– Просто прелесть! – раздалось прямо над головой.
– Конфетка! – донеслось из-за спины.
– Наше сокровище!
– Радость моя!
– Солнышко!
Сомнений не было – голоса принадлежали птицам, но как же они были знакомы Тильде! Это были голоса из ее прошлого, из детства, когда все вокруг – родственники, соседи, знакомые и даже совсем посторонние люди, просто проходившие мимо, – восхищались ею. Она считала себя лучшей из лучших, самой-самой, и была уверена, что родители любят ее больше всего на свете. Как же давно это было! И каким же чудесным было то время!
Сердце Тильды сжалось от мысли, что ничего уже не вернуть. Теперь она дрянь, а прекрасные птицы восхищаются ей, потому что не знают об этом.
– Мы рады, что ты пришла к нам! – проворковала птица Гамаюн маминым голосом. – И будем рады еще больше, если ты пожелаешь остаться с нами навсегда!
– Навсегда? – Слово «навсегда» показалось Тильде неожиданно неприятным. К такому она не была готова. – Нет, думаю, я этого не заслуживаю. И вообще, мне здесь не место, – решительно заявила она, глядя в добрые фиалковые глаза. – Я должна уйти.
– Почему? – печально выдохнула Алконост и переступила с ноги на ногу, сминая траву когтистыми лапами. – Здесь ты будешь счастлива! Все полюбят тебя!
– Меня вообще не за что любить! – отрезала Тильда. – Я хочу вернуться обратно, в свою жизнь.
– Но ведь там никто тебя не любит! – удивленно воскликнула Гамаюн. – Ты же помнишь, как страдала от этого?
– Помню. Но там остались те, кого люблю я. Без них я не смогу быть счастлива.
– Ты можешь остаться здесь и одновременно быть с ними! – произнесла Алконост и расправила одно крыло, указывая куда-то в глубь сада. – Видишь тот дворец?
Тильда недоверчиво посмотрела в указанном направлении. Вдали, за деревьями, угадывались очертания высокого дома, стены которого искрились в свете солнца.
– И чей это дворец? – удивленно спросила она.
– Твой! – ответили Гамаюн и Алконост в один голос.
– Как это?
– Он появился вместе с тобой! Значит, это твой дворец! – пояснила Гамаюн.
– Но если ты не захочешь остаться в нем, то я могу поднять тебя в небо, и там ты уж точно будешь счастлива! – предложила Алконост, мечтательно закатывая глаза.
– Мы очень хотим, чтобы ты была счастлива, Тильда! – поддержала ее Гамаюн. – Для этого тебя и привела к нам сестрица Сирин.
– Сирин? Птица из мертвого царства? – удивленно ахнула Тильда и с беспокойством огляделась. Встречаться с черноволосой вестницей смерти у нее не было никакого желания. – Она может сюда прилететь? Но я думала, что Сирин служит Темному Властелину!
– Тс-с-с! – испуганно зашипела Алконост.
– Не называй его по имени! Он может тебя услышать, ведь ты еще недалеко от него ушла! – предостерегла Гамаюн.
– Сирин приводит сюда тех, кто может войти, – пояснила птица-заря. – Но иногда тот, кого ты назвала, зовет их обратно! И тогда они возвращаются к нему, не в силах сопротивляться. А мы ничем не можем помочь, ведь они сами выбирают, куда им идти!
– А ты выбрала? – спросила синяя птица. – Пойдешь во дворец или сразу полетишь с Алконост на небо?
– А что на небе? – спросила Тильда.
– Точно неизвестно, – ответила Алконост. – Ведь небо у каждого свое. Знаю только, что там все счастливы. И еще оттуда нельзя вернуться назад.
– Тогда я не буду туда спешить, – решила Тильда. – Ну, а во дворце что?
– Горницы, – сказала Гамаюн.
– Хм… Понятно. А что в тех горницах?
– Дни из твоего прошлого. Ты можешь выбрать любое время, в котором была счастлива, и остаться там навсегда! – Длинные ресницы Гамаюн вздрогнули над фиалковыми глазами.
– Звучит заманчиво… – Взгляд Тильды вновь устремился к сверкающим стенам дворца. – Тогда я, пожалуй, схожу, взгляну на эти горницы.
Птицы-девицы расступились, давая ей дорогу.
После мрака и холода ледяного подземелья прогулка по цветущему саду, наполненному солнечным теплом и светом, казалась Тильде невероятным блаженством. В воздухе плавали нежные ароматы, густая листва отбрасывала ажурную тень на траву, по которой прыгали солнечные зайчики, в то время, как птицы – самые обычные, с птичьими клювами – порхали между деревьями, раскачивая ветви, и Тильда шла, с восхищением глазея по сторонам и мурлыча под нос знакомую мелодию. Но вдруг замолчала, прислушиваясь: в многоголосом птичьем хоре ей вновь почудились звуки санквылтапа. Сердце тревожно дрогнуло от мысли, что они проникают в сад из Лунного Чертога, а значит, это ужасное подземелье где-то очень близко.
«Он может тебя услышать! Ведь ты еще недалеко ушла!» – вспомнилось предостережение птицы Гамаюн.
Тильда обвела взглядом окружавшие ее деревья, но, не заметив на стволах признаков обледенения, с облегчением выдохнула, зашагала дальше и вскоре подошла к дворцу.
