Плачет Белоснежка, стонет Белоснежка,
И, сама не замечая, странно улыбается себе:
Слёзы горькие глотая, впитывая в кровь
Насилие(1)!..»
Гермионе не давало покоя всё, что рассказал ей Тёмный Лорд.
Гарри Поттер – её кузен! Нарцисса и Беллатриса с Лили Поттер – сводные сёстры!
У Волдеморта появился ещё один Хоркрукс, кроме Нагайны.
Да к тому же это открытие, что её дочь может перенимать эмоции Гарри. Ожидаемое, но всё равно неприятное и ужасное.
А ещё Гермионино любопытство теперь нещадно беспокоил загадочный флакон с сиреневой пробкой, некое воспоминание Тёмного Лорда, из-за которого Северус простил тому убийство своей возлюбленной. Действительно ли простил?
Вроде как, да. Помнится, много лет назад Снейп упоминал, рассказывая Гермионе о своих отношениях с матерью Гарри, что недавно ему стало известно нечто такое, чего он никогда не сможет ей извинить и что теперь он больше не считает себя повинным в её смерти.
Так что же такого совершила Лили Поттер в ту роковую ночь?
Флакон не шёл у Гермионы из головы.
Даже в сизом тумане Тэо она бесконечно, раз за разом, только и делала, что проникала в спальню Северуса Снейпа и находила там загадочное воспоминание. Но стоило ей коснуться его неспокойной поверхности в каменном Омуте памяти, как видение обрывалось, занозой мучая разум молодой ведьмы.
Но это было так глупо.
Мало того, что она никакого права не имела влезать в личную жизнь мастера зелий и красть у него воспоминания, подаренные Волдемортом. Это бы ещё полбеды. Но ведь флакона может не оказаться в его комнате, она может его не найти, или же Снейп застанет её за этим занятием… Да всё, что угодно!
Это было глупо до безумия.
«Глупо до безумия», – в очередной раз сообщила себе Гермиона в следующий понедельник вечером, отослав Рона сообщить Женевьев об отмене дополнительных занятий и стуча в гимназийскую спальню профессора зельеварения.
Проникать сюда в его отсутствие она не решилась – что-то могло стеречь помещение, когда нет хозяина, подать ему сигнал вынуться или запомнить, кто и зачем нарушил границы личного пространства преподавателя. Нет, в эту комнату нужно было попасть с разрешения её владельца.
– Кадмина? Что-то произошло?
Снейп, представший перед ней на пороге в неизменном чёрном облачении, посторонился и впустил нежданную гостью в комнату, смерив предварительно долгим удивлённым взглядом.
– Да, – с жаром кивнула ведьма, – произошло! Северус, мне нужна твоя помощь. – И она заговорила быстро, озвучивая придуманный заранее и многократно повторяемый до того текст: – Вот уже почти неделю, как меня мучает бессонница. Совершенно ничего не помогает – дай мне какое-нибудь снадобье, сильное и действенное.
– Вы пробовали отвар белладонны?
– Разумеется! – досадливо бросила Гермиона, быстро озирая комнату у него за спиной. – Мне нужно что-то посложнее. Пожалуйста.
– Сейчас?
– Было бы здорово. Я просто сойду с ума, если не избавлюсь от этой бессонницы, – и она бросила на волшебника умоляющий взгляд, в котором действительно плескалось что-то, очень похожее на безумие: искорки неуёмного и изнывающего от нетерпения любопытства.
– Хорошо, я схожу в лабораторию и через полчаса что-нибудь вам пришлю.
– Давай я подожду тебя, Северус, – Гермиона как можно непринуждённее опустилась на небольшой диван. – Здесь, – добавила она. – Не нужно ничего готовить, просто принеси что-то подходящее. А я подожду.
– Ладно, – странным голосом промолвил он. – Как вам будет угодно. Ждите.
И Снейп, войдя в трансгессионный круг, исчез с лёгким хлопком.
Сердце у Гермионы забилось очень быстро.
Она вытащила из кармана палочку и неверной рукой подняла её, собираясь с духом.
– Акцио, флакон с сиреневой пробкой! – наконец велела ведьма, вспоминая о том, что Снейп может возвратиться с минуты на минуту.
О том, как она будет класть свою добычу на место в случае, если удастся незаметно взять её, Гермиона пока не думала.
Из дальнего высокого комода раздались шуршание и стук, но ведьма, испытавшая в этот миг настоящее ликование, не успела подойти к нему – с таким же едва слышным хлопком в комнату вернулся Снейп. Он в молчании застыл посреди трансгрессионного круга, пристально глядя на свою гостью. И призрачной тени удивления не промелькнуло на его бледном лице.
Гермиона потупилась и даже, кажется, покраснела.
Мастер зелий выдержал паузу, а потом поставил на стол небольшую колбу, которую принёс с собой.
– Это мне? – робко спросила Гермиона, пытаясь сгладить дикую неловкость.
– Это вам не поможет, – отрезал Снейп, морщась. – У вашей бессонницы, кажется, совсем иные причины. К примеру, слишком длинный нос.
И с этими словами он пошёл к заветному комоду, где волновался околдованный, но не находящий выхода, флакон. Раскрыл один из ящиков, достал оттуда шкатулку и, приподняв крышку, поймал на лету поплывший было к Гермионе сосуд. Голубоватое матовое стекло и широкая сиреневая пробка.
