– Да, я часто вижу тебя, bonne-maman и bon-papa, и Нагайну, мама, она такая большая!
– Етта… ты никогда не рассказывала мне, что у тебя бывают видения, – растеряно пробормотала ведьма.
– Это не видения, мама! Это так оно и есть!
– Етта, – умоляюще вымолвила Гермиона, – ну откуда же ты знаешь…
– Знаю, – странно улыбнулась девочка, и наследницу Тёмного Лорда пробрала глубокая дрожь. В этой интонации, в улыбке, с которой было произнесено слово, в выражении бездонных зелёных глаз проступило поразительное сходство с другим «знаю», сказанным Гермионе много лет назад во мраке ночного кладбища призраком маленькой девочки из рода Генриетты. Неужели её дочь унаследовала дар ясновиденья от своих далёких предков? Неужели она действительно способна видеть на расстоянии… О ужас, что она способна видеть! «Он делает тебе больно, а ты улыбаешься»!
– Дорогая… пойдём… пойдём, я познакомлю тебя с одной очень хорошей тётей, и ты поиграешь, пока я кое-что ей расскажу. Хорошо?
– Пойдём, – легко согласилась Генриетта.
На столах уже возникли угощения праздничного предрождественского ужина. Гимназисты и преподаватели вставали, разговаривали, ходили по Трапезному залу. Гермиона тщетно искала в толпе Амаранту – полувейлы нигде не было видно.
– Сица! – окликнула леди Малфой призрачную княжну, пролетавшую мимо. – Ты не видела профессора Нэсмизидас?
– О, она, кажется, поднялась наверх в кабинет со своим другом, – улыбаясь, откликнулся призрак.
– Меня зовут Генриетта, – подала голос юная мисс Саузвильт. – А вы давно умерли?
– Етта! – возмутилась её мама.
– Всё в порядке, – мягко прервала княжна. – Я Эуфросина. Да, это произошло довольно давно.
– Скажите, а почему вы умерли такая молодая и красивая? – не унималась девочка.
– Меня отравили, – улыбнулось привидение, польщённое комплиментом.
– И ничего нельзя было поделать? – грустно спросила Генриетта.
– Никто долго не знал об этом.
– О-о! А мой привидений совсем старенький, я думала, все привидения должны быть старенькими, раз они умирают.
– Пойдём, дорогая, – потянула её за руку Гермиона, – невежливо задавать такие вопросы.
– Почему? Мама, а я тоже умру молодой? Я хочу, чтобы от меня осталось красивое привидение, такое же, как Эуфросина. Мама, а привидение может жить, где пожелает? Я могу потом, когда умру, жить в гимназии bon-papa?
– Не говори глупостей, Етта. Ты не умрёшь.
– Как, никогда? – удивилась девочка и даже остановилась.
– Это произойдёт очень нескоро, – пообещала Гермиона и потянула её за руку. Они вышли из Трапезной и направились через холл к правому крылу, чтобы подняться в кабинет Амаранты. – И не стоит оставаться привидением, нужно отправляться дальше.
– А когда отправляешься дальше, можно опять стать молодой, если ты вдруг дожил до старости, мама?
– Не знаю, дорогая. Но ты обязательно доживёшь до глубокой-глубокой старости.
– И у меня будут морщины? – возмутилась Генриетта.
– О, Етта, дорогая, у тебя всё будет хорошо!
– Без морщин?
– Без морщин. Обещаю.
Они остановились у кабинета Амаранты.
– Послушай, милая, у тёти, с которой я тебя познакомлю, есть большой шрам на щеке. Её укусила хлюпнявка, это такое болотное животное. Не нужно напоминать об этом тёте, хорошо? Сделай вид, что ты ничего не замечаешь – чтобы она не расстроилась.
– Хорошо, мама. А у меня никогда не будет шрамов?
– Никогда, дорогая, – уверила Гермиона и постучалась.
– Да-да? – раздалось из-за двери после небольшой паузы, и замок коротко щёлкнул.
– Прости, я… Мне нужно поговорить с тобой, – смущённо пробормотала Гермиона, проходя в комнату, – Сица сказала, что ты пошла наверх и… Это моя дочь, Генриетта.
– Здрасти, – выпалила Етта, жадным взглядом изучая Амаранту и её шрам. Было видно, что, несмотря на него, девочку поразила удивительная красота полувейлы. Но она не знала, можно ли говорить об этом и потому промолчала.
– Здравствуй, милая, – улыбнулась ей Амаранта и присела на корточки. – Ты такая хорошенькая. Проходите. Кадмина, знакомься, это мой друг Чарли.
– Оу. Мы… немножко знакомы… уже, – растерянно пробормотала леди Малфой. – Привет.
– Здорóво, Гермиона! – подмигнул ей приземистый рыжий колдун.
Чарли Уизли был коренастым невысоким волшебником с широким добродушным лицом, обветренным и покрытым таким количеством веснушек, что они напоминали загар. Несмотря на это, он был сегодня необычайно бледен, хотя на щеках двумя яркими пятнами горел румянец. Крепко сколоченный, со множеством оставленных ожогами и порезами отметин на мускулистых руках и растрёпанными довольно длинными тёмно-рыжими волосами, он почти не изменился за те долгие годы, которые они с Гермионой не виделись. Чарли был одет в длинный чёрный плащ из драконьей кожи, из-под которого виднелась холщовая рубашка с дорожкой бурых пятнышек, а шею волшебника украшал пышно завязанный белый шёлковый платок, придававший ему вид лондонского денди позапрошлого века.
