– Ты же сам говоришь, часы показывали, что он в опасности, – мрачно пробормотала Гермиона, снова вспоминая об отце и своих подозрениях. – Рон, он же твой брат! Ты не понимаешь, что значит потерять свою вторую половинку. Они с Джорджем были словно единое целое.
– Они редко виделись в последние годы. Я не говорю, что всё это легко. Просто всем тяжело одинаково. А Фред ведёт себя как свинья.
– Может, он винит себя в смерти брата, – осторожно заметила Гермиона, следя за нефритовыми шарами в ловких пальцах своего друга.
– Да он-то тут причём?! – дёрнул плечами Рон. – Разве что разделял всегда эту страсть к опасным экспериментам. Такая глупость, Гермиона! Все эти опыты с магией, когда у тебя есть семья и дети… Мне казалось, Джордж взялся за ум. И тут такое… На маму страшно смотреть.
– Она совсем плоха?
– Не узнает многих, говорит с несуществующими людьми. Вообще-то она совершенно спятила, но папа не хочет отдавать её к святому Мунго, и дома творится что-то ужасное. Не думаю, что это так уж хорошо для Фредди и Роксаны.
– Анджелина с детьми теперь живёт у вас?
– Да, помогает ухаживать за мамой. Только зря она это. Лучше бы уделяла всё своё внимание мелким. Я был у них на выходных. Папа начинает сдавать…
– Всё это страшно, Рон, но я считаю, что тебе стоит ещё раз поговорить с Фредом. Попытайся понять его. Ему очень нужны участие и поддержка, особенно сейчас.
– Знаешь, Гермиона, мне иногда кажется, что Фред возненавидел всех своих близких и меня – особенно. Я не стану к нему лезть. Не проси. Это может закончиться дракой. Вообще не знаю, как это твой папаша всё ещё подпускает к нему детей.
– У меня очень своеобразный… папаша.
* * *
– Мисс Грэйнджер… Ничего, если я буду называть вас так? Привычка старого человека… Бывшие ученики для меня всегда остаются учениками.
Изображение Альбуса Дамблдора дружелюбно улыбнулось Гермионе со стены волдемортовского кабинета, протирая очки отворотом мантии, но глаза старика оставались серьёзными и проницательными.
– Как вам удобно, профессор Дамблдор, – покорно кивнула молодая ведьма. – А вы… не против, если я буду курить?
– Отнюдь не возражаю. Итак, мисс Грэйнджер, вы пришли ко мне… за ответами, надо полагать?
– А вы можете дать мне их?
– Постараюсь.
– Мне сложно… сложно объяснить всё это… Papá держит вас здесь? – быстро спросила она. – Насильно?..
– Когда-то давно он несколько ограничил мои передвижения. Но я не жалуюсь, мисс Грэйнджер. Здесь довольно интересно.
– Вас искали. Был огромный скандал.
– Я знаю. Мир признал меня трусом. Что ж, приходится с этим смириться.
– Мне вот тоже… со многим приходится… мириться, – медленно проговорила Гермиона. – Профессор… вы говорите со мной сейчас так милостиво… Но ведь вы должны ненавидеть меня!
– За что, дитя моё?
– За предательство, – горько пробормотала Гермиона и щёлкнула маггловской зажигалкой.
– Это всего лишь слабость, мисс Грэйнджер, – возразил Дамблдор. – Если бы я мог возненавидеть кого-то за слабости, я должен был бы погрязнуть в ненависти к самому себе. Самообман, преувеличение своих возможностей и заслуг, грандиозное самомнение, прыжки с головой в омут, жизнь, состоящая из цепочки заблуждений, вызванных нежеланием смотреть правде в глаза, даже если эта правда маячит перед самым носом… О чьей судьбе я сейчас говорю, мисс Грэйнджер?
Гермиона промолчала, но Дамблдор неожиданно улыбнулся.
– Я говорю не о вас, дитя моё, – мягко заметил он, – а о себе. Так что не мне осуждать вас и уж тем более ненавидеть. Ненависть, к слову, – это огромная слабость. И она говорит о глупости и узости души. Нужно уметь понять каждого. Что бы он не натворил. А когда понимаешь – уже не можешь ненавидеть.
– Знаете, некоторых людей мне не хочется даже пытаться понять! – вырвалось у Гермионы. – Их я предпочитаю ненавидеть, какой бы это ни было слабостью.
– Очень большой, мисс Грэйнджер. Эта ненависть давит на ваше сердце и мешает жить. А попытаться понять вы боитесь. Боитесь, что сможете простить.
– Вы знаете, о ком я говорю? – прищурилась Гермиона, закуривая новую сигарету.
– Не трудно догадаться. И я сожалею, что один из предметов вашей ненависти сотворил и взрастил я.
Гермиона отошла к окну.
– Я не стану оправдывать Гарри Поттера, – продолжал Дамблдор, – потому что вы сейчас не станете слушать таких оправданий. Хотя они есть, да вы и сами знаете это, мисс Грэйнджер.
– Оправдания есть для всех, да? – дёрнула плечами Гермиона, не поворачиваясь к портрету. – А каковы же тогда оправдания для тех, кто создавал и создаёт мои заблуждения? По чести будет назвать их, профессор Дамблдор, раз уж вы утверждаете, что понять можно каждого, – и она повернулась с насмешливой иронией.
– Я могу, – серьёзно сказал старец.
– И вы будете защищать в моих глазах тех, против кого всю свою жизнь боролись? – не поверила Гермиона.
– Не защищать, мисс Грэйнджер. Понимать и поддерживать – две очень большие разницы.