– В сущности, мне совершенно плевать, – громко объявил Снейп, не поворачиваясь к разоблачённой похитительнице. – Теперь. – Он побарабанил пальцами свободной руки по комоду. – Я больше шести лет не притрагивался к этому воспоминанию. Да и до того только трижды пытался пересмотреть его. Стоило избавиться от этой порнографии давно, вот, пожалуй, и случай.
Он повернулся к Гермионе. Любопытная колдунья уткнулась виноватым взглядом в прикроватный коврик.
– Понимаешь, просто mon Pére не захотел рассказывать мне о том, что такого случилось в ту ночь, – залепетала она. – Мы недавно говорили… И я… и он…
– Если бы ваш отец не хотел, дабы вы узнали с подробностями, – тут Снейп премерзко усмехнулся, – что произошло в ту ночь, он не рассказывал бы вам детально, где об этом можно проведать. Ловите, – Снейп кинул ей флакон, и Гермиона с невольной жадностью схватила его. – Тщеславие, – продолжал он, – магглы включили в семёрку самых страшных грехов. Идите, Кадмина. Только держите эту дрянь подальше от несовершеннолетних детей.
– Почему? – удивилась уже направившаяся к двери Гермиона.
– Увидишь, – едва слышно буркнул Снейп, отворачиваясь и давая понять, что аудиенция окончена.
* * *
«Любопытство они вообще в грехи не включали», – думала Гермиона, выливая вязкие и тягучие мысли в Омут памяти, который притащила из кабинета окклюменции в свою спальню.
Итак, перед ней воспоминание Лорда Волдеморта о Той Самой Ночи. Пожалуй, и без тайны Снейпа оно стоит довольно дорого. А так – тем более!
Леди Малфой дотронулась палочкой до молочно-белой глади, делая её прозрачной, как стекло, и с трепетом всмотрелась в каменный сосуд.
Тёмная осенняя площадь, окружённая коттеджными домами и магазинчиками, витрины которых украшают искусственная паутина, оранжевые тыквы и бумажные пауки. Тускло светит луна, пробиваясь сквозь серые, моросящие унылым дождём тучи. Несколько упрямых детей в карнавальных костюмах, презрев непогоду, заглядывают друг другу в корзины с конфетами, примериваясь к чужой добыче.
И высокая фигура в чёрной мантии с капюшоном немного поодаль от них.
Фигура её отца.
Гермиона коснулась рукой драгоценного воспоминания, и понеслась в него, прямиком в недра памяти Волдеморта.
...Он шёл по тёмной улице, и цель его пути была видна, как на ладони: заклинание Доверия разрушено, хотя они об этом ещё не знают.
Он двигался тише, чем мёртвые листья, скользившие по тротуару… Поравнялся с изгородью.
Они не задёрнули шторы, он прекрасно видел их, сидящих в маленькой комнате: высокий черноволосый волшебник в очках выпускал струи разноцветного дыма из своей палочки, чтобы развлечь маленького мальчика в синей пижаме. Ребёнок смеялся, пытаясь поймать дым, схватить его крошечной рукой.
Дверь открылась, и вошла одетая в купальный халат миссис Поттер. Сказала что-то – слов он не расслышал. Её длинные тёмно-рыжие локоны, ещё немного влажные после мытья, падали на лоб. Сводная сестра матери его ребёнка была красива. Ей достались от Мириам Эванс цвет волос и добродушное, тёплое выражение лица, а от Кигнуса Блэка – присущая женщинам его рода точёная грация и глубокое обволакивающее очарование. Чертами Лили Поттер не походила на знакомых Волдеморту сестёр Блэк. Материнская кровь округлила её носик и щёки, спрятала скулы. Но главное отличие заключалось в отсутствии надменности, по крайней мере, здесь, в домашней обстановке и такой иллюзорной безопасности...
Джеймс Поттер взял ребёнка на руки и передал жене; бросив палочку на диван, потянулся, зевнул…
Калитка скрипнула, открываясь, но беспечный волшебник этого не слышал. Белая рука Волдеморта достала палочку из-под мантии, указала на дверь, которая тут же распахнулась.
Он переступал порог, когда Джеймс выбежал в коридор. Это было просто, слишком просто: тот даже не захватил с собой оружие…
– Лили, хватай Гарри и беги! Это он! Быстрее! Бегом! Я его задержу!
Задержишь вот так, с пустыми руками?
Волдеморт рассмеялся, прежде чем произнести роковые слова:
– Авада Кедавра!
Зелёный свет заполнил коридор и осветил детскую коляску, прижатую к стене, перила, вспыхнувшие как лампы – и Джеймс Поттер упал, словно марионетка с обрезанными нитями. Трижды бросавший ему вызов. Как вольно пророки интерпретируют некоторые события ради красного словца...
Волдеморт слышал, как Лили кричит наверху, запертая – но если будет благоразумна, ей как раз нечего бояться… Он взошёл по ступеням, с лёгкой улыбкой слушая, как она делает бессмысленные и наивные попытки забаррикадироваться… Многоуровневая защита Дамблдора лишила обитателей дома последнего спасения – возможности трансгрессировать. И у неё тоже не было при себе палочки… Как они глупы, как доверчивы, думая, что друзья обеспечат их безопасность и оружие можно отложить хоть на секунду!
Он заставил дверь открыться, пробившись через поспешно сваленные перед ней стулья и коробки одним лёгким движением ладони… И вот она: стоит, прижимая к себе ребёнка.