Волшебник мог легко внушить парочке свидетелей неясный образ, который они и сами не утверждают, что видели наверняка. Но зачем? Точнее даже не так – зачем было звать кого-то на расследование? Пусть бы маггловские гении сыска поломали голову – и ничего не обнаружили. На том и дело с концом. Но для чего была послана сова в Министерство магии?
И тогда Генри и Гермиона задались вопросом: как вообще этот волшебник попал в монастырь? Генри уехал в Дурмстранг, школу, которую некогда окончил брат Гавриил – дабы узнать о нём какие-то сведения. А в его отсутствие кто-то вновь пролил на святой монастырской земле немало человеческой крови…
– Что, много кровищи там, а, Ева Бенедиктовна? – не отставал четырнадцатилетний Гришка, бойкий сынок Петушиных. – Ото, верно, переполошились там монахи-то! А можно мне с вами как-то пойти, а? Когдысь что ещё приключится?
– Надеюсь, уже ничего не приключится, Гриша, – строго сказала Гермиона. – И никто тебя не пустил бы на место преступления и уж тем более в монастырь.
– А вас пустили ж!
– Да не то чтобы… Просто ло… кгм, Герман в отъезде – и мне пришлось самой осмотреть место происшествия.
– А дитяте не вредно? Где же это видано, шоб брюхатая баба на такие страсти глядела?!
Гермиона поморщилась. Освоив литературный русский язык при помощи чар специалистов, она с трудом привыкла к местному диалекту и ко многим особенностям говора васильковцев, да и россиян вообще. На взгляд Гермионы, Гришка хамил. Хотя у него и в мыслях не было – это она тоже прекрасно знала. Мальчишка мечтал увидеть «страсти» и поучаствовать в них, его так и распирало от любопытства.
– Я и не на такое смотрела, – пожала плечами ведьма. – Глупо завидовать моему опыту в этом вопросе, Гриша.
– Да я б всё отдал, шоб столько кровищи поглядеть!
– О Великий Мерлин, Григорий!
– Хто великий? – не понял Гришка.
– Не обращай внимания. Вообще поосторожнее будь, с желаниями-то. Иди лучше матери помоги. Мне подумать надо.
– Давайте я вам думать помогу? – не сдавался мальчик. – Я кино смотрел про Шерлока Холмса, я вам расскажу всё, что знаю – а вы разгадаете наши страсти.
– Ничего ты не знаешь, – вздохнула Гермиона. И это была правда. Владение легилименцией позволило ей уже давно убедиться, что здесь никто ничего не знает – и это окончательно ставило следствие в тупик. Разве что брат Гавриил, возможно, умел скрывать свои мысли…
– Да я всё знаю! Я тута всех знаю, про всех знаю. И я всё вижу! Вот я недавно видел такое, что вам и интересно знать-то будет!
Гермиона быстро подняла глаза от своей тетради и посмотрела на озорное лицо мальчугана. Она цепким взглядом впилась в его глазки, и мальчик, моргнув, поёжился.
– Ну что, г-говорить? – неуверенно спросил он.
– Говори, – прищуриваясь, кивнула Гермиона. Мысли Гришки путались, лезли одна на другую, его разъедало волнение. Мысли четырнадцатилетнего мальчика на местном наречии понимать было трудно – а чтобы увидеть воспоминания и образы, нужно применить заклинание. Не очень полезно для психики маггла, да и, скорее всего, не нужно. Пусть сначала расскажет сам.
– Я видел незнакомого белого монаха! – выпалил Гришка таким тоном, будто делился мистически откровением, и на минуту замер. Гермиона ждала. – Пошёл я, значит, по грибы сегодня утром: рано-рано, – продолжил со значением он, важно кивнув своей слушательнице. – После дождя хорошо по грибы ходить. Только надо успеть до того, как ещё кто пойдёт – чтобы не заходить далече. Вот я и встал в половине пятого. Я ж не знал, что тут такие страсти приключились и что вас в хате нету – думал, дрыхните. Ну и пошёл. Ходил, значит, ходил – и нашёл дикую клубнику. Мелкую такую, дрянь – но много. Ну и сел там, в кусту – клубнику есть. И тут смотрю – монах идет, белый.
