Я вошел. Филип сидел за столом над какими-то бумажками.
— Есть разговор, отец.
— Слушаю тебя. — Он отложил свое дело.
— Во-первых, я порвал с Нильсонами.
— Ты… что? — От потрясения Филип даже забыл привычно нахмуриться.
— Да. Мы теперь птицы свободного полета. Будем продавать «кирпичи», богатеть и не делиться с этими ублюдками прибылью.
— Как ты посмел проворачивать такие дела за моей спиной? — проорал Филип, вскакивая с места. — Я — пока еще глава рода, и лишь я имел право…
— Отец, сядь! — властно отрезал я.
Мой тон заставил его послушаться.
— Давай не будем зацикливаться на этих условностях. Главное, что я сделал дело, так ведь? Ты разве не рад, что наши дела скоро пойдут в гору?
— Что с твоей одеждой? — вместо ответа спросил Филип.
— Да так… постарался выблядок нильсоновский, — поморщился я.
— Они… напали на тебя? — побледнел Филип — и что-то подсказывает мне, что вовсе не от возмущения или праведного гнева.
— Ерунда. Шалость детская.
— И как же ты справился с… этой шалостью?
— Я же телекинетик, отец, помнишь?
Разумеется, я не стал докладывать Филипу, что на самом деле алхимически воздействовал на лед, и он растаял. Мой тайный козырь — моя сила.
А вот то, что телекинез не сработал, меня очень огорчило. Мой дар вроде как частично прорвался через блок, но контролировать его я почти не могу. Плохо дело. Надо скорее чудо-растение искать.
— Ты хоть воображаешь себе, что они способны с нами сотворить, если пожелают?
— Ты говоришь теми же словами, что и Викар, — подколол я Филипа. — Мы не трусы, отец, и никакие угрозы не заставят нас жить по их указке.
— Ты хоть понимаешь, что по твоей вине может пострадать вся моя семья?
— А не забыл ли ты, отец, что я тоже — твоя семья? — холодно отозвался я.
Неужто Нильсоны этого трусливого главу рода и никчемного отца погибшего Акселя настолько запугали в прошлый раз?
— Ты, насколько мне помнится, был не против порвать с ними.
— Да, был, пока не осознал, как это опасно.
— Не опасно только в могиле лежать, отец. Хватит об этом. Дело сделано.
— Не рано ли ты начал говорить так, будто уже стоишь во главе нашего рода? — с тихой злостью спросил Филип.
— Так я уже снова твой наследник? Не чужой, приемный Акке, а я — твой настоящий сын? — с издевкой парировал я. — Кстати, меня давно интересует вопрос, все вылетает из головы… Где моя брошь с символом рода?
— А ты уже забыл, как бросил ее мне под ноги, когда…
— Когда что?
— Когда твой дар не пробудился. Да, ты забыл. Ведь у тебя отшибло память. — Филип глядел на меня с неприкрытой неприязнью.
— Возможно, к счастью для нас обоих. Так где моя брошь? Или я больше не имею на нее права?
Вместо ответа «папа» полез в шкаф. Вытащил что-то, кинул передо мной на стол — это была великолепная виноградная лоза в виде нескольких аметистов, вделанных в золотую оправу. Брошь была прекрасна.
Я с нескрываемым восхищением взял ее. Прикреплять к порванной одежде не стал.
— У тебя есть ко мне что-то еще? — Филип, хмурясь, намекнул, что хочет скорее вышвырнуть меня из кабинета.
— Да. Бирла.
— Что?
— Ты должен возобновить начисление ей заработной платы.
— Ты о чем вообще? — Лоб главы рода превратился в сплошные складки.
— О том, отец, — медленно произнес я, — что любой труд должен оплачиваться. Даже Нильсоны — и те платили нам, хоть какие-то копейки. А Бирла гнет спину ради нашей семьи годами — и не получает за это ничего. Это недостойно нашего рода, отец.
— Да как ты смеешь… — начал багроветь от злости Филип.
— Отец! — Я повысил голос. — Я отдал долг Нильсонам, я снял нас с их крючка, я принес нашей семье солидную сумму денег и принесу еще. И я прошу лишь об одном — не забывать об этом и выполнить мою совершенно простую и совершенно справедливую просьбу.
Повисло молчание. Я видел, как Филип борется с собой. Почти физически ощущал ярость, которую он с наслаждением хотел бы обрушить на мою голову. Но вместо этого он ответил:
— Хорошо, Аксель.
— Спасибо. — Я развернулся и зашагал к двери.
— Аксель, ты должен поступить в магическую академию.
Я застыл на месте.
— Нет, отец. У меня нет времени заниматься глупостями. — Вышел и закрыл за собой дверь.
Глава 10
Стоял чудный день. Солнце било в большое окно книжного магазина, рисуя теплыми лучами широкие полосы света на полу и создавая ощущение уюта. Настроение у меня было под стать прекрасному дню.
Наконец-то дела сдвинулись с мертвой точки. Наконец-то мы больше не зависим от Нильсонов. Наконец-то можно задуматься о том, чтобы начать дело, которое настоящему Акселю Ульбергу завещал его дед — дело возрождения рода. И пусть я не он, не Аксель, но отчего-то мне хочется выполнить волю его деда. И дело не только в моем тщеславии и жажде могущества. Есть что-то еще. Быть может, я пытаюсь быть благодарным Акселю Ульбергу за то, что позволил мне занять его место? Ему пришлось умереть, чтобы жил я. Конечно, это случилось из-за стечения обстоятельств, но… Я никогда не верил в случайности. И вот теперь я ощущал смутную уверенность, что не имею право подводить того, кто, сам того не ведая, даровал мне собственную жизнь.
