х достигнет ноздрей гнильца. А вот его, так сказать, аромат, пришлось вдыхать полной грудью. Я даже невольно ускорился: ибо еще немного этого чудного запаха — и отъеду, не добравшись до цели. Биологическое оружие, мать его. Ладно. Работаем.
Приблизившись, как мог, близко, я вскочил, перехватил винтовку, и «рывком» переместившгись за спину не ожидающего такой подлянки карлика, обрушил приклад ему на затылок. Есть. Старался вроде не убить, но даже если грохнул уродца, горевать не буду. Наскоро спутав гнильца разлохмаченной веревкой, заменяющей карлику пояс, я отрезал кусок замызганной, замасленной штанины и забил гнильцу в рот на манер кляпа. Во время всех этих мероприятий я старался не касаться тела карлика — не могу сказать, что он чем-то отличался от своих собратьев, и подхватить какую-нибудь заразу совсем не хотелось. Так, ладно. Что дальше? Наблюдатель здесь, насколько я видел, был единственным. А что в шалашах?
Взяв винтовку наизготовку, вжав приклад в плечо и припав к прицелу, я медленно, на полусогнутых приближался к ближайшему шалашу, держась подветренной стороны. Шажок, еще шажок… Погнали!
Резко качнувшись в проем, я взял на прицел внутреннее пространство шалаша, и тут же расслабился: пусто. Не совсем — у дальней стены огромная куча разнокалиберного хлама, но живого — никого и ничего. Странно… Карлики не производят впечатление чистоплотных настолько, чтобы строить отдельный шалаш под мусорник. Или это не мусор? Я присмотрелся, и мне стало слегка нехорошо.
В палатке был не хлам. В палатке были трофеи.
Трофеи. Очень разные предметы, ранее принадлежавшие очень разным людям. Объединяло этих людей одно: в один, явно не самый лучший в своей жизни день, они попали в мерзкие лапки гнильцов. Твою мать…
Залитая кровью разгрузка, рваное женское платье, пробитый стрелой — стрелой, внимание! — гвардейский шлем, винтовка с изогнутыми стволом, и еще десятки и сотни предметов. И за каждым из них стояла история. За каждым стояла чья-то жизнь. Хотя скорее — смерть.
Я почувствовал, что у меня свело челюсть, и понял, что слишком крепко сжал зубы. Облизнув губы, я сглотнул и попытался взять себя в руки. С таким настроем много не навоюю. Ну-ка, спокойно… Вдох — выдох. Вдох — выдох…
Меня сложно назвать сентиментальным парнем, даже невзирая на то, что иногда я принимаю не слишком взвешенные решения. Руководствуясь, при их принятии, в первую очередь человечностью, а не здравым смыслом — по крайней мере там, где это было возможно, но в общем и целом на трупы я в свое время насмотрелся. Вот только одно дело — тела комбатантов, оказавшихся не такими меткими, быстрыми или ловкими, как кпротивник, и совсем другое — тела гражданских, просто оказавшихся не в то время и не в том месте. Это всегда неприятно. Здесь же, судя по предметам среди «трофеев», и помня рассказ Корал, гребаные гнильцы намеренно охотились на мирняк, что автоматически выносило карликов за рамки моих понятий о человечности. На войне есть определенные правила. Одно из них — чуть ли не главное — мирные жители страдать не должны. А если мирные жители — твоя главная цель, значит, ты не солдат, а гребаный ублюдочный маньяк, на которого никакие конвенции не распространяются. Ну и, соотвественно, будь готов. Ко всему. Ко всему, что тебе явно не понравится.
Я нехорошо усмехнулся. Нормально. Слепая ярость уступила место спокойной, рассчетливой злости. Хорошо. С этим уже можно работать. Колбасимся дальше.
Я переместился к следующему шалашу. Раз, два, три… поехали! Фу, мать твою!
Кажется, эта халабуда была то ли лазаретом, то ли хосписом. На плетеных циновках вдоль стен лежали тяжело дышащие карлики — и одного взгляда на них было достаточно, чтоб понять, что многие уже не жильцы. Что характерно — раны свежие. То есть, скорее всего, подавляющее большинство — мои ночные жертвы. Получается, раненых гнильцы все же забрали? Странно даже, я-то считал, что они совсем отмороженные. Или для своих — нет? Ладно, здесь мне пока ловить тоже нечего. Не думаю, что кто-то из этих бедолаг вскочит и бросится мне в спину… Или… А, к черту. В любом случае, нужно сначала последний шалаш проверить. Шаг… Еще… Еще… Поехали!
Темная фигура сгорбленной тенью бросилась мне навстречу, и я, поймав ее в прицел, выжал спуск. Есть! Поймав пулю серединой лба, карлик клюнул пол, а я уже перенес прицел и бил короткими экономными очередями по три патрона.
Раз-два-три — вскочившего было гнильца отбрасывает назад, заливая тушку кровью из шеи, куда вошли все три пули. Раз-два-три — этот падает практически у моих ног. Быстрый, сволочь. Раз-два-три — еще один даже не понял, что происходит, успев лишь сесть на циновке. Один, два, три, четыре… Готовы.
Я «проконтролировал» того, что еще корчился у дальней стены с пулями в шее, оглядел устроенное мною побоище, и удовлетворенно кивнув, пошел было прочь из палатки, как вдруг какой-то предмет, зацепленный периферийным взглядом, запустил реакцию узнавания, и я замер, как вкопанный. Это что еще?