– Цистерцианец или доминиканец, что ли?
– Чиво-о-о-о?
– Ряса на нём белая была? – упростила вопрос Гермиона.
– Да где же вы видели монаха в белой рясе?! – казалось, Гришка жестоко разочаровался в её интеллекте.
– А почему тогда «белый»? – проигнорировала вопрос Гермиона.
– Волоса у него белые.
– Седой?
– Почему седой? Он молодой был, высокий. Шёл по лесу, значит. Далече от меня. Только не монастырский это монах – я тама всех знаю, меня мамка каждый день за молоком туды посылала, когда у нас в прошлом году корова издохла. Пока папка новую привёл – я там всех ихних выучил на лицо, их там мало совсем живёт – а сейчас и того меньше. Не нашего монастыря монах был.
– А ты уверен, что он монах? – осторожно спросила Гермиона.
– Ну, так он как вырядился! – вытаращил глаза Гришка. – Кто ж ещё в таком балахоне по лесу пойдёт? Ряса по земле волочится, за раз всю изгадишь. Ан святым-то людям только так ходить и можно. Значит, идёт этот белый монах от меня далеко, а я притаился – и смотрю: что ему в лесу надо, грибы, что ль, собирает? А лукошко где? Я ж не сразу пригляделся, что это не наш монах. А как пригляделся – страшно стало. А ну как он в наших страстях чем повинен? Меня ж дядя Димитрий, да эти, петрозаводские, всё спрашивали: кого, Гришка, незнакомого видел ли? А я не видел тогда, я вот утром первый раз увидел. Прошёл, значит, этот белый монах куда-то, а я сижу. А потом подумал – чё я сижу? Как ему, лиходею, в своей сорочке за мной угнаться, ежили я от него побегу? Хотел пойти потихоньку – поглядеть, куды белый монах пойдёт. А он пропал.
– Как пропал? – не поняла Гермиона, уже приготовившаяся раскрыть все тайны за раз.
– А так. Пошёл я туды, куды и он. Я лес этот знаю, как свою хату. Во-первых, тама, куда он пошёл, ничё нет – ни дороги, ни жилья в той стороне далеко-далеко. Я шёл-шёл, ногу сбил – а его нема, как в воду канул. И никуда бы он не делся тама, а пропал. Вот какое улика! – с гордостью закончил мальчонка.
– А ты лицо его хорошо разглядел? Узнать сможешь? Черты запомнил хоть?
– Не, я не видел лица.
– А как же ты тогда знаешь, что он не монастырский?! – опешила Гермиона.
– Ну, как знаю – знаю. Там их мало совсем, монахов. Белых только трое, да сложены не так, и старые там все, кроме нескольких – а тот молодой был, широкоплечий. А тама все щупленькие… Не монастырский был монах.
– Вообще лица не видел? – приуныла Гермиона. Она уже думала отвести мальчика в укромный уголок и осторожно проникнуть в его воспоминания на «очную ставку».
– Вообще не видел, – помотал головой Гришка. – Я в кусту сидел. Да и что вам его рожа – всё равно пропал, кого я вам узнать буду? Я вам его со спины узнаю. Белый такой, плечистый…
– Ты, Гриш, не говори пока никому о своём монахе, – задумчиво сказала Гермиона. – А я тебе премию выпишу. В сто рублей.
* * *
– Вы как из монастыря-то уехали, Ева Бенедиктовна? – прищурился местный участковый Дмитрий Сергеевич. – Я всё около ворот вас ждал, Артемида-то совсем издохла, в конюшне монастырской дрыхнуть оставили. Вымоталась, бедняга: насилу очухалась. Так я ждал вас в деревню везти, а вас нет и нет – и никто не видел. Волноваться стал.
