Фантастика 2024-162 — страница 145 из 1158

Посеревший Перси и его молодая жена, незаметной тенью снующая следом за супругом, так же пытались и не имели сил помочь миссис Уизли в этом ужасном несчастье.

Не отходил от матери и Рон. Он был с ней рядом постоянно, пытаясь хоть чем-то искупить ту страшную вину, которую чувствовал за собой.

Именно от Рона Лорд Волдеморт и Гермиона вслед за ним узнали о том, чем занимался Гарри Поттер все эти годы. О его мытарствах в поисках силы и знаний для того, чтобы найти и уничтожить Хоркруксы, а затем убить Тёмного Лорда. Узнали о том, с каким отвращением воспринял Гарри Тёмную Революцию, как разочаровался во всех окружающих его, как поклялся, несмотря ни на что, выполнить свой долг.

С ним рядом оставались только Рон да верный домовой эльф Добби; а ещё Кикимер, сначала вынужденный служить новому хозяину, но потом проникшийся к нему уважением и раболепной любовью.

Рон поведал о том, как они странствовали по свету, окунаясь в глубины Чёрной магии, как ставили эксперименты, как неузнаваемо и страшно менялся Гарри, да и Рон заодно с ним. С каждым годом Гарри Поттер пропитывался всё большей ненавистью ко всему миру, полному трусов и предателей. И наполнялся безоговорочной уверенностью в своей собственной исключительной миссии.

Он начал считать себя мессией, единственным способным освободить мир от зла Волдеморта.

А потом они раскрыли секрет Делюминатора, много лет назад завещанного Альбусом Дамблдором Рону. Удивительная вещица помогала отыскивать утраченное, то, что более всего необходимо сердцу использующего её. Скоплённый в этом уникальном артефакте свет, ведомый сильнейшим душевным порывом владельца, вырывался наружу и вёл его к тому, чего тот столь жаждал, но не мог отыскать.

Именно так Гарри и Рон нашли медальон Слизерина в могиле Лили Поттер, останки которой пришлось бросить развороченными потому, что расхитителей спугнули местные волшебники; именно Делюминатор привёл Гарри в дом Гермиониных названых родителей и указал на трансфигурированную диадему Кандиды Когтевран на шее молодой ведьмы.

Слушая эту исповедь, Гермиона отчётливо вспомнила странный шорох мантии, который послышался ей в пятницу, такую бесконечно далёкую теперь пятницу, когда Генриетта… забавлялась солнечным зайчиком, отсвечивающим от её кулона. Понимание тоже зачастую приходит слишком поздно…

Наверное, Хоркрукс уже уничтожен. Рон рассказал и о том, как было покончено с помощью меча Годрика Гриффиндора с найденным осенью медальоном, защищавшимся, но всё же поверженным сравнительно легко, ибо он не успел набраться сил и энергии.

Меч Гарри и Рон похитили из Хогвартса с молчаливого согласия МакГонагалл ещё в самом начале своих странствий, когда Гарри Поттер и Орден Феникса ещё вместе действовали против Волдеморта и слепого в своём упрямстве Министерства магии.

Подтвердил Рон и страшные слова Кикимера о кончине верного Добби. Гарри просто озверел, когда эльф отказался подчиняться, да ещё и пригрозил предупредить Гермиону об опасности. Дескать, есть границы, за которые благородному магу не дозволено заходить, и похищение детей находится далеко за пределами этих границ.

Таких речей Гарри не снёс.

Он, по словам Рона, вообще становился страшен, когда выходил из себя – а это случалось всё чаще в последние годы.

Но, несмотря ни на что, Рон старался оставаться преданным делу, которое они затеяли. Пусть и устал, пусть измотался за долгие годы лишений и бед, пусть тоже изменился не в лучшую сторону – но он был бы верен Гарри Поттеру и памяти Дамблдора до конца, потому что уже потерял из-за всего этого слишком многое, а коней, как говорят магглы, на переправе не меняют.

И Рон смиренно принял бы смерть, ибо именно за этим пришёл в тот роковой день вслед за Гарри в дом Гермиониных приёмных родителей. Именно он должен был стать той жертвой, убийством которой будет создан Хоркрукс Гарри Поттера: новая ступень лестницы к победе над Волдемортом. И бесконечно уставший от вечной борьбы Рон в какой-то степени даже радовался этому. Он уже давно был готов сдаться, но что-то мешало… То ли привычка, то ли верность дружбе, то ли страх…

Повзрослевший, посуровевший и умудрённый жизнью за эти годы Рон был способен на многое ради борьбы, в которую ввязался ребёнком, с лёгкой подачи привыкшего жертвовать пешками Дамблдора. Готов на многое, даже на смерть, – но не на убийство близких. Разве не ради их спасения, не ради будущего своей семьи и своих родных они должны были убить того, кто звался Тёмным Лордом? А если разрушить всё во время борьбы – то ради чего же вообще бороться?

Рон не мог, не должен был позволить обезумевшему Гарри убить свою единственную сестру. И, пусть ничего и не мог сделать, теперь он чувствовал весь невообразимый груз этой страшной вины. И поклялся отомстить Гарри Поттеру. Потому что наконец-то полностью признал – его друг лишился рассудка на этой бесконечной войне со всем миром.

И во имя общего блага его теперь нужно остановить.

