Маг начал быстро избавляться от одежды, с жаром целуя послушное податливое тело, а затем проник в него довольно резко – но Гермиона вся затрепетала от смеси морального и физического удовольствия. Что-то странное происходило с наследницей Тёмного Лорда в этот момент. Как будто упали оковы, столько лет мешавшие жить по-настоящему: тенёта морали, выдуманной, ввиду её двусмысленного положения праведной грешницы; силки придуманных ограничений; цепи никому не нужных попыток притворяться не такой, какой она была на уровне чувств, но никогда не осмеливалась признаться в этом даже самой себе. Или подозревала, но скрывала, на самом деле таковой не являясь…
Руки Макнейра сжимали бедра распалённой ведьмы и регулировали темп, с которым Гермиона двигалась. Он развалился на кушетке, а её усадил на себя. Потерявшая голову колдунья делала быстрые и ритмичные движения, часто и неглубоко вдыхая.
И вдруг чьи-то руки легли на её плечи и с силой опустили на Макнейра, а голос Люциуса проговорил в самое ухо:
– Ах, вот куда ты пропала, дорогая.
Гермиона дёрнулась от неожиданности и удушающей волны наслаждения. Сквозь шум крови в ушах она разобрала слова Волдена, сказанные непринуждённым светским тоном:
– Кадмина устала от однообразия вечера.
– О, в таком случае позволь я помогу тебе её развлечь, – услыхала она затем, уже почти приходя в себя. Но сильная рука Люциуса нагнула её голову вперёд, к губам Макнейра. – Двигайся, дорогая, что же ты застыла? Не отвлекайся!
А потом он заскользил по её телу, потянул жену к себе, и она почувствовала, что на нём больше нет мантии. Люциус увлёк её на огромную шкуру сфинкса, разостланную у пылающего огня. Волден последовал за ними.
Этой дикой и страстной, совершенно невероятной, безумной ночи в объятиях мужа и его приятеля Гермиона долго ещё не могла забыть. Её словно с головой накрыл какой-то водоворот, как будто сизый дурман от порошков Тэо д’Эмлеса снова окутал действительность и подарил безграничную, острую и пьянящую свободу.
Только теперь это происходило на самом деле…
Глава XV: Сон Генриетты
Гермиона проснулась в спальне и, блаженно потянувшись, увидела рядом с собой полусидящего Люциуса. Она что-то мурлыкнула и прильнула к нему, жадно целуя в губы и лукаво улыбаясь.
Старший Малфой удивлённо воззрился на неё.
– Это стоило мне десяти тысяч галлеонов, дорогая, – с ухмылкой сообщил он после короткой паузы.
– Что – «это»? – не поняла Гермиона.
– Вот это твоё поведение. Я поспорил с Волдом на то, что сегодня ты, отягчённая всей виной мира, убежишь, пряча глаза, в ванную и постараешься избегать меня и тем более его так долго, как только будет возможно.
– Мы можем обмануть Волдена, – заговорщически подмигнула леди Малфой. – Правда, я надеялась позвать его завтра к ужину. Но ради десяти тысяч галлеонов…
Люциус расхохотался.
– Ты неподражаема! Плевать на десять тысяч! Что это с тобой, Кадмина Беллатриса?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – в свою очередь засмеялась Гермиона, и игриво чмокнула его в нос. – Что ты разлёгся тут без дела? Мне в половине четвёртого нужно быть в гимназии, а ещё не плохо бы позавтракать успеть…
* * *
После дополнительных занятий с Женевьев попасть к Тэо не удалось – Гермиона клятвенно обещала Етте вечером быть дома и уложить малышку спать.
Девочка окунулась в царство Морфея неожиданно быстро и теперь мерно дышала, смешно раздувая крылья маленького носика в полумраке детской. Гермиона сидела рядом с ней и улыбалась.
Она уже вознамерилась тихонько уйти, когда внезапно спящая Етта резко раскрыла глаза и села на постели, в возбуждении глядя перед собой. От неожиданности Гермиона и сама подскочила на месте.
– Что такое?! – испуганно спросила она, наклоняясь к ребёнку.
Етта не ответила, она только открывала и закрывала рот, широко распахнутыми глазами глядя перед собой. Гермиона увидела в этих дрожащих изумрудах обрывок сна, разбудившего её дочку, и сама оторопела от удивления.
Перед тем, как проснуться, Генриетта в своей фантазии смотрела фотоальбом, точнее разглядывала один-единственный магический снимок. На переднем плане – вытянутые вперёд руки новобрачных: на безымянном пальце женщины, рука которой лежит поверх руки супруга, – кольцо. Золотое кольцо с витиеватой буквой «П» из алмазной крошки. Обручальное кольцо Беллатрисы.
Вот только женщина, которая смеётся на снимке – не Белла. Гермиона не узнала эту совсем молоденькую ведьму, счастливо улыбающуюся и будто излучающую тепло – но догадаться было не сложно. Хотя сразу она и не поняла.
Решила, что жених с фотографии – Гарри. Только не такой, каким он стал, а тот, каким помнила его Гермиона в школе. Но черноволосый юноша в очках с фотографии был не Гарри, а Джеймс, его отец. И лучистая тёмно-рыжая невеста – это Лили Поттер.
Но… но как могли присниться Генриетте Джеймс и Лили Поттеры, которых она не видела никогда в своей жизни? Почему её фантазия поместила на палец миссис Поттер обручальное кольцо своей бабушки?
