Вписав завтрашнюю дату, я быстро дошел до дома мясника. Отдал документ тетке Оксане, выслушал целую уйму причитаний, и, неубедительно заверив, что все со мной будет хорошо, сбежал. После чего тайком прокрался на двор харчевни, убедился, что дядька Виталий сидит за столом вместе с моим наставником и товарищами по воинскому учению.
С той самой памятной ссоры я не общался с Машкой. Она мириться и просить прощения явно не собиралась, а я уж тем более: ни в чем ведь не виноват. Разве только в том, что недостаточно убедительным оказался? Но сейчас я направился к ней домой, хоть и понимал, что ее там вполне может не быть, потому что она ушла куда-нибудь по своим делам,
Но нет, из печной трубы валил дым, а, значит, она что-то готовила. Я подошел к двери, подумал с полминуты, стоит ли мне вообще пытаться помириться с ней. А потом плюнул, послал все куда подальше и постучал.
Маша открыла дверь очень быстро и тут же уперла руку в дверной косяк, будто не хотела пускать меня внутрь. Вопросительно посмотрела мне в глаза.
Она была одета в простенькое легкое домашнее платье, а волосы ее оказались повязаны платком. И, судя по полотенцу на локтевом сгибе, девушка действительно что-то готовила. Но она ведь даже не спросила, кто это пришел, а сразу открыла дверь… Значит, ждала?
– Впустишь? – спросил я. – Или так разговаривать будем? Но тогда у тебя из избы все тепло наружу выдует.
Из дома действительно ощутимо тянуло теплым воздухом. Похоже, что там было жарко натоплено.
– А кто вообще сказал, что я с тобой разговаривать стану? – вопросом на вопрос ответила девушка.
– Тогда выгони, – серьезно ответил я. – Возьми, вон, метлу или грабли и черенком меня со двора гони. Иначе не уйду.
– Ага, а потом люди будут рассказывать, что великого князя деревенская девка метлой со двора гнала, – она поколебалась мгновений, а потом отодвинулась в сторону. – Проходи, раз пришел.
Я вошел в избу и двинулся дальше, в помещение, где находилась большая печь. Девушка закрыла дверь и пошла за мной. Заслонка печи все еще была открыта, а на столе стоял горшок.
– Поверила все-таки? – спросил я. – Игнат говорил, что тебе отец рассказал. Почему тогда не пришла?
– А ты почему не пришел, раз знал, что я поверила? – с вызовом спросила Машка. – Что, для княжеского сына деревенская девка слишком проста? Не пара я тебе?
Все оказалось так просто. Слушал ее и не знал, то ли плакать, то ли смеяться. Я-то упивался своим одиночеством и полностью отдался тренировкам, а она в это время думала, будто я вздернул нос, вообразил себя князем и решил, что она мне не подходит.
Вот так вот.
– Тебе-то, наверное, княжну подавай, а? – продолжала она обвинять меня. – Или дочкой кого-нибудь из бояр ограничишься?
– Глупая ты, – только и смог ответить я.
– Да, именно! Глупая деревенская девка!
И тогда я не выдержал, подскочил к ней, обхватил руками за плечи, прижал к себе и зашептал на ухо:
– Глупая ты, не нужен мне никто кроме тебя! Ни княжны, ни боярыни! Я тебя люблю, и давно люблю, и никого кроме тебя видеть рядом не хочу. И вообще, не князь я, да и не стану князем никогда, скорее всего.
Она вырвалась, отпрянула на шаг от меня и принялась поправлять сбившийся на сторону платок. А я уже не мог остановиться и продолжил:
– Убьют меня, может быть завтра, а может через год! Ладно парни не знают, куда мы идем, для них это приключение просто! А когда расскажу им, то сам уйти предложу, потому что со мной быть – верная смерть… Но ты-то должна понимать! И последнее, чего мне хочется – такие вот вещи от тебя выслушивать!
– Любишь, значит, да? – спросила она и вдруг, ни с того, ни с сего, сняла с головы платок. – Так, значит, да?
Ее длинные черные волосы рассыпались по плечам, и я замер, позабыв, что хотел сказать: настолько она была красива. А потом Маша расстегнула поясок, стянула через голову платье и сделала шаг вперед, протянув ко мне руки.
– Ну иди же сюда, дурачок, – ласково проговорила она.
Наши тела переплелись, а потом мы растаяли в объятиях друг друга.
***
– Здесь остановимся, – в очередной раз отвлек меня от раздумий Игнат и указал на тропинку, уводящую в сторону с тракта. – Тут неподалеку место хорошее есть, я, когда к вам шел, там ночевал.
– Может быть, дальше пойдем? – с сомнением в голосе спросил Пашка. – До постоялого двора какого-нибудь? Или до деревни, там на постой попросимся?
– В лесу безопаснее, – отрезал старик. – Чем меньше народа ты в дороге встретишь, тем лучше. Про постоялые дворы вообще забудь, их по эту сторону от Брянска нет. Они все на торговых путях, а здесь, в глуши, кому вообще в голову их строить придет? А деревни… Вот ты знаешь, что у деревенских в головах может быть?
– У нас в Васькином путники останавливаются, – возразил Павел. – В харчевне всегда можно койку снять. И никто их не трогает.
– То у вас в Васильевском. А в других местах совсем иначе. Чужаков никто не любит, а если чужак еще вооружен, да в карманах у него серебришко позвякивает, то, сам понимаешь… Разные мысли в голову могут прийти.
