– Ну и что дальше делать думаешь?
– Да, не знаю, – я пожал плечами. – Из тех денег я половину купцу отдал, чтобы меня до города довели. Потом за комнату заплатить пришлось, за еду… Короче, уже нет почти ничего. Работу искать думаю, только не знаю где…
– Ну давай выпьем хотя бы… – проговорил он, и у меня появилось ощущение, что про себя мужик добавил что-то вроде “раз с тебя все равно нечего взять”.
Он разлил остатки пива из крынки по кружкам и залпом выпил свою. Посмотрел на меня, прищурился:
– Работу искать собираешься, да? А умеешь чего?
– Да, – я пожал плечами. – Да, врачевать умею, травы разные знаю, настойки, мази готовить могу.
– Но, если тебе в деревне работы не нашлось, то здесь… – он поморщился и посмотрел в пустую кружку. – Тут к тебе тем более никто не пойдет, особенно если в городе тебя никто не знает даже… Но один совет могу дать. Так, по доброте душевной…
– Сейчас, я еще пива принесу, – я поднялся с места и, пошатываясь, двинулся к стойке. – Вытащил из кармана несколько две медные монеты, грохнул их на стойку и попросил. – Два кувшина пива. Мне и моему новому другу.
Хозяин харчевни, угрюмо зыркнув на меня, взял ковшик и из большого жбана наполнил две крынки пива. Прижимая их к груди, словно великую ценность, я добрался до столика громилы, уселся напротив него и подвинул к нему один из кувшинов.
Тот сразу же взял его и наполнил наши кружки. Вот теперь и головорез выглядел пьяным. Пусть и не в хлам, но хорошо так принявшим на грудь. Сделав несколько глотков, он посмотрел на меня и вдруг посетовал:
– Сбил ты меня. Вот о чем я тебе сказать хотел?
– Так это, – я икнул и тут же сделал глоток пива. – Про работу. Сказал, что совет хочешь дать.
– Точно, – кивнул мужик. – А умеешь ты чего?
– Да это… Людей лечить умею. Скотину… Не, скотину хуже умею, но тоже могу…
– Ты это… Сходи к аптекарю в город… Покажи ему, что умеешь. Если все получится, он тебя в подмастерья возьмет… Только это, без конкретного договора идти не вздумай, похолопят. Потом, всю жизнь горбатиться будешь, чтобы выкупиться.
– Спасибо, – кивнул я. – Сразу понял, хороший ты человек.
– Хороший, – тот криво усмехнулся. – Кому другому не скажи такое. В посаде хороших людей нет.
– А тогда тут как оказался?
– В душу мне не лезь, а? – взвился он, но почти мгновенно успокоился. – Такого тоже не спрашивай у людей.
– Как скажешь, – я пожал я плечами. – Не хочешь – не рассказывай.
– Ага, так ты и отстанешь.
– Да мне вообще без разницы, – я пожал плечами. – Нет, интересно, конечно, но раз не хочешь говорить – дело твое. Я тебе рассказал, когда ты спросил.
– Вот ведь змей, – посмотрел он на меня, схватил крынку и присосался. Мне оставалось только смотреть, как движется его кадык, периодически скрываясь под длинной бородой. Оторвавшись, он громко рыгнул и сказал. – Теремная девка – моя мать. Причем, в холопы из добычи взяли ее. А отец… Хрен его знает, кем он был. Скорее всего кем-то из дружинников.
– Я думал, если теремная девка рожает от дружинника, то и ребенка в дружину берут, – пробормотал я.
И только потом понял, что ляпнул лишнее, и что мать для этого мужика явно больная тема. Громила аж кулаки сжал, и я уже подумал, что сейчас он бросился на меня, но вместо этого здоровяк снова присосался к сосуду. Похоже, что он успел почти осушить его.
– Знаешь, – заговорил он, явно сдерживаясь с большим трудом. – Князь Кирилл много крови пролил, пока все пять княжеств под себя забрал. Вот, скорее всего, так и моему отцу досталось. А я тогда совсем малец был. Вот нас из крепости и погнали.
– Ладно, – я поднял руку и выставил перед собой ладонь. – Можешь не продолжать…
– Но мы в деревню ушли. Мать там взял в холопки один крестьянин, из зажиточных. Меня тоже, получается, – он вдруг улыбнулся, и меня аж передернуло: я даже не представлял, что этот громила умеет улыбаться. – Хорошее время было. Я с матерью постоянно был, кормили вдоволь, правда, и работать заставляли. Но я окреп, силы набрался. А потом… Умерла мать. Моровое поветрие у нас случилось, все умерли, кроме меня, да двух сыновей хозяина. А я понял, что там жить больше не смогу и сбежал. Вот так тут и оказался.
– Давай выпьем? – предложил я. – За наших матерей. Чтобы встретиться с ними в Небесных Полях.
– Встретимся, – кивнул громила. – Я верю. Ведь, если здесь так хреново, то где-то должно быть хорошо, верно?
Мы подняли кружки и опустошили их. Я тут же разлил пиво из второй крынки: первую мой собутыльник уже успел прикончить.
– А вообще… – он посмотрел на меня совсем уже пустым взглядом. – Возвращался бы ты в деревню к себе, как весна придет.