В углу палатки, из-под циновки одного из карликов, выглядывал знакомый продолговатый предмет. Я подошел ближе, наклонился и выругался.
Под циновкой карлика лежал хлыст Корал. Тот самый, что она использовала вместо Клинка Духа. С-сука… Я оглядел тела расстрелянных карликов и мне вдруг очень захотелось убить их еще раз. Ладно, спокойно, спокойно… Это всего лишь ее хлыст. Самой девушки здесь нет ни живой, ни мертвой — я вышел на промежуточный лагерь, где карлики скинули раненых и, оставив небольшое охранение, ушли дальше. Куда? А это мы вскоре выясним.
Поглядывая по сторонам и держа оружие наготове, я направился туда, где оставил связанного наблюдателя. Сейчас мы с ним немного пообщаемся… Вот только не думаю, что ему это общение сильно понравится.
Глава 18
За время моего отсутствия карлик успел прийти в себя и сейчас лихорадочно извивался, пытаясь освободиться от веревки. Заслышав шаги, он сначала замер, а потом заелозил еще интенсивнее, явно надеясь выпутаться до того момент, как я окажусь совсем близко. Нет, дружок-пирожок, не в этот раз.
Коротко разбежавшись, я пнул карлика ногой в живот, тот взвизгнул, подпрыгнул и замер на земле, скорчившись в позе эмбриона. Я же злобно оскалился, наклонился, и, ухватив пленника за веревку на ногах, бесцеремонно потянул его к центру лагеря.
Бросив гнильца рядом с очагом, я достал из подсумка хлыст Корал и сунул его под нос пленнику.
— Где? — не предвещающим ничего хорошего тоном, спросил я. Карлик посмотрел на меня широко распахнутыми глазами и замотал головой. Не понимаю, мол. Не понимаешь? Ладно, сейчас поймешь.
Оставив пленника лежать у очага, я прогулялся по лагерю. Что-то мне подсказывало, что я обязательно найду то, что мне нужно. И так оно и оказалось.
В шалаше с трофеями даже на первый взгляд было много интересного, но меня пока интересовал один опереденный предмет. Который не пришлось долго искать. Пара минут раскопок, и я стал обладателем большого боевого ножа без ножен. Похуже гвардейского, который я так и посеял где-то на болоте — лезвие было слегка зазубренным, как будто ножом пытались перерезать водопроводную трубу, но для моих целей пырялово годилось. Прихватив нож я, едва не насвистывая, вернулся в центр лагеря.
— Спрашиваю еще раз, — я опять нагнулся над карликом и показал ему хлыст. — Где девушка?
Новая пантомима под названием «Чего не знаю, того не ведаю». Ну, ладно.
— Ну, сам виноват, упырь мелкий. Пеняй на себя.
Я достал из аптечного подсумка эластичные хирургические перчатки и не спеша натянул их, глядя карлику в маленькие, мечущиеся глаза. Щелк, щелк — резинки манжет с характерным звуком встали на место. Не хватало еще заразу какую от этих тварей подхватить… Бросив последний взгляд на карлика, я шагнул к шалашу-лазарету.
Окинув взглядом «пациентов», я выбрал того, что явно находился в сознании, шагнул к нему, и, ухватив за жесткие, как солома, волосы, бесцеремонно выволок гнильца на улицу.
Несколько шагов, и мы рядом с пленным наблюдателем. Рывком вздернув ничего не понимающего карлика на ноги, я пинком поставил его на колени, заставив взвизгнуть, и, приставив нож к шее раненного, посмотрел на часового.
— Где. Мать твою. Девушка. Говори — или он труп. И не свисти, что не понимаешь. Все ты понимаешь, по глазам вижу. Ну! Где девушка?
Тишина. Сучонок думает, что я с ним шучу? Ну, ладно!
Резкое движение — и раненный, захрипев, повалился ничком, заливая землю кровью, хлещущей из вскрытого горла.
— Говори, где девушка, или я убью следующего, — чувствуя пугающую даже меня самого уверенность, металлическим голосом проговорил я. Ноль эмоций. Ах ты ж сученок… Ну, ладно, поехали дальше.
Я сделал шаг к палатке, взгляд скользнул по очагу, заполненному закопченными костями, и я замер. Стоп. Вырежи я тут хоть все племя, добиться таким образом мне не удастся ровным счетом ничего. Абсолютно. Этой мелкой мрази просто плевать на соплеменников. Не удивлюсь, что вот эта куча костей горела здесь заживо — ведь раненых при ночном нападении должно быть гораздо больше нескольких рыл в палатке… Ладно. План «Б». Смена тактики.
Выдернув жердь из ближайшего шалаша, я наклонился над карликом, вздернул его связанные руки вверх и вколотил жердь между ними, зафиксировав таким образом грабки гнильца. Уродливая морда вытянулась: кажется, испугался. Ха, подожди, малыш, это начало. Дальше — больше.
Снова сунув гнильцу под нос хлыст Корал, я прорычал:
— Где девушка?
И снова непонимающий взгляд, мычание и лихорадочное мотание головой. Ну, блин, партизан местного разлива, сейчас я тебе устрою…
Ударом ботинка прижав ноги карлика к земле, я резким движением сорвал с него засаленные штаны, явив на свет главную гордость коротышки. Фу, мать твою, мерзость какая, вывернет сейчас… Карлик заметался, замычал, глаза бешено завращались в орбитах… О, кажется, клиент дозревает! Верной дорогой идем, товарищи… Еще немножко надавить — и готово. Запоет — куда там тому соловью.