– Да, подбросили… – неопределённо махнула рукой Гермиона. Нужно быть осторожнее. – Я же знала, что Артемида устала – вот и не искала её…
– Ладно, это не важно, раз с вами всё хорошо. Значит, так. Машину из области заказали, к вечеру должна быть. Не знаю, как она по этой грязюке доедет, правда… Но к завтрашнему тела должны доставить на экспертизу. Результаты получу – сразу к вам. Нового, значит, ничего не обнаружили. Убийца не оставил никаких следов. Вообще. Земля всюду мокрая, кругом распутица – и ничего. А ведь там дорожки не вымощены, кругом квашня. Правда, натоптали монахи. Тёмное дело. Это во-первых. Машка, то есть гражданка Александрова, вошла на территорию через боковую калитку – её следы обнаружены. В кармане её платья найден и ключ от этой калитки – вероятно, она не впервые проникала таким образом в обитель. А я вот смалодушничал, Ева Бенедиктовна, – вздохнул участковый, – послал Лёшку матери говорить. Сил моих нет в глаза ей посмотреть. – Он помолчал. – Да ещё игумен слёг – сложно старику пережить такие ужасы… И приход в смятении. Я вот думаю, может, им пару мужиков на охрану отправить, из лесорубов-то наших? А то этот монастырь в лесу вообще не защищён. Монахи-то тщедушные, да и скорее вторую щёку для удара подставят, нежели обороняться начнут, коли что…
– Не думаю, что стоит посылать лесорубов, – покачала головой Гермиона. – А то ещё сами лесорубы там всех и перебьют. Видите же, какие события.
– Видеть-то вижу, да не понимаю. Просто мистика. Все как ошалели. Может, это магнитные бури и всё такое? Я по телевизору смотрел.
– Может, и бури, – неопределённо кивнула Гермиона. – Поглядим… Вот Герман вернётся – может быть, следствие продвинется.
– А куда ж он поехал?
– Дмитрий Сергеевич, я вам всё расскажу, если у нас появятся зацепки. Обещаю.
* * *
Зацепок не появилось. Генри возвратился поздно, усталый и недовольный.
– Пора менять к горгульям всю администрацию на местах! – начал кипятиться он после того, как поприветствовал супругу и выслушал её рассказ о местных «страстях». – Где бы, казалось, из политических соображений травить родню Тёмного Лорда! В Дурмстранге! Был оплот черномагических искусств! А тут… Вызверились все, василисками глядят, работать мешают. Будут они слушаться реформы образования, как же! – горячился колдун. – Им бы только закрыться от мира и делать, что не положено. Когда Чёрная магия была «не положена» – они Чёрную магию проповедовали, теперь – у них почти институт благородных девиц! С ума сойти можно.
– Ты что, вообще ничего не узнал? – разочарованно прервала Гермиона.
– Ну почему, узнал. Всё, что нужно. Только мало проку… Родился наш Гавриил в 1930-м году, звать его Аркадием Зотовым. Родом из Саратова. Магглорожденный, прапрадед по матери чародеем был. В школу поступил в 41-м, как раз маггловская Вторая мировая война зацепила СССР. Отец у него тогда уже умер, дома осталась мать и две сестры-магглы. Школа на период боевых действий разрешала оставлять детей не волшебников в замке постоянно, без каникул и летнего отдыха. Хотел мальчик Аркаша бросить учёбу и ехать к матери – мать отказалась, велела сидеть в безопасности. Аркаша заупрямился, пытался даже убежать. Чуть не замёрз – Дурмстранг ведь на севере, а удрал зимой. Нашли, вернули. А потом пришло известие о гибели матери и сестёр. И остался мальчик-сиротка жить в школе до окончания – их тогда таких там особая группа образовалась. Одолел учёбу летом 48-го. Вернулся в свой Саратов – а там уже ничего его не осталось: ни родных, ни имущества. Министерство предлагало субсидию, трудоустройство в магическом мире. Аркадий пошёл гувернёром в богатую семью волшебников. Проработал там четыре года. Мать его воспитанника увлекалась христианской религией, как-то трактовала её с волшебной точки зрения, что-то напридумывала – заморочила парню голову. Решил он быть странствующим лекарем и лечить бедных магглов. Но лечить он мог только с помощью колдовства, и Министерство скоро эту лавочку прикрыло. Тогда Аркадий подался учиться на врача в маггловских учебных заведениях. Но недоучился. Болтал много, несколько раз был неосторожен с магией – взъелись на него и Министерство, и КГБ. Бежал наш герой от последних в далёкую Карельскую республику, а пока бежал – решил стать божьим человеком. Разузнал у местного люда, нашёл небезызвестный на