- Не отвлекайтесь, - крикнул я своим. - Держите пленных под прицелом, это может быть уловкой.
- Уловкой? - атаман подошел еще ближе, и теперь мы находились в паре шагов друг от друга. - Это не я напал в темноте, как вор, сопляк.
- Заткнись, и атакуй, - я понимал, что он специально выводит меня из себя, и пытался сохранить холодную голову, но это мне не особо удавалось. Если честно, то так страшно как во время сегодняшнего скоротечного ночного боя, мне не было уже давно. Скорее всего со времен памятного штурма Грачевского логова. - Если убьешь меня, твоих отпустят.
- Вот как? - деланно удивился он, и тут же атаковал, нанес три удара с разных направлений, каждый из которых мог оказаться смертельным.
Я ждал такой подлости от атамана разбойников, поэтому сумел отразить все три, тут же проскользнул вперед своим мечом, пытаясь достать до груди кончиком клинка. Но мужик оказался не лыком шит, отбил меч в сторону и сделал шаг назад, поднял клинок, будто предлагая мне инициативу.
Мой меч был длиннее, и я решил этим воспользоваться: сделал ложный замах сверху, перехватил клинок и провел самым его кончиком по пальцам руки, в которой мой противник держал меч. Не отрезал, конечно, но рассек до кости, так, что атаман сдавленно зарычал от боли и злости и перехватил клинок левой рукой.
Против леворукого соперника мне драться еще не приходилось, и он бы мог меня на этом подловить, если бы сам владел клинком как следует.
Но он не владел.
Кое-как мужчина отбил мой первый выпад, уклонился от второго, отскочил, попытался нанести удар, который я просто пропустил мимо себя. А сам качнулся и рубанул разбойника по ноге, снизу-вверх, рассекая сухожилия.
Атаман упал на подсеченную ногу и это решило его судьбу. Резко развернувшись, я нанес рубящий удар по шее, успел увидеть отчаяние, мелькнувшее в глазах разбойника, а еще через секунду его голова отделилась от тела, а во все стороны брызнула горячая кровь.
- Теперь вы, - повернулся я к лежащим ничком под прицелами самострелов пленным и приказал. - Встать!
Они естественно повиновались, попробовали бы они воспротивиться, когда на каждого нацелено по четыре самострела. И вообще, сопротивляться надо было раньше, до того, как из шатра полезли, сейчас поздно уже.
- Этот легко умер, - показал я кончиком меча на валяющийся на земле труп атамана. - По-хорошему его бы живьем взять, да повесить, но я удостоил его смерти благородного человека. Тем хуже для вас.
Я почувствовал, как на лицо мое наползает кривая злобная ухмылка. Да, эти люди еще не представляли, какую участь я им приготовил.
- Но для вас у меня другая доля приготовлена. Вы станете холопами.
- Это что же, боярин, мы вольной жизни попробовали, а теперь ты нас на землю посадить вздумал? - спросил один из пленных мужиков, тот, что постарше.
- На землю вас сажать глупо будет, - помотал я головой. - Станете боевыми холопами. И если повезет, то жизни свои выкупите. Кровью собственной выкупите, которую на поле брани прольете, или чужой. Для меня предпочтительнее, чтобы чужой, мне люди нужны. Тогда получите право на долю в добыче, почет и уважение.
Я поискал среди ряда воинов боярича Никиту и махнул ему рукой, мол, иди сюда. Ну да, чтобы держать в руках подонков вроде этих разбойников, нужен еще больший отморозок. Уж в том, что он сможет управиться с этими пятью я не сомневался.
- Кто такой боярин Лука Филиппович знаете? - спросил я, дождался утвердительных кивков и спросил. - А про сына его Никиту Лукича слышали? И что он делает с теми, кто ему не нравятся, тоже слышали?
Парни понуро закивали. Ну да, дурная слава моего боевого товарища, да что и греха таить, теперь и друга, широко разнеслась. Но так оно и лучше.
- Никите Лукичу нужна своя дружина, хватит ему под рукой отца ходить. И вот вы ее началом и станете, будете служить ему верой и правдой. Если сдюжите - получите прощение, нет, - я пожал плечами. - Тогда и не обижайтесь.
Я задумался на секунду, по очереди посмотрел в глаза каждому и пленных и добавил.
- И если думаете, в бега податься, то зря. Разыщем. И тогда отдадим тем же селянам, которых вы тиранили, - продолжил я. - А они уже пусть с вами разбираются, как сами хотят.
- Боярин, боярин, дозволь сказать, - заговорил один из молодых.
- Говори, - кивнул я.
- Вон тот - брат атамана, - кивнул он на одного из мужиков. - Он его смерти не простит. Попытается отомстить.
Вот ведь молодец, избавил меня от множества проблем. Ну да, молодые в ватаге недавно, скорее всего такие же деревенские парни, возжелавшие вольной жизни. Могли попасть к порядочному капитану наемничьей дружины, и, если повезло бы, пообтереться и стать порядочными солдатами удачи. Что ж, теперь им представится второй шанс. Всем кроме одного.
- На ветку, - приказал я.
