Наказной воевода Степан Иванович Волынский стоял на специально созданной для управления войсками смотровой площадке. За последние два дня командующий русским корпусом впервые прибыл на свое рабочее место. Ранее не нужны, так как разведка не сообщала о приближении врага. Между тем, русских почти не привлекали, если не считать инструкторов-пушкарей, к осадно-штурмовым действиям персидских войск.
Дважды воевода Волынский пытался добиться встречи с шахом Аббасом для детальной проработки вопросов взаимодействия. Главное, что волновало русское командование, — это то, в каком случае персидские союзники выдвинутся на помощь русскому корпусу. Администрация шаха отбрыкивалась как от назойливой тявкающей маленькой собачки. И в какой-то момент перестала и вовсе реагировать на запросы русского командования.
Волынский не знал, но шах Аббас отслеживал реакцию русских союзников. Правитель Ирана был готов моментально чуть ли не расцеловать русских, заверяя их в любви и верности договоренностям, лишь бы те никуда не уходили. Но русское командование таких решительных действий не предпринимало. С чего шах Аббас, понукаемый своими приближенными, заключил: с русскими вести себя таким образом можно.
— Боярин-воевода, есть шары! — сообщал дежурный наблюдатель, также располагающийся на смотровой площадке и следящий за окрестностями в зрительную трубу.
Волынский достал собственный оптический прибор и вгляделся в синеву неба. Первое, что он заметил, — это не сигнальные шары. А то, что к Эрзеруму движется огромная туча. Быть дождю.
— Отдайте приказ по войску, чтобы изготовились к дождю! — не опуская зрительную трубу, распорядился командующий.
Проверить расположение и складирование пороха. Взять плащи, убрать с открытого солнца ядра и сделать еще ряд действий, чтобы дождь меньше отвлекал от боя. Люди выдержат многое в отличие от оружия.
Между тем, воевода Волынский заметил четыре воздушных шара. Разведывательные разъезды следили, чтобы противник не смог подойти ближе к русским позициям. Но в этот раз было применено новшество — большие бумажные шары ярко-красной расцветки. Так командование почти моментально узнавало о приближении врага.
Использовать шары для сообщения информации предложил сам государь-император. По словам Димитрия Ивановича, такие игрушки использовали для увеселения таинственные и далекие китайцы. И летают шары с помощью паров от огня. Попробовали, провели учения, изготовили шары. Теперь при корпусе есть дальняя разведка, способная отследить противника на большом расстоянии. А это способствует лучшей подготовке к встрече неприятеля.
— Скачите и передайте персам о том, что через десять-двенадцать часов турка подойдет! — сильно сомневающимся в своем решении голосом сказал Волынский.
Долго он думал: сообщать или не сообщать «союзникам» о том, что русские разведчики обнаружили приближение врага. Дело здесь в том, что была опасность бегства персов и продолжение ими «игры в догонялки» с турками. Ну, и вторая причина, почему не хотелось сообщать, — это негативное отношение Волынского к персидскому шаху. Но все же персы были предупреждены.
Удивлению Волынского не было границ, когда персидские войска спешно пошли на приступ Эрзерума. По мнению русского воеводы, на улочках города, да и на самих стенах можно сражаться и час, и два, и три, а то и все десять. Он бы так не поступил. С чего-то турки доверяют русским и считают, что те не отступят и еще долго будут держать оборону на подступах к Эрзеруму. Но турки ведь не дураки, и, нарвавшись на оборону русских позиций, могут их обходить. Да, это не легко из-за рельефа местности, но теоретически возможно.
— Разыщите боярина Татищева и сообщите ему о приближении врага! — словно опомнившись, забыв о дипломате, не сразу распорядится Волынский. — Господи, Боже наш, допомози рабам своим!
Два человека лежали в кустах. Они были обложенными камнями и почти не двигались. До ближайших позиций персидских войск расстояние было не дальше ста метров. Не самая лучшая позиция, и ведущий в паре стрелков предполагал в скором времени сменить место лежки, пойдя на риск быть обнаруженными.
Яков Иванович Коростылев по прозвищу «Зверь» решил сам выполнить поставленную сложнейшую задачу. Он пообещал себе, да и полковнику Игнатову, что после сегодняшней акции пойдет на работу наставником по стрелковой подготовке в государеву школу телохранителей. Нет лучше стрелка во всем мире, чем Коростылев.
Не только оружие, винтовка, сегодня играла роль, но и особливые пули, без которых винтовка малоэффективна. С этими пулями, острыми, с выточенными по кругу выемками можно добиваться намного лучшего результата, чем с простыми [имеются в виду пули Менье]. Очень сложное в производстве изделие, впрочем, как и сама винтовка. Пуля вставляется в чашечку, которая меньше диаметра ствола и эту пулю не нужно вбивать молотком, и перезарядка происходит гораздо быстрее, даже, чем обычной пищали.
«Передвигаемся вперед. Ползем пятьдесят метров, уходя вправо к камню. Я первый, ты после. Интервал — десять ударов сердца», — и все это Коростылев сказал на языке жестов, почти не разворачиваясь к напарнику.
