Обрывочные сведения поступали из Закавказья, где также в движение пришли союзные русско-персидские войска, огромная армия. В Крыму убит Тохтамыш. На его воинов можно было бы рассчитывать. А пятьдесят тысяч конных — это немалая сила, учитывая, сколько много воинов у самого Марашлы Халил-паши. Сейчас на полуострове просто хаос творится. Туда зашли некие калмыки при поддержки небольшого числа русских казаков. И… Кровь, простое уничтожение всех, кто против, порой и тех, кто «за».
— Снабжать нашу стопятидесятишеститысячную армию на месте мы не в состоянии, — докладывал визирю Али Ага. — Да и никакого смысла в этом нет. Если будем стоять тут, то русским удастся вооружить все народы, и нам ещё хуже будет, встретившись с тысячами греков, болгар, сербов. Маниоты на Пелопоннесе подняли восстание.
Большая часть командующего состава османской армии всё же оставалась в строю, не паниковала, не выказывала упаднические суждения. Но и не было замалчивания проблем. Они озвучивались. Но все командиры ещё верили, что можно вернуть столицу, разобраться с престолонаследием, ещё не всё потеряно, пока не разгромлена османская армия.
— Что польский Сигизмунд? — спросил Марашлы.
— На переговоры согласен, но будет их всячески затягивать. Поляки хотят посмотреть на итог нашего противостояния с русскими, — отвечал Диренч Яла Агасы, наместник земель между Бугом и Днестром, которому было доверено вести переговоры с поляками.
— Как ранее русские. И как так вышло, что все по очереди смотрят, пока мы во всех раскладах воюем? — заметил визирь, даже не предполагая в таком стечении обстоятельств собственную вину. — Чем располагают поляки? Они могут ударить в спину?
— Понять бы, где у нас спина, — позволил себе пробурчать Али Ага, но поспешил сказать и по сути вопроса. — Тридцать шесть тысяч поляки собрали. Это разношёрстная публика, в большей степени Посполитое Рушение, то есть ополчение. В меньшей степени неплохие воины магнатских армий. Войско короля мы разбили ещё осенью, оно сейчас очень ослаблено. Но это всё, что может из себя выжать Польша. Будут ли они рисковать последними своими силами?
— Считаю, что следует провести быстрые рейды на Варшаву и, возможно, на Лодзь, — решил высказаться Илкер Келыч Янычар-Агасы, командир над всеми янычарами, да и большей частью пехоты. — А после ударить по русским городам, может, на Киев.
Корпус янычар в последние годы сильно увеличили, что не могло не сказаться на том, что боеспособность ранее лучших воинов Европы несколько снизилась.
— Не тебе же проводить эти рейды, а моим воинам, — вызверился командующий сипахами, как и большей частью конницы, Кудрет Озтюрк Ага. — Как действовать в отрыве от снабжения? Рассчитывать на то, что на месте всё можно взять? Но тогда уменьшится скорость ударов.
— Крестьянин-тимурид! — пробурчал командир янычар.
— Я убью тебя! — закричал командир сипахов и извлёк ятаган из ножен.
— Сесть! — строго приказал визирь Марашлы Халил-паша. — Вам мало врагов и проблем? Вы ответьте мне только… Все ответьте! Убит султан, убиты все потомки Великого Османа, которые только были в Истамбуле, когда его брали русские казаки. Русские взяли Аккерман, в Крыму вообще не понять, что творится, там степные воины, пришедшие с русского Востока, просто вырезают всех, кто решил сопротивляться. Все, здесь собравшиеся, настроены сопротивляться?
Наступило молчание. На самом деле, и сам визирь не знал, как именно поступить. Ему были ранее обещаны русскими немалые преференции за всё, что он сделал в качестве русского шпиона. Но отчего-то Маршалы Халил-паша нынче рвался в бой. Он ощущал себя последним защитником великой империи. Очень даже вероятно, что так оно и было.
Уже второй час шёл Военный Совет, который не приводил к чётким решениям, а только обострял споры. Ещё раньше было установлено, что нужно идти в Истамбул и выгонять оттуда наглых казаков, а уже после идти на Гетманщину и вырезать там всех. Сплошные сотрясания воздуха без стратегии, приближённой к реальности.
— Тамраз? — вслух вопрошал визирь Марашлы Халил-паша.
Промелькнувшая тень в дверном проёме униатского храма, где проходил Совет, очень сильно напомнила визирю его куратора от русской Тайной службы, Тамраза Леряна, которого не было видно уже как два года.
Визирь замотал головой, а после начал растирать виски пальцами, прогоняя наваждение. Это переутомление. Что делать этому армянину здесь, в Хелме, в базилике Рождества Пресвятой Девы Марии, униатском храме, который стал ставкой визиря? Напрашивается только один ответ — нечего ему тут делать. Вот и нету, значит, его, Тамраза.
На самом деле, Марашлы Халил-паша не хотел себе в этом признаться, но он боялся Тамраза, ну, или огромной силы державы, которая стояла за этим агентом русской разведки. То, что его, визиря, оставили в покое, говорило лишь в пользу того, что он делал запланированное Москвой. И в какой-то момент визирь даже подумал, что закончился его ужас, когда приходилось предавать любимое османское государство. Мало ли, связной Тамраз погиб, или ещё что случилось. И тут визиря осенило…
— Он тут! Да, он тут! Найти его! — кричал Марашлы Халил-паша, размахивая руками.
