Тильда уткнулась лицом в ладони. Все. Точка. Они не справились.
Кто-то дотронулся до ее плеча. Тильда обернулась. Якур, Вольга и Руубен стояли рядом. Кого-то не хватало.
– А где Пункки? – спросила она, сообразив, из-за кого их компания выглядит неполной.
– Он остался там. – Руубен кивнул в сторону одного из выходов, откуда доносились отдаленные звуки борьбы. – Прикрыл нас, чтобы мы могли уйти. Давай-ка мы с ребятами попробуем унести отсюда Виолу.
Тильда отошла в сторону и наблюдала, как трое сильных мужчин тщетно пытаются поднять хрупкую девушку: у них вены на руках вздулись, а у нее даже каблуки туфель не оторвались от земли.
– Ничего не выйдет! – вопила Божена издали, связанная и не способная передвигаться. – Зря надрываетесь! Все равно эта песня будет спета!
– Доченька, очнись! Это я, твой отец! – кричал Руубен, пытаясь встряхнуть Виолу за плечи, но те, конечно, остались неподвижны, как у статуи.
– Бесполезно! – сказал Якур упавшим голосом.
– Погоди! – Финн отмахнулся от него, продолжая тормошить дочь. Пот стекал у него со лба и струился по круглым веснушчатым щекам грязными ручейками. Словно задыхаясь, Руубен рванул воротник рубашки, оторвав пару пуговиц, и резким движением сбросил с себя пиджак. Тот упал, распластавшись на льду. В нагрудном кармане по-прежнему торчал бледный цветок с желтой серединкой.
Купальница.
Тильда удивленно разглядывала тонкие лепестки, нигде не смятые и не тронутые увяданием. Как купальница уцелела во время битвы? И почему не пожухла спустя многие часы после того, как была сорвана? «Что ж, это растение выросло в мистическом месте, где царят особенные законы», – подумала Тильда.
Она нагнулась и взяла цветок, вынув его из прорези кармана. Поднесла к лицу, чтобы вдохнуть нежный аромат и замерла: ей показалось, что из цветочной чаши доносится мелодия. Вместо того, чтобы понюхать, Тильда поднесла цветок к уху. Так и есть! Она отчетливо услышала незнакомый женский голос, напевавший что-то вроде колыбельной, это было просто мерное непрерывное «М-м-м», каким обычно мамы завершают саму песню, чтобы не замолкать резко и не разбудить малыша, который уже уснул.
Повинуясь неясному интуитивному импульсу, Тильда подошла к Виоле, продолжавшей петь, и коснулась цветком ее уха.
– А-а-а! – Безумный вопль Божены пронзил внезапно наступившую тишину: Виола замолчала и открыла глаза.
Дрожание сводов, продолжавшееся все это время, мгновенно прекратилось. Жар схлынул. Языки пламени, плясавшие почти у самого края пекла, осели, скрывшись из виду. Из проема в полу показалась голова Каменного великана. Он положил руки на ледяной пол, оттолкнулся и, грохоча каменными суставами, выбрался на поверхность. Распрямившись, гигант стукнулся лбом о пещерные своды, сгорбился, добрел до стены и, усевшись на пол, устало откинулся на нее. От его могучего каменного тела валил пар.
– Это мамин голос, – пробормотала Виола, растерянно хлопая мокрыми ресницами, на глазах ее блестели слезы. Она придерживала ладонью чашу цветка, прислушиваясь к звукам, доносившимся оттуда. – Точно, мамин!
– Поэтому ты и услышала его. Он разрушил колдовство Божены, – высказала Тильда свою догадку.
Руубен со счастливой улыбкой обнял дочь за плечи и легко увел ее от края пропасти. Он что-то говорил ей, Виола слушала, меняясь в лице, а потом обняла его, прижавшись щекой к его груди, и разрыдалась.
Тильда, Якур и Вольга держались в стороне, чтобы не мешать им.
– Виола! – надрывалась Божена. – Песня не допета! Ты не закончила! Это нарушение уговора!
– Да! А мне нужен новый дворец! – вторил ей Осдемониум.
Никто не обращал на них внимания.
Тильда, с восторгом и умилением наблюдавшая встречу отца и дочери, вдруг заметила, что с цветком происходит нечто странное. Он будто ожил – изогнулся и выскользнул из руки Виолы. Над раскрытой чашей вырос столб света. Внутри него кружились мелкие светящиеся точки. Они быстро соединялись между собой, образуя единое целое, и в конце концов, соткались в человеческую фигуру. Высокая стройная женщина выступила из света, не касаясь земли ногами, и окликнула Виолу по имени тем самым голосом, который Тильда слышала до этого в чаше цветка.
Глаза Виолы засияли радостным удивлением. Она потянулась, чтобы обнять женщину, но ее руки прошли сквозь призрачное тело. Какое-то время мать и дочь стояли рядом и молчали, глядя друг на друга, но Тильда догадывалась, что они общаются с помощью мыслей и чувств. Руубен шмыгал носом и утирал слезы счастья, но не выглядел удивленным, – похоже, он давно знал, что душа его жены прячется в цветке. А потом и он, и Виола, тоже начали светиться. Их силуэты раздваивались, словно два разных тела, соединенные воедино, пытались разделиться.
– Эта женщина – призрак и может увести их за собой, – высказался Якур с тревогой. – Говорил же, ничего нельзя забирать из долины мертвых!