Когда Яков Иванович шел на это задание, он впервые сомневался. Это уже был не тот человек, который хотел смерти и искал ее, но за которым старуха с косой не поспевала. Теперь Яков Иванович — не бедный человек. И богатство его не только в том, что он получил немало денег, что ему вернули не только его поместье, но и прирастили имение в три раза, да еще и с крестьянами, правда не крепостными, а с которыми нужно было заключить ряд. Нет, не в этом главное богатство Якова. Он женился.
Прасковья появилась в жизни, еще не старого по годам, мужчины случайно. Приехав в родные края в недолгий отпуск, имея при этом задание по ведомству Захария Ляпунова, Яков Иванович, во всю ощущавший процесс перерождения из зверя в человека расплакался. Ну и как водится напился возле могил своих родных. Как он очутился в хате кузнеца, между прочим, жившего на землях Коростылева, помещик не помнил.
И вот тогда Коростылеву поднесла девица студеной воды. Скорее, нет, не девица. Вдова с двумя детками, дочь кузнеца. Молодая еще, двадцати лет от роду. Через три дня в небольшой часовенке были повенчаны раб божий Яков и раба божья Прасковья. Перед отъездом на задание Яков узнал, что его жена беременна. И необычайно обрадовался. Он уже воспринимал двух детей Прасковьи как своих. И то, что его семья увеличится, вселяло страх в мужчину. Не за себя, за свою семью. Он испугался быть убитым. Но такова судьба мужчины — защищать семью. И, чем дальше от дома проходит линия обороны, тем больше шансов у семьи жить достойно.
Прошел час, когда стрелки были уже на новой позиции. По всем расчетам именно тут, где-то рядом, должен появится шах Аббас. Его нужно ликвидировать именно во время боя, где-то на подходе шахзаде и лучше всего было бы синхронизировать появление наследника и смерть шаха.
Яков понимал, что неплохо бы сменить позицию еще раз, но это было на грани невыполнения задания, так как появлялся большой риск быть обнаруженным. Уже и так стрелки залегали почти что на позициях второй волны персидских штурмовиков Эрзерума, между обозами и боевыми порядками. Отход уже казался сложно решаемой задачей.
Гремели пушки вдали, где начали держать оборону русские полки, когда любопытство Аббаса все же взяло верх и он выехал со своей свитой чуть в сторону. Шаха закрывал один из его военачальников, двигавшись ровно так, как и сам правитель.
Только два выстрела: один от Якова, второй от напарника и все… На перезарядку время не будет. Пули еще есть, но их было приказано уничтожить. Винтовка могла бы попасть в руки персов, но пуля, никогда. Поэтому Яков прикопал коробочку с пулями под камнем. Никто не станет копать землю в поисках чего-то, о чем и не догадываются. Ну а в теле убитого конструкция пули будет мало узнаваема. Да и догадывался Корастылев, что акция по ликвидации шаха не может быть не согласована с наследником, в интересах которого не проводить тщательное расследование, тем более в условиях войны.
Одежда турецкого янычара мешала прицельно стрелять. Персы должны быть уверенными в том, кто именно убил их шаха. Поэтому увидеть янычара они должны, но только его убегающую спину, никак не лицо, тем более Корастылева. Попасться в руки персов было никак нельзя.
«Ты снимаешь первого, я ликвидирую объект», — жестами показал своему напарнику Корастылев.
Один расчет на уход — это паника и растерянность в свите шаха.
— Тыщ, Тыщ, — прозвучали два выстрела, почти одновременных, с интервалом в три секунды. В общем грохоте выстрелов сразу не было понятно, что именно произошло.
Смотреть в оптический прицел было некогда, да и не профессионально. Каждый хороший стрелок после выстрела знает, попал ли он и куда именно.
— Я да! — в голос сказал Кайсак Мурзаев, напарник Корастылева, крещенный, из кассимовских татар.
— Я да! — отвечал уже не Зверь, а человек. — Уходишь первым!
Яков отдал свою винтовку с оптическим прицелом Кайсаку и тот рванул прочь, демонстрируя красную одежду, типичную для рядовых янычар. Следом собирался отправится и Яков, но… Он совершил ошибку, большую ошибку, о которой мог бы рассказывать в школе при подготовке стрелков. Слишком много дум передумал, от того отлежал правую ногу и не заметил, как перестал ее чувствовать. Поэтому, когда Яков поднялся и оперся на ногу, он упал.
Время упущено, попасться к персам нельзя. Мужчина бросил взгляд на бегущего к коням напарника.
«Уйдет», — подумал Яков.
Полковник смотрел на уходящего Кайсака, а руки делали свое дело. Нога могла бы вновь быть ощущаемой, но для этого нужно секунд двадцать, в лучшем случае. И Яков обязательно побежал бы, вот только персы удивительно быстро опомнились и уже три пули просвистели где-то рядом, а одна ударилась о камень, за котором прятался Корастылев. Может они и были на отлете, но риск быть раненым, оставался. Нельзя попасться, никак. Яков не собирался показывать даже свое лицо, чистое, рязанское, с веснушками. Никаких подозрений на русских.