В какой-то момент Гермиона взвыла от удовольствия так же, как она выла, волчицей выслеживая дичь ночью под сенью этого леса. Страсть бурлила внутри, придавая немыслимых сил – хотелось, чтобы всё это продолжалось вечно, никогда, никогда не прервался этот дикий, полуживотный и грубый акт, почти насильственный.
Сердце бешено колотилось внутри, где-то в районе шеи, разгоняясь до ритма совершенно нечеловеческого. Кровь стучала в висках, а тело, казалось, начало неметь от длительного напряжения экстаза.
Когда всё закончилось, Гермиона без сил повалилась на землю и перевернулась на спину. Тэо накрыл её пледом и протянул зажжённую сигарету.
– Ну, вот, – сказал он после того, как нагая ведьма сделала первую глубокую затяжку, – теперь ты готова.
– К чему? – хрипло и упоённо спросила Гермиона.
– К тому, чтобы сорвать первый раскалённый обруч.
Глава XIX: Временная петля
– Почему же ты раньше мне всего этого не рассказал?!
Гермиона с возмущением смотрела на призрак графа Сержа, сидя на столе в полутёмном кабинете Тэо. Южнодакотский клабберт, повисший на прутьях большой клетки и с интересом наблюдавший за беседой, гортанно завизжал и ударил себя перепончатой ладошкой в грудь. Алая пустула на его лбу вспыхнула, словно лампочка маггловской рождественской гирлянды.
Гермиона скрестила руки.
– Вы двое запретили мне пять лет назад, – пожал плечами граф, кивая на молодую ведьму и стоящего чуть в стороне от неё Тэо. – Велели рассказать сразу только Тёмному Лорду, который прибудет за тобой, а ему, – граф снова указал на Тэо, – поведать, лишь когда он сам решит помогать тебе. Всё исполнено.
– Полдесятилетия я сходила с ума от ненависти, и Твоё Сиятельство лишь теперь изволило рассказать мне о временной петле?! – возмутилась Гермиона.
– Более того, ты сама, вернувшись в прошлое, прикажешь ему сделать то же самое, – подавая голос, примирительно заметил Тэо. – Не стоит играть со временем, это чревато очень серьёзными последствиями.
– Не прикажет, а попросит, – елейным тоном заметил граф.
– Нижайше извиняюсь.
– Значит, – Гермиона закурила очередную сигарету и внимательно посмотрела на графа Сержа, – после того, как ты отыскал для меня пещеру, и я ушла в неё, тогда, в России, вскорости из ниоткуда появились мы с Тэо?
– Трансгрессировали, – поправил граф. – Именно так. Сначала я этого не понял и несказанно удивился твоему появлению в обществе неизвестного мне волшебника. Впрочем, ты изменилась. И больше не была беременна. В тот момент я как раз раздумывал, понадобится ли тебе помощь – и тут возникли вы. Объяснили мне всё и просили моего содействия. Просили пойти в пещеру вслед за тобой тогдашней и помочь освободиться, а когда ты направишь свою палочку на обидчика и произнесёшь смертельное проклятье, прочесть формулу Таднзáра-Аба-Азá. Разумеется, так, чтобы ты не услыхала её.
– Замедление сущего? – удивилась Гермиона. – Что-то я не возьму в толк, как это может помочь.
– Смертельное проклятье, угодившее в человека, нейтрализовать уже невозможно, – профессорским тоном пояснил граф Серж. – Но если в нужный момент произнести формулу Таднзáра-Аба-Азá…
– Молекулы тела замедлятся, все процессы внутри станут проходить на много порядков медленнее, – досадливо перебила Гермиона. – И он умрёт не сразу, но что же из того? Ведь что бы с ним не делали в это выигранное время, оно покажется его сознанию парой секунд.
– Ты целила своим проклятьем в сердце, ведьма, – хмыкнул граф, – и оно начало распространяться оттуда. Я наложил формулу Таднзáра-Аба-Азá на всё тело того колдуна, кроме мозга. Он продолжал осознавать и чувствовать каждый дюйм действительности, – по-мефистофельски развёл руками граф.
– Сколько? – коротко спросила Гермиона, чувствуя, как начинает бешено стучать её сердце.
– Сорок семь минут.
– Браво, граф! – отозвался Тэо с неприкрытым, но каким-то ироническим восхищением. – Вы настоящий мастер!
– Лестно это слышать, – не без сарказма кивнул ему призрак.
Гермиона смотрела на клабберта, обгладывающего скелеты маленьких ящериц на дне своей клетки. Сорок семь минут наедине с Драко Малфоем. Сорок семь минут мести.
Клабберт вскинулся и с ловкостью орангутанга взобрался по прутьям клетки к самому её верху, вытянул длинную лягушачью лапку и на лету схватил большую муху, пролетавшую по комнате.
Сорок семь минут.
– Почему об этом никто не знает? – спросила Гермиона. – О том, что тело пострадало до того, как в него попало смертельное проклятье? Или Papá нарочно велел скрывать это от меня?
– Никто ничего не скрывал, – усмехнулся граф. – Я сам сказал тебе в то утро, что тело твоего обидчика разорвали голодные волки. На самом деле волк был один. Точнее, волчица.
– Волчица, – эхом повторила Гермиона, вновь устремляя взгляд на клабберта. Она вспомнила хруст суставов на своих зубах и то, как бился в предсмертных конвульсиях маленький лосёнок. Но ведь незачем сразу убивать свою жертву?