Меня воротило от мысли о том, что придется ночевать в лесу. Да еще и в это время года, когда по ночам уже подмораживает. Но умом я не мог не согласиться с тем, что Игнат прав: лучше бы нам избегать людей, дабы не давать лишних соблазнов. С нас много чего взять можно: хоть бы и тех лошадей. Да, навьючил их Игнат, но статей боевого коня таким образом не спрятать.
– Игнат прав, – заявил я. – Лучше здесь остановиться. Да и не на открытом месте ночевать будем, думаю, костер разожжем, каши с мясом сварим, поедим.
Тем временем мы уже успели свернуть с тракта и скоро тропинка вывела нас на небольшую полянку, окруженную хвойными деревьями. Прямо посреди нее крупными камнями был выложен очаг, в котором лежали старые угли. У ствола крупной ели аккуратной стопкой оказались выложены уже нарубленные чурки: видимо, кто-то заготовил дрова, да не все пережег за ночь. Нам, впрочем, их все равно не хватило бы.
А еще на земле валялись три подстилки из лапника. Старые, но бросив сверху несколько свежих веток, их можно обновить, и тогда получится вполне себе приличная постель. Для нынешних условий, разумеется. Конечно, спать придется прямо в одежде и, завернувшись, в одеяло, но это все равно лучше, чем ничего.
Игнат выразительно посмотрел на меня, и я не сразу понял, чего он хочет, но потом дошло. Раз я князь, то я и должен командовать, как нам становиться на ночлег. Другое дело, что парни о моем происхождении не знают, и считают меня обычным деревенским парнем, решившим отправиться на поиски приключений. И подчиняться моим приказам не факт, что захотят.
Очередная проверка… Я вздохнул, скинул со спины котомку, положил ее к стволу одной из елей, чтобы не намокла, повернулся к своим товарищам лицом и сказал:
– Мы с Пашкой сходим, сухостоя наломаем. Игнат пока лошадей обиходит пусть, а ты, Ромка, начни костер разжигать. На пару часов этих дров хватить должно.
Были опасения, что парни начнут возражать и возмущаться, что я возомнил себя командиром, но этого не произошло. Возможно потому, что и спорить-то по большей части было не с чем: кому с лошадьми разбираться, если не Игнату, которому эти самые скакуны и принадлежат? И кому разжигать костер, как не Ромке, который из нас всех лучше всех готовит?
Сухостоя в местном лесу оказалось много. Тяжелые и плотные кроны елей и сосен душили мелкие березки и осинки, и повсюду то тут, то там торчали невысокие и тонкие стволы. Да и валежника под ногами было достаточно, поэтому долго бродить в поисках топлива нам не пришлось.
Когда мы вернулись с охапкой дров и сухих веток, вьюки уже лежали на возвышении, где посуше, лошади, привязанные к деревьям, жевали пожухлую осеннюю траву, а в очаге, потрескивая, горел костерок. Теперь для полного счастья оставалось только сытно поужинать, да улечься спать. Решив, конечно же, кто и в какое время будет дежурить.
Роман уже успел собрать из длинных сырых веток треногу, на которую подвесил котелок, а теперь сидел на бревнышке и что-то помешивал деревянной ложкой.
– Игнат ушел, – проговорил он, когда мы подошли ближе. – Сказал, что воду искать. Та, что в бурдюках, на кашу пойдет.
– А найдет? – спросил Пашка. – Не хотелось бы завтра на сухую дальше идти.
– Квас еще есть, – заметил я. – Да и найдет, скорее всего. Лес большой, ключ там или ручей отыщется. Да и не в степи мы, чтобы от жажды помирать.
– Много ты о той степи знаешь, – Павел взял топор и принялся рубить притащенные нами дрова на более мелкие, чтобы в очаг уместились.
– Знаю только, что она есть, – я усмехнулся. – Вообще, странно это, парни. В первый раз из Васильевского выехали, да так, чтобы не в обозе торговом. Там-то совсем иначе: и стражники есть, да и остальные мужики не промах. А сейчас, вот, одни совсем.
– Трусишь? – не упустил шанса подколоть меня Пашка.
– Сам же знаешь, что нет, – мотнул я головой. – Непривычно просто. Вот так вот, одни, без взрослых, в лесу. В первый раз в жизни, хотя нам по восемнадцать уже. Раньше-то кто мешал? Собрались бы, да пошли хоть в ту же рощу, там посидели бы у костра… Нет ведь, не думали даже о таком.
– Игнат нас многому научил, – заметил вдруг Ромка. – Даже не про то как биться, а прочие премудрости. Он другую жизнь нам показал.
– Пожалуй так, – я не мог не согласиться с тем, что смысл в словах Романа имеется. – Лишь бы она слишком короткой не оказалась.
– Так ты что, знаешь что-то? – Пашка посмотрел на меня с подозрением. – Зачем мы в Брянск-то идем?
– Я сам не сильно больше вас знаю, но вроде как чтобы денег добыть. А потом дальше учиться пойдем, но в другое место уже, не в Васильево. Но куда – не знаю. Думаю, далеко куда-то.
– А к чему он тебя готовит-то? – Павел никак не мог угомониться. – Он нам тогда сказал, что ты – сын его старого друга. Кто твой отец?
На моей памяти он начинал этот разговор в четвертый или пятый раз. Каждый раз я отвечал ему одно и то же, каждый раз он соглашался, но потом забывал. Я не знал, сколько еще мне придется утаивать от друзей, зачем я вообще покинул родную деревню. Да и, если честно, понятия не имел, как они на это отреагируют.