Перед высоким зданием из светлого камня расстилалась просторная лужайка, разделенная пополам дорожкой, упирающейся в высокое крыльцо перед входом. Слева от дорожки лужайку украшали цветочные клумбы, а справа круглым зеркальцем блестело маленькое озеро. Над водой кружили стаи птиц, а на берегу, скрестив ноги на траве, сидел какой-то парень.
Тильда остановилась, всматриваясь в его лицо. Расстояние было довольно большим, но ей удалось разглядеть музыкальный инструмент в его руках. Им оказался санквылтап! Пальцы парня перебирали струны. А лицо… Лицо рассмотреть было невозможно, его скрывала завеса из красно-белых косичек, но Тильда была уверена, что это Якур. Девушка выкрикнула его имя, но тот даже не вздрогнул, продолжая играть. Он ее не слышал. «Наверное, слишком увлекся игрой… или как там он называл свой шаманский обряд? Калм… камн… нет, не помню!» – Тильда стояла, раздумывая, подойти ли ей к парню или отправиться своей дорогой. Присутствие Якура в этом красивом, но все же очень странном месте укрепило ее подозрения в том, что она попала в загробный мир: ведь Якур погиб еще месяц назад, провалившись под лед в заливе. Однако подозревать – это одно, а знать наверняка – совсем другое, и Тильда не была уверена, что готова принять правду о том, что уже мертва. «Такая новость может и подождать», – подумала она и направилась к дворцовому входу.
Ступени крыльца, как и стены, были выложены из полупрозрачного камня, с виду похожего на лед, и Тильда даже коснулась рукой поверхности стены, ожидая ощутить холод, но камень оказался теплым, прогретым солнечными лучами. Девушка прошла сквозь высокие двустворчатые двери, гостеприимно распахнутые настежь, слово ее здесь ждали, и очутилась в бесконечно длинном и абсолютно пустом коридоре: никто ее не встречал. По обе стороны коридора располагались двери, причем так плотно друг к другу, что свободного пространства между ними совсем не было. В том месте, где заканчивалась одна дверь, сразу же начиналась другая. «Какие же горницы могут быть за такими дверями? Разве что совсем крошечные, размером с чулан!» – удивилась Тильда.
На дверях висели таблички с цифрами. Девушка догадалась, что это даты: на каждой табличке было по восемь цифр, обозначающих день, месяц и год. Тильда прошла немного вперед и, убедившись, что даты идут по возрастающей, вернулась в начало коридора: дата на крайней от входа двери совпадала с датой ее рождения! «Неужели, это правда? – волнуясь, Тильда дотронулась до дверной ручки, потянула ее на себя и заглянула в проем. За дверью было очень тепло, темно и тихо. А еще там был мамин запах. Вдруг откуда-то сверху, из темноты, послышался мамин голос, но слов было не разобрать: мама шептала что-то ласковое и нежное. Шептала своей новорожденной дочери, то есть, ей, Тильде.
Девушка вернулась обратно в коридор и захлопнула дверь, чувствуя, как вся кожа на теле вмиг покрылась мурашками. Похоже, птица Гамаюн сказала правду: это был день из ее прошлого. Самый первый день. И впереди их было еще много. Целых семнадцать лет! Тильда устремила взгляд в глубь длинного коридора. Она хорошо умела считать в уме. Выходило, что дверей здесь должно быть больше шести тысяч. Точнее – шесть тысяч двести девять: такое количество дней умещается в семнадцати годах с учетом високосных.
Занимаясь подсчетами, Тильда заодно вспомнила, что день ее рождения как раз сегодня. Этим утром ей исполнилось семнадцать лет.
Она стояла посреди коридора, окруженная собственным прошлым, и от волнения не могла сделать ни шагу. О таком подарке она не смела и мечтать: у нее появилась возможность попасть в любой день из своей жизни и прожить его заново, причем даже не единожды. «Как там говорила птица Гамаюн? Можно выбрать любое время, когда ты была счастлива, и остаться там навсегда», – вспомнила Тильда и с трепетом в душе принялась перебирать свои воспоминания, то есть пошла вперед, заглядывая в двери.
Пятая дверь, пятнадцатая, двадцать пятая… Тильда видела склоняющиеся над ней огромные лица родителей, чувствовала, как ее баюкают, слушала родные голоса, воркующие что-то непонятное. В том далеком прошлом ей было очень хорошо, но остаться там почему-то не хотелось, и она шла дальше.
Сотня дверей осталась позади, потом еще одна, и еще… вот Тильде исполнился первый годик. Она неуверенно шагала, вцепившись в мамину руку, очень гордая от того, что ей удавалось оставаться на ногах так долго, хотя ее и шатало в разные стороны. А потом появился папа, взял ее на руки, подбросил высоко вверх, и Тильда звонко рассмеялась от счастья. В том дне ей тоже было хорошо, но чего-то не хватало, и девушка, прикрыв дверь, снова шла по коридору.
Одна за другой двери уплывали назад. Тильде минуло два года, три, шесть. Она училась говорить, рисовать, читать. Радовалась игрушкам, поглощала сладости, изучала мир. Все вокруг любили ее, хвалили, восхищались ею. Она всегда была в центре внимания. Но однажды все изменилось.
У Тильды появился младший брат. Женька.
Как только мама принесла домой скрипучий сверток, Тильда вдруг перестала быть маленькой, хотя ей было всего десять лет. С того дня мама почти всегда была занята и постоянно говорила, что Тильда уже взрослая и должна быть более самостоятельной, да и вообще пора бы уже помогать по хозяйству: посуду помыть, уборку в квартире сделать, сходить в магазин.