– От такой улыбки оторопь берёт, хоть я и мёртв уже более трёх сотен лет, – заметил граф. – Помню эту улыбку, – добавил он, обращаясь к Тэо. – Она поразила меня ещё тогда, в Еловых Соснах. Всё гадал потом, до чего нужно довести почтенную леди Саузвильт, чтобы она стала так улыбаться. Миледи в прошлом тоже была волчицей, но загнанной, и в её глазах сверкала ненависть загнанного зверя. А у той, что пришла из будущего, была вот эта улыбка и вот эти сверкающие глаза – безжалостного хищника, вышедшего на долгожданную охоту…
* * *
– Почему только через две недели?!
– Успокойся. Это облегчит перемещение. Семнадцатого декабря пройдёт ровно пять с половиной лет после интересующего нас дня. К тому же… Проживи эти недели, Кадмина. Насладись этими неделями.
Тэо был прав. Осознание грядущей мести наполнило Гермиону непередаваемыми ощущениями всемогущества, счастья и свободы. Чувства переполняли её и будто дарили крылья.
Она не избавилась от груза прошлого, но он словно стал легче. Может быть не навсегда, а лишь на этот короткий срок – но она будто стала от него свободна. И, окрылённая, чувствовала жажду жизни. Жить, не чтобы прожить, а чтобы жить. В эту минуту.
Люциус не узнавал своей супруги. Она одновременно и словно очнулась от долгого анабиоза, и вместе с тем потеряла некую связь с реальностью.
По ночам наследница Тёмного Лорда спала теперь с безмятежностью хищника.
По-настоящему страшная, какая-то плотоядная улыбка то и дело возникала на её лице – будто кровь матери просыпалась в жилах и дурманила сознание ведьмы. В эти моменты она думала о Драко Малфое.
Впрочем, блаженной эгоисткой с загадочным блеском в глазах, помышляющей только о мести, наслаждениях и пороке Гермиона не стала даже в эти две недели. Наоборот, в ней ожила решимость – действовать так, как давно, по её собственному мнению, следовало.
Вечером в понедельник, на следующий день после удивительного рассказа призрачного графа Сержа, Гермиона решительно направилась к лётному полигону во внутреннем дворе гимназии, где в прилегающих подсобных помещениях, как она знала, в последнее время подолгу засиживался и устроил свой новый импровизированный кабинет Фред Уизли.
Гермиона действительно нашла преподавателя полётов перебирающим школьные мётлы у склада. Когда ведьма, чтобы привлечь внимание, громко постучала костяшками пальцев о деревянный подоконник, он как раз откладывал заметно покорёженный «Чистомёт» в небольшую кучу мётел, нуждающихся в починке.
– Привет.
– Привет, – на лице обернувшегося Фреда мелькнула досада, – ты что тут делаешь? – весьма грубо осведомился он.
– Хочу с тобой поговорить.
– А ужин?
– Ужин подождёт, – для пущей убедительности Гермиона основательно устроилась на широком подоконнике, – уделишь мне немного времени?
– Валяй, – мрачно кивнул Фред, вытирая тряпкой испачканные руки.
– М… – тут же замялась ведьма, не зная, как начать. – Возможно, мои слова тебя удивят… Знаешь, я волнуюсь о тебе в последнее время.
– Не много ли чести? – хмуро прищурился волшебник.
– Фред, не злись. Я хочу помочь.
– Это, интересно, в чём же? – саркастично уточнил он.
– Я знаю, что с тобой происходит.
– А со мной что-то происходит, Гермиона? – поднял брови Фред, откладывая тряпку.
– Да. – И она, набрав в грудь побольше воздуха, заговорила вдохновенно и быстро: – Думаю, тебе нужно отдохнуть. От всего этого. Стоит начать новую жизнь. Подальше отсюда.
– Вот как?
– Фред, то, что в силу некоторых причин, кажется тебе невозможным, – вполне реально. И я могу помочь. Могу поговорить с Papá и убедить его подыскать другого преподавателя взамен.
– Не нужно лезть не в своё дело, – скривился колдун.
– Послушай, я серьёзно. Я могу это устроить. И ты со временем всё забудешь.
– Забуду что?
– Фред, я кое-что узнала. И понимаю, что тебе невыносимо оставаться в гимназии. Послушай, есть непоправимые вещи, и они ужасны. Но нужно жить дальше!
– Не понимаю, о чём ты говоришь, – перебил маг, нетерпеливо постукивая крупным серебряным перстнем о каменную стену, – и не собираюсь никуда уезжать.
– Только не нужно говорить, что тебе здесь нравится! – язвительно попросила Гермиона.
Его передёрнуло.
– А что, чёрт возьми, мне может нравиться здесь?! – почти выкрикнул рыжий колдун, и его лицо исказила секундная судорога.
– Ну вот, – с удовлетворением кивнула леди Малфой. – Но ты считаешь, что бросить всё невозможно, – продолжала она, – а это не так.
– Гермиона, не знаю, что ты там себе сочинила, – досадливо перебил волшебник, – но у меня есть долг и обязанности. Здесь.
– Их может выполнять кто-то другой.
– А я что должен, по-твоему, делать?
– Жить. Просто жить, Фред! Развязаться с прошлым.
– Уж слишком крепко повязаны, – хмуро усмехнулся сумрачный преподаватель. – Гермиона, давай договоримся, что ты не будешь лезть в мои дела, идёт?