Двое воинов из дружины Луки Филипповича тут же приступили к исполнению приказа: тычком под колено заставили мужика упасть на колени, заломили руки и сноровисто связали их за спиной, после чего поволокли обреченного к ближайшему дереву. Тот пытался сопротивляться, яростно лягался, но для опытных бойцов он был не опаснее зайчишки против пары волков.
Веревку перебросили через толстый сук, вздернули засучившего ногами мужика и привязали другой конец к стволу. Прямо как мы, когда кабанов свежевали. Послышался громкий неприятный звук, из-под порток подвешенного потекло. Внезапный порыв ветра донес до нас острый запах дерьма.
Я покачал головой. Не понравилась мне такая казнь. Неужели чувствую что-то?
- Больше родственников убитых тут нет? - повернулся я к парням, но те только замотали головами.
Вот и хорошо. Сильнее всех мотал головой тот из парней, что отдал брата своего атамана на смерть. Он бы и остальных сдал бы, похоже, настолько перепугался. Значит, им можно верить, в определенных границах, конечно.
- Теперь это твои люди, Никита, - я повернулся к бояричу и положил ему руку на плечо. - И в твоей воле их карать и миловать. Это не дружинники, дружинниками стать они только заслужат, если выживут. Считай их своими боевыми холопами, - и добавил шепотом так, чтобы слышал только он. - И крови их не жалей, если служить не смогут.
Не знаю, доволен ли был Лукич моими действиями или нет, виду он не подал. Я же был доволен: вот оно, начало создания пехоты. Той самой пехоты, что города берет, позволю себе напомнить. А города брать нам придется, куда от этого денемся.
- Вещи свои соберите, - приказал Никита, повернувшись к своим. - Оружие, доспех, какой есть. И потом будете остальным помогать.
- Что с трупами делать, княжич? - спросил у меня Игнат.
- Все ценное снимайте, раздевайте до самых рубах, а потом по ветвям развесим, - приказал я. - Они на горе селян пировали, теперь пусть воронье на их горе попирует.
С имуществом убитых разбойников разбирались до самого утра. Наименее ценную и наиболее громоздкую, вроде медной посуды решили вернуть селянам. Серебро почти все оставили себе.
Харчей разбойники действительно забрали из села много: в одной из палаток обнаружилось несколько бочек солонины и куча мешков с овощами и зерном. Так как полноценного обоза у нас не было, решили вернуть почти все, взять совсем немного для дальнего пути. Сами палатки тоже собрали, но если маленькие могла везти с собой одна лошадь, то для перевозки шатра понадобилась бы везти с собой телегу.
Телега, конечно, у разбойников нашлась, но по поводу того, тащить ли ее с собой, разгорелся спор. С одной стороны, так мы были более маневренными, в случае чего, могли быстро разбежаться. С другой: как ни крути, на телеге можно увезти больше добычи.
В итоге решили оставить шатер брать собой, а заодно создавать что-то вроде обоза, раз уж все равно среди нас появились пешие. Так и увезти можно будет больше. А добычу в итоге взяли богатую, самым ценным из нее было пять неплохих доспехов, которые я раздал новикам, приведенным соратниками Игната по его слову. Так что теперь все конные воины у нас были бронными и оружными.
Тесаков обнаружился десяток, а топоров - полтора, причем, самых разных: от хороших, бородовидных, с окованными металлом топорищами, до самых простецких, которыми и дрова-то рубить можно с трудом.
Единственный нормальный меч оказался как раз у убитого мной атамана, но я великодушно отказался от него, сказав, что лучше возьму свою долю серебром. Тем более, что доля-то вроде и моя, а тратить деньги все равно придется на всех. Серебра, кстати, нашли не так уж много: рублей сто монетой, да еще на столько же ценностей: украшений, мелкой посуды и прочего.
Потом прошлись по бывшему лагерю еще раз, собрали вообще все, что было вплоть до одежды разбойников. Десяток поддоспешников и столько же рубах. Отдадим деревенским постирать, речка тут есть, и можно носить. Ну подштопать, конечно, там, где их болтами пробило. Сапоги то же ладные, кожаные, а те, что на нас рано или поздно испортим все равно. Не в башмаках на деревянной подошве же ходить.
Голову атамана я, кстати говоря, прихватил с собой, тело бросив на поживу воронам. Как мне успел нашептать тот же самый парень, что сдал брата бывшего вожака, за него в Белгороде были готовы заплатить неплохие деньги.
Когда мы закончили развешивать трупы по деревьям и собрались в обратный путь, ко мне подошли братья, те самые, что провели нас сюда. Ничего, толково провели, а то, что нас в итоге заметили, не им в вину ставить нужно, а нам. Вид у братцев был загадочный, но я примерно понимал, чего они от меня хотели.
- Говорите уже, - сказал я, заранее зная, что услышу.
- Возьми нас с собой, боярин, - попросил Антон. - Надоело нам в поле работать и зверя бить.
- Мы тебе пригодимся, - подхватил Глеб.
- Мы много умеем, - снова начал первый. - И из лука стрелять.
- И следы читать, - продолжил второй.
- Да понял я, - остановил я их. - Только, если присоединиться ко мне хотите, то нужно пару вещей сначала пояснить. Не боярин я, а княжич. Незаконнорожденный сын князя Кирилла Орловского. И чем это мне и тем, кто ко мне присоединился, грозит, надо объяснять?