Дождь над деревенькой Оттери-Сент-Кэчпоул лил всю ночь. Он шёл бы и дольше, но чары отнесли тучи далеко на юго-восток, к океану, и над промокшей землёй небольшого кладбища теперь светило неуверенное продрогшее солнце.
Только что закончилась церемония похорон, и погребальный стол чёрного мрамора вместе с телом покойной поглотил огонь, укрыв пепел в земле под величественной могильной плитой около потемневшего обелиска над прахом Гидеона Пруэтта. На этом печальном кладбище оставалось всё меньше места… Изящная статуя, такая же чёрная, как и могильный камень, высилась у основания плиты: Джинни, сияющая и счастливая, улыбалась, глядя в унылое кладбищенское небо. Неведомый мастер очень тонко передал черты лица и даже выражение глаз: сама жизнь горела в этих мраморных линиях.
А ведь от неё даже не осталось портрета – слишком молодой и беспечной была рыжеволосая ведьма, чтобы успеть подумать об этом. А написанные после смерти волшебника изображения не оживают…
Белые завитки букв выводили на чёрном мраморе могильной плиты слова эпитафии:
«Джиневра Молли Кэтлин Уизли
11 августа 1981 – 20 июля 2003 гг.
Пусть крылья ангелы не дали –
Леталось ей и на метле.
Сквозь облака, прочь от печали –
Ей не ходилось по земле.
Огнём пылала, страстью, силой –
Горела пламенем она.
И в небе плачущем сияет
Теперь багряная звезда…»
Могила Джинни утопала в цветах. Сегодня на старом кладбище собралось очень много скорбящих. Пришли даже те, кто раньше не посмотрел бы покойной в глаза.
Здесь был Билл Уизли, хотя Флёр так и не явилась проститься с блудной, по её мнению, золовкой.
Артур всё простил своей дочери. А как она жаждала этого, когда ещё ходила по земле! Почему на самое важное в этой жизни мы так часто решаемся слишком поздно?..
Тонкс, вернее миссис Люпин, с траурными чёрными косами и скрытым вуалеткой лицом тихо всхлипывала на плече безмолвного и скорбного мужа.
Никогда Гермиона не видела такими, как в тот серый день, близнецов Уизли. Ни с кем не говоря, не подходя ни к отцу, ни к матери, они стояли бледные, ошеломлённые и пришибленные в стороне ото всех и неотрывно смотрели сначала на церемонию погребения, а теперь – на чёрную мраморную могилу сестры.
Анджелина, теперь тоже Уизли, вместе с Биллом и Чарли крутилась вокруг Молли, тщетно пытаясь хоть чем-то ей помочь. Гермиона давно не видела миссис Уизли и не знала, что так сказалось на ней – время или этот страшный удар, но выглядела ведьма ужасно. Осунувшаяся и похудевшая, с ввалившимися щеками, она походила теперь на старуху, сильно потрёпанную жизнью и уже готовую отправляться на тот свет. Её морковные волосы поседели и превратились в пепельные, а в глазах погасло что-то неуловимое, начисто лишив жизни блуждающий, осиротелый взгляд. Артур выглядел на её фоне намного лучше, несмотря на потрясение и горе.