– А жить где? – спросил я и сделал еще пару глотков из кружки. – Подворье-то я продал. Новую избу поставить в одиночку не выйдет, а заплатить работникам нечем…
– Так-то оно так, – кивнул здоровяк, опустил голову и продолжил так, что мне пришлось напрягать слух, чтобы хоть что-то расслышать. – Но лучше уж там кому-нибудь в холопы продайся, чем тут в них угодишь. А ведь угодишь, никуда не денешься, место здесь такое.
И тут его речь окончательно потеряла разборчивость и, как мне показалось, осмысленность. Я понял, что еще немного и мужик уснет, а сейчас он как раз пьян настолько, насколько это нужно для выполнения моего плана. Осталось только немного надавить, и все произойдет само собой.
Прекрасно осознавая, что завтра мне будет жутко стыдно за то, что пришлось подставить этого человека, но также хорошо понимая, что ставки слишком высоки, я решил начинать.
– Стой, – я жестом привлек внимание здоровяка, и когда тот поднял голову, повернулся к компании за соседним столиком, среди которой сидел Пашка, и обратился к одному из них. – Эй ты! Что ты сказал про мать моего друга?
Парни выглядели пьяными настолько, насколько это возможно, друг мой, стоило признать, выглядел не лучше. То ли так хорошо притворялся, то ли, зараза, сам умудрился нажраться. Хотя, немудрено, как будто я сам могу похвастаться, что сумел сохранить ясность ума?
– Что? – взвился здоровяк, и начал подниматься из-за стола.
Все посетители харчевни повернулись на его голос, то ли опасаясь возможной драки, то ли наоборот, предвкушая ее. Я успел заметить, как хозяин шепнул что-то мальчишке, который ведь вечер крутился возле него, и как тот спешно выбежал из заведения. Похоже, наш план работает…
– Ты чего несешь? – посмотрел на меня парень, опасливо отодвигаясь на лавке подальше от загребущих лап моего собутыльника. – Ничего я не говорил!
– Как же не говорил, – вдруг вставил Пашка. – Только же сказал, что мать его – потаскуха. А я еще сказал, что не надо такого говорить, что мать – это святое.
– Сопляк! Убью! – заревел здоровяк, и с размаха приложил парня тяжелой глиняной кружкой прямо в лоб. Тот мгновенно завалился на пол, из разбитой головы на грязные доски потекла кровь.
А громила уже бросился на парней с кулаками, и его ни капли не смущало то, что их трое, а он – один. Пашка-то сумел увернуться, пусть и пьян, но тело его слушалось прекрасно, а вот остальным не повезло. Первого громила без затей приложил кулаком по голове так, что тот рухнул на землю. Второго же, схватив за шиворот, швырнул куда-то в сторону выхода из харчевни.
Вернее, это ему казалось, что куда-то в сторону выхода, а на самом деле точненько на соседний столик, за котором компания из четырех взрослых мужей предавалась возлияниями. Один из них, без разговоров, вскочил с места и залепил моему собутыльнику кулаком в глаз.
И тут я почувствовал себя, словно в середине тучи, которая вот-вот должна была разразиться грозой. С противоположного конца харчевни, кто-то уже набегал с криками «наших бьют», а за столиком у самой стойки один из пьяных мужиков схватил своего товарища, с которым только недавно мирно выпивал, за голову и бил лицом о столешницу.
В драку оказались ввязаны все посетители, кроме тех, кто успел ретироваться в самом начале. Мы с Пашкой, не сговариваясь, рванули в сторону выхода, пробивая себе путь локтями и коленями. Причем, один раз меня все-таки умудрились уронить на землю, и я, понимая, что непременно буду затоптан, уже достал из-за голенища нож, когда Павел, растолкав всех, схватил меня за руку и рывком поднял на ноги.
Скоро мы вырвались на улицу. Тут же из двери вывалился один из посетителей и приземлился лицом прямиком в лужу. Дернулся пару раз и затих.
– Пошли! – крикнул Пашка. – Сейчас придут же.
– Давай этого перевернем, – кивнул я на валяющееся без признаков жизни тело. – Захлебнется же.
Проклиная мое сердоболие, Павел принялся помогать. Мы быстро перевернули перемазанного грязью и кровью мужика на бок, и я проверил дышит ли он. Убедился, что да, после чего мы побежали прочь от харчевни, стены которой уже, казалось, ходили ходуном.
Завернули за первый же попавшийся угол, пробежали мимо десятка домов, потом свернули еще раз и уже там, убедившись, что погони за нами нет, остановились. Если мы все рассчитали правильно, то Игнат должен проследить за мальчишкой. Вряд ли тому хватит ума оглядываться и проверять, нет ли погони.
– Может вернемся? – предложил Пашка. – Посмотрим, что там.
– Не, – я мотнул головой и согнулся, упершись ладонями в колени. Меня все еще трясло, перед глазами стояла незавидная перспектива быть затоптанным. – Не будем лишний раз мелькать. Вспомнить могут.
Вроде бы ничего особенного, пробежались чуть-чуть, пусть и по холодному воздуху. В сравнении с тренировками у Игната ерунда полная, но сердце все равно бешено колотилось.
– Спасибо, кстати, – сказал я, подняв голову.
– За что? – не понял Павел.
– За то, что отбил и подняться помог, – я сплюнул на землю тягучую струйку слюны. – Мы ведь и не выйти могли. Мало ли, повалили бы да затоптали. Или кто-нибудь за нож бы схватился, да в спину ткнул.
– Поддоспешник выдержал бы, – махнул рукой Пашка. – Ничего, сочтемся. Что тогда, идем в комнаты, да остальных ждем?