– О, это Кадмина, дорогой, – засмеявшись, поправила Амаранта.
– Чарли знает меня как Гермиону, – возразила та.
– Так, кажется, называет тебя и его брат, наш смотритель, – кивнула полувейла. – Выходит, вы действительно знакомы?
– В молодости я часто гостила у родителей Чарли, – кивнула леди Малфой. – И мы все вместе ездили когда-то на финал чемпионата мира по квиддичу.
– Да, в 94-м году, – кивнул Чарли, присаживаясь на своего любимого конька. – Тогда Ирландия победила, несмотря на то, что снитч поймал ловец болгарской сборной, кстати, мой хороший знакомый, – сообщил он Амаранте, и продолжил, обращаясь к Гермионе: – В полуфинале прошлогоднего чемпионата тоже произошло нечто подобное. Ты видела?
– Я не очень увлекаюсь квиддичем, – смутилась леди Малфой, – но Рон что-то рассказывал, кажется…
– М-да, – как-то помрачнел Чарли, и тут же сменил тему: – А это у нас что за маленькая леди?
– Меня зовут Генриетта, – представилась девочка, до того робко озиравшаяся в полутёмном кабинете Амаранты, освещённом только тремя свечами в канделябре, пылающими на столе.
Чарли протянул ей широкую ладонь и пожал тоненькие пальчики.
– Будем знакомы.
– Где это вы так поранили руку, сэр? – восторженно спросила Генриетта, не выпуская его ладони и рассматривая огромный след, оставленный, надо думать, когтем небольшого дракона.
– Хочешь, я расскажу тебе эту страшную историю? – усмехнулся Чарли, подхватывая девочку на руки и усаживая на небольшой диван в углу. – Пока мамочка и тётя Ами посекретничают?
– Страшную? Хочу! – захлопала в ладоши Етта.
– Что случилось? – полушёпотом спросила профессор прорицаний, внимательно глядя на Гермиону. – Выглядишь так, будто нунду в окошке увидала.
– Да уж лучше бы… Скажи мне, как специалист: отчего в ребёнке могут проснуться провидческие способности?
– В ребёнке? – прищурилась Амаранта. – Только от наследственности, если они ему от рождения передались. Взрослый человек способен кое-что развить в себе, если есть хоть какая-то предрасположенность и усидчивость. А у ребёнка это может быть только в крови. Что-то с твоей девочкой? – спросила она затем, бросив быстрый взгляд через плечо Гермионы на мило воркующих Генриетту и Чарли.
– Я только что узнала, что она видит на расстоянии разные вещи, которые оказываются правдой. И многие из этих вещей ей совсем не стоило бы видеть.
– Ты уверена? – заинтересовалась Амаранта. – А среди её предков были ясновидящие?
– Да, одна точно была. Маленькая девочка, Милагрес. Она жила очень давно, в четырнадцатом веке, но её призрак всё ещё обитает в родовом поместье моего первого мужа, отца Генриетты.
– Ну, если так, то подобный дар вполне может проснуться и через много поколений.
– И с этим ничего нельзя поделать? – испугалась Гермиона.
– Не думаю, – задумчиво ответила Амаранта.
– Какой кошмар! Та девочка, её предок, она покончила с собой из-за своих способностей!
– Согласна, это нелёгкое испытание, – кивнула полувейла, – но из него можно научиться извлекать пользу. Помоги ей.
– Я никогда не верила в гадания и предсказания…
– Ясновиденье и гадания – очень разные вещи, – возразила Амаранта. – Ясновидящему не нужны специальные средства, и он очень редко умеет управлять своим даром. Ты уверена, что твоя девочка видела что-то реальное?
– Да, – скривившись, пробормотала Гермиона, – более чем реальное. И я бы совсем не хотела, чтобы она могла видеть подобное обо мне. Да и о других тоже.
– Существуют вещи, которые нельзя делать, если у тебя есть дети, – хмыкнула Амаранта. Гермиона вздохнула.
– Наверное, мне стоит поговорить об этом с Милагрес, – добавила она. – Ну, с тем привидением. Мы как раз будем встречать Рождество там, в Германии. Прости, что потревожила. Просто это было так неожиданно, а ты как бы гадалка, ну я и… Мы сильно помешали? Я и не знала, что ты знакома с Чарли.
– О, мы подружились тысячу лет назад, – засмеялась Амаранта, – когда он только приехал в Румынию. В то время Чарли со своей командой драконологов обосновался недалеко от деревни, в которой я жила. Мы вскоре подружились. А когда была открыта гимназия, он познакомил меня с Фредом – тот только начинал работать тут, и был совсем другим, – вот он-то и предложил идею стать профессором прорицаний. Я безумно хотела что-то в своей жизни переменить и схватилась за эту возможность.
– Выходит, ты и Фреда хорошо знаешь? – задумчиво спросила Гермиона.
– Я думала, что знаю его хорошо, – вздохнула Амаранта. – Он очень изменился. Стал совсем другим после этой беды с его братом. Я пару раз видела Джорджа – такой кошмар вся эта история. Можно понять состояние Фреда, но он слишком замыкается в себе. Я вначале пыталась ему помочь, но он оттолкнул меня. Такое чувство, будто он боится моих способностей.
– Быть может, – пробормотала Гермиона.
Закономерно, что Фред опасался того, что провидица может узнать правду о том, из-за чего лишился жизни его брат.