Но Гарри Поттера не нашли. Ни мракоборцы, а он был теперь официально разыскиваемым преступником магического мира, ни лучшие Пожиратели Смерти, ни сам Волдеморт. Гарри исчез, провалился сквозь землю и нигде не оставил следов – там, где они с Роном обитали в последний раз, были найдены только признаки недавнего присутствия волшебников да останки бедолаги Добби.

Они и перерубленное пополам тело Алиры похоронены теперь в уединённом уголке парка при поместье Малфоев, на дальнем берегу пруда.

Всё время, прошедшее с того страшного воскресного утра, Гермиона провела у Люциуса. Он прибыл почти сразу вслед за Волдемортом и неизменно оставался рядом с ней все эти дни. Они почти не разговаривали, во всяком случае, не говорил он. Гермиона то и дело впадала в истерики, начиная кричать и плакать, сыпать угрозы в пустоту и проклинать Гарри и «весь этот паршивый мир». Старший Малфой слушал её молча и умел успокоить, тонко улавливая ту черту, до которой стоит позволять выговориться и за которую лучше не давать зайти.

Наверное, если бы не этот с одной стороны непривычный, но с другой всё так же спокойный и трезво взирающий на мир Люциус, она попросту сошла бы с ума за эти дни.

Теперь действительно стало лучше. Сердце ожесточилось, и хотелось жить дальше: из упрямства, назло всем.

И чтобы было кому помнить о тех, кто ушёл из этого мира, отправился дальше, в неизвестную черноту.

И чтобы было кому за них отомстить.

За всю свою жизнь Гермиона возненавидела только двоих людей. Возненавидела люто и дико, до зубовного скрежета, до волчьего воя. Но один из них мёртв, и его лёгкая смерть всё ещё жгучим ядом отравляет её душу.

Теперь появился второй. Живой, отчаянный и фанатично убеждённый в своей правоте. Тот, чью жизнь теперь бережёт самое ценное, что у неё осталось – Генриетта. Поистине дьявольская ирония судьбы. Дьявольская идея Гарри Поттера. Гениальная. И бесконечно жестокая…

Гермиону вывел из оцепенения задумчивый голос незаметно подошедшей Полумны Лонгботтом. Бледная, всё так же неуловимо неземная, далёкая от окружающего мира, она предстала перед наследницей Тёмного Лорда в чёрной траурной мантии и красном берете на распущенных, спутанных ветром волосах.

По лицу молодой миссис Лонгботтом блуждали странное выражение и лёгкие тени покачивающегося невдалеке высокого кладбищенского дуба.

– Я считала, что Джинни – одна из тех немногих, кому в этом страшном мире опасность не грозит, – грустно и задумчиво сказала она. – А теперь мне хочется плакать. – Светлые выпуклые глаза Полумны действительно заволакивали сдерживаемые слёзы. – Она заслуживала жить. И, хотя мы редко виделись, мне будет не хватать её. – Колдунья положила свою прохладную ладонь на руку Гермионы и сказала с печальной задумчивостью, которая не оставляла её никогда: – Невиллу тоже очень жаль. Действительно жаль, Гермиона. Он не смог прийти сегодня, ты должна понять это, – и Полумна обвела рассеянным взглядом разбившихся на группки присутствующих.

Проститься с Джинни Уизли пришли не только многочисленные родственники и некоторые старые друзья, но и многие Пожиратели Смерти, и почти весь персонал Даркпаверхауса. А надгробную речь после маленького человечка с клочковатыми волосами произносил сам Лорд Волдеморт.

Не хотелось Невиллу Лонгботтому встретиться здесь и с теми членами Ордена Феникса, кого, как знала теперь Гермиона, он считал предателями. Ему и так приходилось работать в школе, руководимой МакГонагалл.

А более всего остального, наверное, не хотелось бы ему повстречаться на этой кладбищенской земле с облачённой в траур, мрачной и постоянно хмурящейся Беллатрисой.

– Я понимаю, Полумна, – тихо сказала Гермиона, опуская в землю глаза. – Спасибо, что пришла ты.

– Хотела проститься, – просто сказала бывшая когтевранка. – Пред лицом смерти равны все, здесь нет сторон и различий. Это люди, которые вырастили тебя? – спросила она затем, кивая на стоявших в стороне Грэйнджеров и Робби.

Последнему было решено не моделировать память, ибо он нормально перенёс потрясение, а изменения требовали бы создания очень большого пласта ложных воспоминаний, чтобы объяснить исчезновение Джинни и переезд Гермионы с дочерью от мистера и миссис Грэйнджер, где она больше оставаться не могла.

Гермиона не говорила с Робби до дня похорон, с ним беседовали целители и другие волшебники. Сегодня, перед церемонией погребения, они поговорили здесь, перед кладбищенской оградой.

В другой раз молодая ведьма подивилась бы тому, как стойко воспринял Робби и невообразимое для маггла существование мира магии, и её, Гермионы, вынужденный отъезд и разрыв с ним. Но сейчас ей было почти всё равно. Она старалась вообще не думать. Ни о чём. Потому разговор получился сухим и кончился очень быстро. И с того времени Робби уже не пытался заговаривать с ней.

– Да, – ответила Гермиона на вопрос Полумны Лонгботтом. – Она жила со мной последние месяцы, и мама с папой очень привязались к