Все собравшиеся военачальники стали переглядываться друг с другом, ища поддержку, но опасаясь высказываться. Уж очень всё происходящее было похоже на помешательство. Визирь сошёл с ума? Очень похоже.
— Ты чего, главный янычар, сидишь? Ищи его, ищи этого армянина! — требовал визирь.
Илкер Келыч Янычар-Агасы встал, он хотел подчиниться приказу и что-то делать. Но кого искать?
*…………..*………….*
Тамраз Лерян переживал. Впервые за годы службы армянин, прихожанин русской православной церкви, частью которой признал себя и Армянский Каталикос, сомневался. Нет, не потому он терзался в сомнениях, что предстояло убить не менее семи главных командиров османской армии, по другой причине. Храм жалко, очень жалко. И пусть церковь принадлежала униатам-отступникам, но она была новая, красивая, исполненная в новомодном архитектурном стиле барокко. Жалко. Когда сюда придут русские, в чём Тамраз не сомневался, храм стал бы православным и пополнил список красивейших русских храмов.
Три дня Тамраз со своей группой под видом то продуктов питания, то вина загружали подвалы храма порохом, оставляли бочонки на башнях. Заминирован и большой пороховой склад, размещённый в хозяйственных постройках при храме. Часть пороха и ядер складировались всего лишь под навесами.
— Полковник, всё готово! — возбуждённо доложил Прокопий Сырняжный, ротмистр роты особых стрельцов.
— По моей отмашке! — сказал Тамраз и направился к храму.
Он сейчас поступал непрофессионально, но не смог побороть желание увидеть в последний раз визиря Марашлы Халила-пашу, блудного сына армянского народа, который всё же принял сторону врага, османов.
Лерян внутренне передёрнулся, чуть подавил в себе желание бежать, когда усталые, но решительные глаза визиря уставились на полковника тайных дел. Казалось, провал, Марашлы даже начал кричать о том, чтобы его командиры схватили… Но кого? Разве мог визирь признаться в том, что только что увидел призрак, человека, который ранее побуждал Марашлы шпионить в пользу России. Когда визирь только начинал свой путь восхождения, русские ему помогли, когда он подвергался интригам при дворе султана, русские ему помогли. Но сейчас русские его собрались убивать. Ничего личного, только интересы государства.
Несколько нервозно Тамраз Лерян подал знак Сырняжному, и тот спешно зашёл за фасад храма. Уже через минуту раздалось лёгкое шипение, которое оповещало, что до взрыва, череды взрывов, остаётся не больше трёх минут.
— Ты кто? Что тут делаешь? — неожиданно раздались звуки со стороны, где ротмистр Сырняжный должен был поджечь трут.
Звон стали и ругательства на турецком языке говорили о начавшемся поединке, а может, ротмистр был даже в меньшинстве, и его увидел один из патрулей, которые прохаживались вокруг храма и его построек.
Левая рука Тамраза взмыла вверх. Этот знак говорил, что пора выходить из тени, и начал работать план Б. Не вышло тихо совершить громкую диверсию и убийство, придётся во всём шуметь. Раздались выстрелы, трое русских бойцов, бывших до того облачёнными в монашеские рясы и отыгрывающие соответствующие роли, устремились к дверям храма. У них были ключи, которыми воины спешно запирали двери. Да, были ещё окна, через которые могут выпрыгнуть люди, но там ещё ранее были придуманы загнутые гвозди, которые, если их провернуть, сильно затрудняли бы открытие окон. Впрочем, окна были столь малы и располагались на высоте выше человеческого роста.
В это же самое время двое бойцов направились в сторону кустов за фасадом храма, где всё ещё шёл бой. Раздались револьверные выстрелы, и русские бойцы, среди которых баюкающий раненую руку ротмистр Прокопий Сырняжный, выбежали во двор. Один из бойцов показал большой палец кверху. Всё, остаётся крайне мало времени, нужно…
— Бах, ба-бабах! — начали раздаваться мощнейшие взрывы.
Тамраз резко упал на землю и закрыл голову руками. Немного шансов у него выжить, не получилось убежать далеко, но у тех, кто внутри или рядом с храмом, и такого шанса не было.
Взрывы продолжались, уже послышались стоны и ржание коней, а полковник Леран начал медленно, ползком двигаться в сторону. Жаль парней, они точно не выжили. Но каждый в Тайной службе понимает, что может в любой момент отдать свою жизнь за дело, что не будет долго раскрыто. Русский император не признает, что это его служба взорвала визиря и всех высших командиров османской армии. Даже если обнаружатся хоть какие доказательство, нет, это не Россия. Да и какие доказательства? Трупы монахов, у которых в руках будут русские револьверы? Ну, так у некоторых османских командиров также есть русское оружие.
Тамраз полз, взрывы продолжались. Однако, полковник понимал, что выбраться ему может и не получиться. Кони, которыми можно было бы воспользоваться, привязаны в двух верстах от храма. Другие лошади, что были рядом, неминуемо погибли. Оказывается, ротмистр поджёг трут и только после был обнаружен.