– Но ведь это жена Руубена! Не мог же он ее оставить в том ужасном месте, – возразила Тильда. – Никто бы не смог! – уверенно добавила она. – Хоть эта женщина и призрак, но я думаю, что она не причинит зла своим родным.
– Смотря что она считает злом, – парировал Якур с растущим беспокойством.
Он подошел и взял Виолу за руку. Девушка вздрогнула и обернулась к нему, ее силуэт вновь стал цельным, перестав двоиться.
– Не уходи, – попросил Якур. – Ты нужна… здесь.
Произнося эти слова, парень запнулся. Тильде показалось, что он скажет: «ты нужна мне». И, хотя Якур подобрал другое слово, но его взгляд красноречиво говорил о том, что он имел в виду себя.
Виола улыбнулась ему:
– Я не уйду. Обещаю.
«А ведь я с самого начала догадывалась, что из них выйдет сладкая парочка», – подумала Тильда, отметив, что эта мысль не вызвала у нее досады, как бывало раньше. Даже наоборот, от нее потеплело на душе.
Увлеченные сентиментальной сценой, и участники, и зрители совершенно не смотрели по сторонам, поэтому слишком поздно заметили приближающуюся опасность: прямо на них, выставив перед собой кривой меч Осдемониума, неслась Божена, каким-то образом освободившаяся от пут. Лицо ее было перекошено в гримасе ярости. За ней гнался Пункки, и, хотя он был еще далеко, но расстояние между ними быстро сокращалось. Казалось, Божена даже не подозревала о погоне, исподлобья глядя на свою цель, как бык на красную тряпку.
Ржавое лезвие воткнулось в живот Руубена, пронзив обе его руки, которыми он инстинктивно заслонился в последний момент. Финн упал на колени, удивленно распахнув глаза. Виола с криком бросилась к отцу. Блаватская с силой оттолкнула ее и уперлась ногой в плечо финна, пытаясь выдернуть из него меч. Наверное, собиралась использовать оружие снова, чтобы убить еще кого-то, однако ее планы нарушил драугр: схватив злодейку за шею могучей ручищей, он оттащил ее в сторону и наверняка разорвал бы на куски за убийство своего хозяина, но на него внезапно набросилась целая стая разномастной нечисти из подоспевшей армии Осдемониума. Судя по тому, что появившиеся в Лунном чертоге воины привели с собой закованную в цепи Лоухи и толпу звероподобных пленников из ее войска, нападавшая сторона была окончательно разгромлена силами Подземельного Князя. Осдемониум, гордо вскинув голову, вышагивал вдоль выстроившихся перед ним солдат, оглашая Лунный чертог хвалебной речью. Повизгивание Лоухи немного портило торжественность момента, но главнокомандующий армией упырей не удостаивал ведьму своим вниманием.
События развивались стремительно, и Тильда успевала лишь вертеть головой, пытаясь понять, что ей делать. Руубену уже нельзя было помочь: его тело окончательно раздвоилось, и на полу осталась лежать материальная оболочка с дырой в животе, а полупрозрачная копия без единого кровавого пятнышка поднялась и покачивалась в воздухе перед женщиной-призраком. Рядом с ними стояла рыдающая Виола, но Тильда понимала, что в этот момент лучше не беспокоить никого из этих троих.
Нечисть, скопом набросившаяся на драугра, штабелями повалилась на землю, сраженная черными молниями, выпущенными Вольгой. Драугр остался лежать без движения, бедняге отгрызли голову, но он, лишенный возможности умереть, бешено вращал глазами и колотил руками и ногами по полу в тщетных попытках встать.
Блаватской нигде не было видно. Похоже, злодейке удалось сбежать. Тильде показалось, что она слышит удаляющийся топот, и, оглядевшись, заметила вдали красные ботинки и край черной накидки, мелькнувшие за ледяной колонной.
Позади раздался гневный голос Осдемониума:
– Взять их!
Князь выбросил вперед костлявую руку, указывая прямо на Тильду.
Воины, все без исключения, мгновенно бросились исполнять команду своего военачальника. Даже конвоиры, которые удерживали Лоухи, помчались в атаку, оставив свою пленницу без присмотра. Ведьма тотчас воспользовалась моментом: плечом сдвинула повязку, закрывающую ее рот, и в считанные секунды избавилась от оков, – либо те оказались ненадежно закреплены, либо в ход была пущена песня Железа, но из-за топота бегущих солдат ее звучания никто не услышал, и никто не заметил, как это произошло. Зато все увидели, когда Лоухи с пронзительным свистом взмыла в воздух и понеслась туда, где стояли Виола и ее родители-призраки. С воплем «Отдай мою песню!» старуха вцепилась в волосы девушки. Руубен и мать Виолы, Айна, лишенные плоти, не могли защитить дочь, лишь беспомощно метались вокруг с испуганным видом.
– Тупицы! – Осдемониум в исступлении затряс костлявыми кулаками. – Держите ведьму! Она же опаснее тысячи воинов, дурачье!
Якур добрался до Лоухи раньше, чем солдаты, и, схватив ее за воротник, принялся оттаскивать от Виолы.
– Отдавай песню! – истошно орала старуха, не отпуская девушку и нещадно лягая пятками Якура, повисшего на ее спине. – Отдавай, слышишь?! Эта песня тебя погубит! Всю жизнь будешь маяться и долго не протянешь! Не под силу тебе ее носить!
– Якур, отойди! – крикнул Вольга, целясь, чтобы метнуть молнию.
– Нет! – Тильда схватила его за руку, поднятую для броска. – Виола тоже может пострадать! Дай, я попробую!