Скопин-Шуйский возмужал и стал уже без каких-либо условностей был главным военным в стране. При этом он очень популярный. Не настолько, как я, но на втором месте, точно. А еще, не секундочку, он остается самым знатным боярином империи. Вроде бы все спокойно, и со стороны Михаила не слышно и не видно хоть какого протеста или стремления к захвату власти. Но есть некоторые люди рядом с ним, которые ведут досужие разговоры, не очень мне приятные, в основном эти говоруны в окружении родни жены Скопина-Шуйского.
Пока будет острая фаза войны, а она обязательно будет, нельзя начинать аресты и чистки. Внутри империи нужно полное спокойствие и национальный подъем. А то, что все потенциальные сотрясатели спокойствия под плотным колпаком, факт.
— Все оружие, что есть устаревшее готовьте к продаже! Заводы исправно работают и выдают новые винтовки и пистоли. Так что пусть воюют нашим старьем. А еще, — я посмотрел на Прокопия Ляпунова, главного координатора всех русских наемных отрядов. — Вооружайте наши отряды в Европе новым оружием.
— Но тогда европейцы прознают про наши новшества, — возразил Дмитрий Пожарский.
— Пора и прознать, тогда точно станут искать с нами дружбы, а мы извлечем выгоду. Много работы у тебя Семен Васильевич, — сказал я, обращаясь к Головину, все еще являющемуся Приказным боярином Приказа Иноземных дел. — Справишься? Нынче такие события закрутятся, что нам быть на чеку. Я, между тем, указ подготовил, кабы увеличить содержание твоего Приказа на ближайшие два года.
— Спаси Христос, твое величество! Справлюсь, государь. И, коль речь пошла о моей службе, то дозволь сообщить, — сказал Головин-сын, вставая и кланяясь.
Головин подошел ко мне и протянул лист с докладной запиской.
— Дозволяю всем от то говорить, Семен Васильевич! — сказал я, когда прочитал бумагу. — Такие вести нужно обдумать и быстро принимать решения.
Глава дипломатического ведомства степенно развернулся к присутствующим.
— Хан Тохтамыш встречался с османскими лазутчиками. Те прибыли на кораблях и вели переговоры, — начал сообщать Головин, но я его перебил.
— Захарий Петрович, у тебя по Крыму есть что сказать? — спросил я Ляпунова, чтобы тот показал свой профессионализм.
Новости более таинственного характера и такое первым должен узнать Захарий, а уже после Головин. И вообще они обязаны работать в связке. Что это? Конкуренция структур? А насколько она здоровая?
— Я намеревался после доложить, государь. Дозволь это сделать не нынче, а завтра. Жду вестей. А что до того было известно, так я Семену Васильевичу поведал, — сказал Захарий Ляпунов.
Суть волнения Головина заключалась в том, что Тохтамыша, наконец-таки османы обработали. Продался он, чему сильно способствовал вопрос веры. Ну появились в Крыму православные храмы, как и сами переселенцы-славяне. Мало того, так готы поголовно стали православными, до того и так много христиан проживало в ханстве. И вот, когда замаячил на горизонте перекос в христианство, часть татарских элит зашевелились.
Мы работали с ними, не оставляли без внимания. Оставалась надежда на то, что миром и согласием, со временем, но Крым станет русским. Это не идеализм, или идиотизм. Просто там, в Крыму все еще хватает и воинов и ресурсов, чтобы выставить более-менее войско. Но не это важно, татар мы бы разбили. Я, опять же, не хотел воевать всерьез с османами. А сейчас хочу, но сперва не русскими руками.
Вот и играли в игры добреньких соседей. Однако, сколько денег в подкуп крымцев не вкладывай, все равно смотрят в сторону турок, которые в последние годы несколько прибавили в силе, смогли мобилизовать свою экономику и выжать из населения новые налоги, создавая по истине гигантскую армию.
— Пока делайте все, как предписано. Посылайте предупреждение Тохтамышу, охраняйте наши производства и готовьте их к вывозу. Крым, если станет ерепениться хан, будем брать полностью себе, — сказал я, припечатав кулаком по столу.
Тохтамыш был сразу скользким партнером, но выполнял взятые на себя обязательства и даже разок ходил под Хаджибей, поддерживая наши отряды. Три года назад пришлось вступиться за Гетманство. Султан сильно пожелал спалить все казацкие поселения. Пободались, но войны не случилось. Ни мы, ни османы не были готовы к серьезному конфликту. Мы перевооружались и заканчивали обучение, а османы вооружались и только создавали многотысячное войско. Так что даже под Хаджибеем просто постояли и посмотрели друг на друга. Но политически выверено было то, что татары привели свои войска в союзе с Москвой.
И все. После этого Тохтамыш, видимо посчитав, что расплатился по долгам, все более начинает вести самостоятельную политику. Его наследник Гази Гирай сейчас более нам лояльный, пусть и девяти годовалый ребенок. Он уже свободно говорит на русском языке, порой шокирует и своего отца, когда просит одеть русское платье. Не по годам развит. Но даже такой хан нам нужен? Наверное, нет. Но только после реального поражения Османской империи и договора с ними.