– Я боюсь своего отца, – вдруг сказала ведьма. – Каждый раз, когда его нет рядом, чтобы убаюкать мой разум, и я начинаю думать о нём – меня пронизывает дрожь. А иногда я узнаю ужасные вещи. Или подозреваю их – так ещё хуже.
– Том не причинит вам зла.
– А тем, кто меня окружает? Кого я люблю или просто знаю?
– Здесь могут возникнуть… затруднения, – кивнул головой Дамблдор и опёрся подбородком о сцеплённые в замок пальцы.
А Гермиона вдруг застыла, будто поражённая громом, и широко открытыми глазами всмотрелась в лицо старика в комнате, очерченной рамой.
– О Мерлин, – прошептала она и медленно подняла ладони, прижимая их ко рту, – вы… все эти годы… – она неверящим взглядом смотрела на изображение старого директора. – Вы же… вы же продолжаете играть! Играть в эти проклятые шахматы с mon Pére!
– Не суди меня слишком строго. – Дамблдор посмотрел в сторону. – Мне интересно… наблюдать происходящее. За тобой тоже любопытно наблюдать. После смерти я избавился от многих иллюзий, накопленных с возрастом. И теперь снова могу смотреть на доску со стороны. А не участвовать в игре, пускай и в качестве ферзя. Я наделал много ошибок в этой партии.
– Но она продолжается?
– Конечно, мисс Грэйнджер. Следить за Томом весьма занимательно. Он делает успехи.
– Вы сумасшедший!
– Все мы немного сумасшедшие.
– Но ведь вам всё равно! – вдруг с ужасом сказала Гермиона. – Какие бы кошмарные вещи не происходили – лишь бы это было интересно! Следить за людьми в сложных ситуациях, создавать их! Испытания. И наблюдать. Вы играли против «чёрных», но могли бы играть и против «белых»!
Дамблдор развёл руками.
– Я утратил способность делать ходы. И могу теперь только следить за диспозицией.
– Тогда на мои вопросы вы не ответите, – холодно произнесла ведьма.
– Я не могу решать за тебя, – кивнул Дамблдор. – Моральный выбор все должны делать сами. Так интереснее.
– И чем выбор сложнее… – горько прошептала Гермиона.
– Тем занимательнее, мисс Грэйнджер. Именно так.
* * *
…Она снова долго блуждала по пустому холодному дому, полному сквозняков и колышущейся белой ткани, но когда наконец-то оказалась в знакомом коридоре, на фоне яркого квадрата окна в дальнем его конце не оказалось женской фигуры. Там стояло что-то совсем маленькое, ростом не выше фута, но очертаниями напоминающее человечка. Гермиона шла по коридору с нарастающим трепетом.
Приблизившись, она смогла разглядеть маленькое существо лучше.
Оно стояло спиной к свету и было завёрнуто во что-то, похожее на белую простыню. Голова казалась непропорционально большой и какой-то продолговатой, крошечные трёхпалые ручки, которыми существо взмахнуло, оказались полупрозрачными. Оно покачивалось от сквозняка на коротких кривых ножках.
Когда Гермиона подошла совсем близко, её внезапно пробрала дрожь. Существо качнулось ей навстречу, и бескровные губы на странном, будто обожжённом и смазанном или не до конца вылепленном лице шевельнулись и прошипели по-змеиному: «Мама!»
Гермиона проснулась в холодном поту. Ещё только занимался рассвет…
Глава Х: Дом со сквозняками
В субботу за завтраком в гимназии разговаривали только о квиддиче. В одиннадцать должна была начаться игра между Землёй и Огнём, и все с нетерпением ждали её результатов.
В Даркпаверхаусе четыре сборные по квиддичу, каждая из которых носит имя одной из стихий. Самые сильные в этом сезоне Вода и Воздух, но составы команд меняются, и каждый год расстановка сил варьируется, подготавливая неожиданности и сюрпризы. Уже состоялись две игры, и сегодня все с ажиотажем ожидали третью, ведь теперь Земля и Огонь, проигравшие команды двух прошедших матчей, столкнутся друг с другом, и решится, кто из них перейдёт в следующий тур, а кто на этот год закончит соревнования.
Гермиона никогда не увлекалась квиддичем, и всеобщая эйфория этого дня вовсе не захватила её. За завтраком молодая ведьма сидела в довольно мрачном расположении духа.
Встала в такую рань она отнюдь не для того, чтобы попасть вовремя на стадион. По правде говоря, Гермиона вообще туда не собиралась. Просто после разбудившего её на рассвете сна с непропорциональным маленьким человечком уснуть так и не удалось.
Она окинула угрюмым взглядом столы с вдохновенно галдящими гимназистами. Да уж, есть вещи, которыми некоторым никогда не суждено проникнуться до конца.
Внезапно Гермиона вздрогнула. Она случайно перехватила быстрый взгляд Фреда Уизли, вставшего из-за стола и направлявшегося к выходу из Трапезной, чтобы успеть на поле пораньше – Фред судил сегодняшний матч. Но взгляд, который случайно поймала Гермиона, говорил о том, что думает он явно не об одном только квиддиче.
Наследница Тёмного Лорда даже поперхнулась от той бьющей через края, испепеляющей ненависти, которая блеснула в глазах старого товарища.
Она поспешно отвернулась. И снова вспомнила о подслушанном разговоре и своих подозрениях. Что ж, всё в очередной раз подтверждается. Ведь догадывалась же, что теперь Фред должен и её ненавидеть тоже. А всё равно неожиданно. И страшно.