Новые «кирпичи» были готовы спустя неделю после моего последнего визита к Карлу. Сегодня утром он, наконец, привез их в магазин — сто «кирпичей» и столько же порций дрожжей. Дрожжи, конечно, не раскупят так же быстро, как сок, но лучше иметь при себе запас. Они были запечатаны в плотную бумагу с надписью «пищевая добавка». Если случайно обнаружат у кого-то из клиентов, то не поймут ничего, а даже если и поймут, то невелика беда, как никак дрожжи действительно с натяжкой можно назвать добавкой. А если кто-то нежелательный нагрянет сюда, в магазин Ульбергов, он попросту не найдет здесь ничего сомнительного, потому что большая часть «кирпичей» и дрожжей хранится в подвале. Утром я вытаскиваю оттуда небольшое количество товаров и прячу в шкатулках-книгах, чтобы при клиентах не бегать вниз. Да, мне пришлась по душе маскировка Нильсонов, и я заимствовал их идею. Раньше, когда Ульберги были лишь посредниками между Нильсонами и клиентами, весь алкоголь хранился в подвале и извлекался оттуда лишь по мере необходимости. Сейчас я не видел надобности каждый раз туда бегать. Градус опасности, так сказать, снизился. Все-таки каким же гением был Генрих Ульберг: без его подсказки про пар и лед я бы не додумался до «кирпичей», или доходил бы до этой идеи дольше.
Висюльки над дверью тренькнули, и в магазин вошла та, кого я хотел лицезреть менее всех остальных… кто бы вы думали? Разумеется, Кая Нильсон!
— Здравствуй, сладкий! — томно проговорила она, запирая за собой дверь.
— Ко мне клиенты могут прийти, — заявил я сухо, не желая играть в эти женские коварные игры, где флирт может обернуться ударом ножа в спину.
— Ничего, подождут. И что, много получается продавать эти ваши… «кирпичи»?
— Вы зачем явились, графиня?
— Ты ко мне теперь на «вы»? Я думала, мы стали достаточно близки для того, чтобы не церемониться друг с другом. — Девица зашла за прилавок и, почти касаясь губами моей щеки, прошептала: — Даю тебе последний шанс, сладкий. Дела твои плохи.
— О чем это вы, графиня? — Я грубо отстранил ее и заглянул в полные хитрости глаза.
— Отец крайне… недоволен твоей выходкой. Ведь это же была твоя идея, верно? Филип Ульберг никогда в жизни не додумался бы пойти наперекор нам.
— Ближе к делу, графиня.
— Ох, как ты груб, Акс. А я ведь так хочу помочь тебе… Мой отец сотрет вас в пыль, но я могу предотвратить это. Если ты очень хорошо меня об этом попросишь.
— Ох, графиня… — вздохнул я. — Опять вы за свое. Вы разве еще не уразумели, что я не из тех, кого можно запугать?
— Запугать, положим, нельзя. Но неужели в тебе нет ни капли здравомыслия? Ты весьма умен, раз провернул дело с этими своими… «кирпичами». Так неужели тебе так сложно понять, что тебе не совладать с нами? Или ты столь самоуверен, что наивно полагаешь, будто одолеешь нас?
— Я вовсе не хочу войны с вами. Я просто хочу зарабатывать деньги. — Я улыбнулся как можно бесхитростнее.
— Скажи, кто ты. Скажи — и я уломаю отца не трогать тебя.
— Графиня… — Я наклонился к ней, точно так же, как в последний ее приход в магазин, и прошептал в ухо: — … я тот, кого не победить ни вашими угрозами, ни вашими женскими прелестями… Так уж вышло, что я равнодушен и к тем, и к другим. Смиритесь уже с этим.
Кая вымученно улыбнулась. В глазах ее вспыхнуло такое бешенство, что я подумал — сейчас влепит пощечину. Но нет — графиня, как всегда, почти идеально владела собой.
— Ты сделал свой выбор, Акс.
— И вы свой, полагаю, тоже. Но крайне не рекомендую вам преграждать мой путь, графиня.
Она оскалила зубы почти в звериной ухмылке и покинула магазин.
Дома меня ожидал неприятный разговор с Филипом.
— Прошу, сядь, — попросил он, когда я по его просьбе прошел в кабинет.
— Что-то случилось, отец?
— Да. Дело в том, что… — Филип замялся. — В общем, мне срочно нужны деньги. У тебя уже накопилась прибыль с продажи этих… «кирпичей»?
— К чему такая срочность?
— Я должен банкам. Крупную сумму. Я оттягивал, как мог, перезанимал у других банков, но… дальше тянуть с этим стало сложно. В общем, у меня есть где-то около пары недель, чтобы рассчитаться с ними. Иначе они заберут особняк.
У меня отвисла челюсть.
— И ты сказал мне об этом только сейчас — когда довел ситуацию до такого?
— Аксель, деньги есть или нет? — грубо спросил Филип, прожигая меня недовольным взглядом.
Неприятен справедливый укор, да? Думать надо головой, прежде чем глупости творить.
— А что же Акке? Он же занимается грузоперевозками. Или уже нет?
— Занимается, только толку от этого не так много… — махнул рукой Филип. — Денег приносит разве что, чтобы Астре безделушки покупать…