И почему Етта так резко проснулась?
Девочка не сразу пришла в себя, её окатывали быстро сменяющие друг друга чувства – радость, удивление, негодование, отвращение, трепет, торжество и триумф. Этот поток медленно угасал, становился всё слабее. И вот Етта уже не могла вспомнить, что её разбудило и что пригрезилось ей во сне.
Взволнованная Гермиона попыталась расспросить дочь, но та ничего не знала о Поттерах и только удивлённо хлопала огромными зелёными глазами да зевала.
Леди Малфой так и не смогла уснуть в ту ночь, с трудом дождавшись утра, чтобы отправиться в Даркпаверхаус.
Впрочем, перед тем она тщательнейшим образом допросила Рут Рэйджисон. Гувернантка разводила руками, объясняя, что редко сидит рядом со своей подопечной, пока та спит, но, если подумать, бывали случаи, когда Генриетта внезапно просыпалась, а потом не могла объяснить, отчего или припомнить свои сновидения.
– Но в этом нет ничего страшного, миледи, – уверяла мадам Рэйджисон, – юная мисс очень подвижна, её день полон впечатлений, и нет ничего странного в том, что они приобретают во снах необыкновенные формы и, порой, её пугают. Ведь это даже не кошмары, а просто резкие пробуждения, при том не столь уж и частые. Не о чем переживать.
К неописуемой радости Гермионы, Снейп оказался в гимназии и поднялся в Трапезную на завтрак. Более того, у него действительно не было сейчас урока, и Гермиона смогла уговорить коллегу провести занятие окклюменцией у второй группы Огненных Энтузиастов за неё, благо они пока работали со старым материалом и вот уже третье занятие учились замечать попытки проникновения в свои мысли и вовремя блокировать их.
Разделавшись таким образом с преподавательской работой, которой просто не смогла бы сейчас уделить должного внимания, Гермиона со всех ног помчалась в кабинет Волдеморта.
– Во имя Морганы, что стряслось? – первым делом спросил Тёмный Лорд, увидев её.
Гермиона села и начала свой рассказ, стараясь ничего не упустить.
– И я не могу понять, – взволнованно окончила она через какое-то время. – То, что Етта знает, как выглядят родители Гарри, наверное, связано с тем, что этот урод с ней сотворил. Но для меня непостижимо ни почему она вдруг стала размышлять об этом, ни почему выдумала эту фотографию с кольцом Maman, ни почему так бурно отреагировала на своё сновидение! Если бы не кольцо, я даже предположила бы, что у неё появилась с Гарри такая же связь, как когда-то была у него с тобой, и что она «ловит» его самые сильные эмоции. Гувернантка говорит, что Етта и раньше порой просыпалась внезапно и без причины. Но эта несуществующая фотография…
– Я думаю, такая фотография существует, – прервал свою дочь Волдеморт. – И ты, скорее всего, права насчёт причин, по которым всё это приснилось Генриетте.
– Фотография, где на миссис Поттер обручальное кольцо Maman, – существует? – подняла брови Гермиона.
– Весьма вероятно, – кивнул Тёмный Лорд. – Лили Поттер со дня своей свадьбы носила это кольцо и была похоронена в нём.
Он выдержал паузу, с улыбкой глядя на вытянувшееся лицо дочери. Потом пояснил:
– Я увидел его, когда клал медальон Слизерина в гроб с останками. Магглов ведь не сжигают, вот они и тлеют медленно в своих могилах вместе со всем, что с ними туда положили. Медальон я тогда поместил аккурат в то место, где когда-то билось сердце. По-моему, это символично.
А потом заметил на пальце кольцо. Это очень старая реликвия, которая много веков передавалась в семье Поттеров по наследству жене каждого старшего сына. Оно попало к ним вместе с Дидоной Певерелл где-то в середине IX века. Сейчас род Певереллов прервался по мужской линии. Но среди моих предков по матери тоже когда-то были представители этой фамилии: значительно позже, в начале XVIII века. Как видишь, нас с Гарри Поттером связывают очень далёкие общие родичи, – усмехнулся Волдеморт. – А кольцо его матери я забрал. И не только потому, что оно имеет отношение и к моим предкам. Сама Лили Поттер сыграла в моей жизни весьма значительную роль, стала переломным моментом всего моего существования. Её сын не раз переходил мне дорогу. Я подумал, что это кольцо – весьма знаковый трофей. И что оно пригодится мне, если я решу создать ещё один Хоркрукс.
– Если ты – что?! – вздрогнула Гермиона. – Впрочем, это даже логично… – помедлив, добавила она, всё же ощущая трепет и невольную дрожь. – Ты и медальон Слизерина положил в могилу миссис Поттер потому, что она имела для тебя такое значение?
– Да, Кадмина. Посчитал, что, если именно она теперь будет беречь мою жизнь, – получится красиво. Да и не полагал, что Гарри Поттер станет потрошить останки матери. Я же не знал о столь пагубных свойствах дамблдоровского Делюминатора тогда. Теперь все мои Хоркруксы под надёжной живой защитой.
– Хоркруксы? – переспросила Гермиона. – Их… несколько? Это что же… кольцо Maman…
– Белла более чем достойная охрана для обломка моей души, дорогая. К тому же обручиться с ней этим кольцом показалось мне ещё более символичным.