— Разведка доносит, что турка готова к войне. Есть у меня вопросы, я не уверен, к чему именно османы подготовились. Сто пятьдесят тысяч войска стоят в Болгарии и Валахии. Часть сил собирается у Иккермана и Хаджибея. Все службы об этом уже знают, но я так и не услышал четких ответов на мои вопросы, — сказал я, понимая, что с силовым блоком нужно проводить отдельные совещания.
Не стоит всем знать сущность того плана, который был уже давно разработан. Двоих агентов султана уже удалось вычислить и отправить за денежное «извинение» обратно в Османскую империю. Но это не значит, что сейчас османы не активизируются и не будут искать тех, кто готов продать свои знания по нашему планированию.
— Семен Васильевич, — после некоторых размышлений, я обратился к Головину. — Посылайте по своим посольским путям сообщение персидскому шаху, моему другу Мухаммаду Бакеру Мирзе. Что посылать вы знаете.
Мухаммад Бакер Мирза все еще персидский шах и я не припомню ни одного периода в русско-иранских отношениях, и в иной реальности, чтобы руководитель-правитель Ирана был столь прорусски настроен. Пришлось после победы над огромным османским войском, битве при Эрзеруме, отправлять некоторых специалистов-пропагандистов в Исфахан. Там, по средствам рукописных сообщений, по всем городам Ирана распространялись определенные нарративы, ставшие после основной для Русско-Иранской унии.
Мы, совместными усилиями с персами, прогнали португальцев с иранских земель у Персидского залива, усмиряли Хиву. И все это, как понятно и нам и персам, прежде всего против Османской империи.
— Михаил Васильевич, ты пришли мне Алябьева Андрея Семеновича, да и сам приходи на вечерю, поговорим! А на завтра Совет обороны назначаю, — сказал я.
Алябьев стал товарищем Главы Военного Приказа по планированию. Ну не знал я, как еще назвать должность начальника Генерального штаба, но то, что таковой должен быть обязательно, понимал. У нас готовы планы войны со всеми соседями, при этом в планировании фиксируются и подразделения, которые задействуются, первый, второй эшелоны вторжения или обороны. Войска готовятся с некоторым уклоном на то, как будет действовать потенциальный противник. К примеру, выборгские и петербургские полки готовятся чуть ли не к окопной войне со шведами.
Ах да!
— Лука Мартынович, — я снова обратился к своему ответственному за экономическое развитие. — Как оправдал себя Петроград? Стоящее это дело, али как?
— Сложно еще сказать, государь. Дороги плохи, но на Котлине уже стоят наши корабли, лишь снедь и остальное сложно досылать туда, сие затруднительно, — докладывал мне Лука.
Может быть что-то у меня иррациональное? Любил я Петербург, город на Ниве. Вот Петроград появился, несколько не продумано. Можно без него справляться. Рига наша, как и острова у Рижского залива. И основные торговые операции идут, как раз по Риге, далее на Западную Двину, в русский Полоцк, Витебск. И дороги в той стороне относительно приличные и даже поляки разрешают проходить по своим участкам речных путей. И зачем мне Петроград? Постоянно затопляемый, город на болотах? А вот хочу!
На самом деле и вполне себе хватало рационализма. Мы прикрывали для шведов все проходы в глубь русских территорий. Так или иначе, но эскадру держать в Финском заливе нужно, как и иметь Петропавловскую крепость на Заячьем острове, да и укрепления на Котлине, которому, вероятно, не быть уже Кронштадтом. Мало того, военные верфи теперь постепенно, но неуклонно переносятся из Архангельска. Хотя и в этом городе остается строительство самых крупных кораблей. Еще не хватало, чтобы датчане могли полностью заблокировать наш флот в Балтийской луже, не пропуская корабли в океан. Так что в Архангельске строим океанский флот, а вот в Риге и на Котлине, более мелкие корабли.
— Бояре! — обратился я ко всем присутствующим. — Мы сегодня много говорили, но не может быть Совета без принятых и подписанных указов. И вот…
Я кивнул своему несменному секретарю Акинфию, а тот деловито и важно хлопнул в ладони. Сразу же в зал Императорского Совета зашли служащие Царского Приказа и разнесли всем собравшимся листы бумаги, где был записан и после компилирован Указ о запрете местничества.
— Ты решился, государь? — выкрикнул Михаил Борисович Шеин.
Как я и думал. Смоленский воевода все продолжает грудью стоять за местничество, будто самый знатный на Руси.
— Замест местничества вводится Указ о чинах, — сказал я и еще по два листа бумаги упали на стол рядом с каждым из присутствующих.
Это был мой вариант «Табели о рангах». Там прописывались все обращения, классы, соотношения военных и государевых чинов.
В это время в моем дворце-замке, прозванным незамысловато Димитровским, была поднята по тревоге рота государевой стражи. Пушкари из артиллерийского полка государевой стражи, расставили расчеты у пушек, Дмитрий Пожарский еще раньше дал указание московским полкам внутренней стражи быть на изготовке ко всему.