- Сейчас, - через секунду дверь избы отворилась, и нас встретила женщина в нарядном платье. Кажется, одна из тех, что была в толпе. - Заходите.
Вместе мы вошли в дом, из которого пахнуло запахом свежеиспеченного хлеба. Изнутри изба тоже оказалась достаточно богатой: на полках стояла посуда из меди и бронзы, а на кроватях было постелено белье. Такого в городах-то не всегда увидишь, а тут в деревеньке.
- Где ваш сын-то? - спросил я.
- В комнате своей лежит, - ответила женщина и повела нас за собой.
Парень лежал на кровати, под голову его были подложены тряпки, вокруг рта она были мокрые из-за накапавшей слюны. Даже так было видно, как мышцы на его теле мелко подрагивают. Он был без сознания: по крайней мере, никак не отреагировал на то, что мы вошли.
- Рвало его? - спросил я, присев на край кровати.
Подцепил большим пальцем верхнее веко, отодвинул его вверх - зрачок был расширен, даже несмотря на то, что в избе было достаточно светло, и на свет не реагировал. Попытался прощупать биение жилки на руке - пульсировало мелко и слабо, но очень часто.
- И рвало и поносило, - ответила женщина. - Как прихватило, так и не отпускает.
- Ел что? - я почесал в затылке. Получалось так, что парень действительно был отравлен.
- Похлебку из чечевицы, - вспомнила женщина. - Еще рогалики ржаные, с медом вчера ему испекла, из свежей муки. Он их любит очень, целое блюдо умял.
- Ели вместе? - спросил я.
- Да, - кивнула женщина.
- Понятно, - я поднялся, отряхнул руки. Хотя, было вообще ничего не понятно.
- Делать-то что? - спросила женщина, заламывая руки. - Как помочь-то сыночке?
- Напоить его водой кипяченой попробуй и рвоту вызвать, - ответил я. - Потом, если уголь березовый есть в печке там или в бане, то растолки мелко и накорми. Ну и смотри, чтобы дышал нормально, больше уж ничего не сделаешь. Отравился у тебя сын, только не пойму, чем. Вы же вместе ели, почему на него отрава подействовала, а на тебя нет.
- Может, вода все-таки? - спросила женщина.
- Если бы вода, тут все село уже так лежало бы, - ответил я и обратился уже к старосте. - Пойдем, других посмотрим, может быть, там пойму.
Попрощавшись с женщиной, мы двинулись ко второму дому, который, как оказалось, принадлежал местному охотнику: во дворе располагались колоды, на которых он обрабатывал туши, а от сарая несло запахом крови. Похоже, что там он разделывал туши убитых животных.
Дом тоже оказался богатым: видимо, мясо и шкуры приносили хороший доход. Жена охотника, которую я точно видел в толпе без лишних разговоров проводила нас к своим мужу и сыну, которые тоже лежали без сознания. На вопрос, что они ели, сказала, что вчера муж вернулся с дичью, которую они вместе протушили с овощами и съели вместе со свежеиспеченным караваем.
В третий дом меня пустить отказались, потому что жил там тот самый Иван, которого я огрел навершием меча по башке. А у четвертого больного оказалось все то же самое: судороги, слюна, текущая изо рта, расширенные зрачки, понос и рвота. Похоже на отравление красавкой, конечно, да только разве ее отвар можно четверым людям в разных домах подлить.
Когда мы вышли из четвертого дома, солнце поднялось уже совсем высоко.
- Ну как, лекарь, понял что-нибудь? - спросил у меня староста.
- Да хрен его знает. Что отравились они, это точно, а ведь ничего кроме хлеба свежего не ели, - я замер и попытался уцепиться за ускользающую мысль. - Хлеба свежего… Артемий, а вы когда озимую рожь-то сжали?
- Да недавно, - ответил староста. - Недели еще не прошло. А что такое?
- Пошли, - махнул я рукой. - Веди меня на поле. Понял я, кажется, чем таким они отравиться могли. Только быстрее.
Поля оказались недалеко, начинались они сразу за тыном, окружающим село, рожь действительно была сжата, а солома сложена в большие круглые снопы. Ее вот-вот начнут развозить по домам: где-то на подстилку для скотины, где на лежаки, а кое-где и на крышу, мазанки-то тут тоже встречались, не все в избах жили.
Я сел на землю и принялся копошиться в земле в поисках оброненных колосьев. Нашел один, второй, третий, и тогда все окончательно понял. Третий колос выглядел странно, будто обугленный, вокруг зерен ржи росли уродливые черные рожки спорыньи.
Сам я их ни разу до этого не видел, но мать рассказывала, да и в книжке, которую она хранила, имелись рисунки, так что узнал. Оттуда же и судороги, понос со рвотой и слюнотечение.
- Видишь? - показал я свою находку старосте. - Вот этой дрянью люди и потравились. Грибок это, спорыньей называется, ядовитый очень.
- И что, вся рожь им заражена? - спросил староста.
- Скорее всего вся, - ответил я. - Ее уже и обмолотить успели, а кто-то даже приготовить. Те, кто из старых запасов перебивался, те здоровы. А кто новой муки со спорыньей попробовать успел, те теперь без памяти лежат.
- И что же делать-то теперь? - схватился за голову Артемий.
- Жечь надо зерно все, - ответил я. - И муку, если перемолоть уже успели. И хлеб, и затор для пива, все нужно жечь. Потравятся люди. Этим еще повезло, может в себя придут, а самое зло от спорыньи - это когда ноги гнить начинают.
- Да нам же мыто платить этим зерном, - староста посмотрел на меня обреченным взглядом. – Мытарь приедет с дружиной, а у них разговор прост – не можешь заплатить, заберут все, что приглянется. Да они же теперь… И люди побегут, как узнают, что нас ждет.
- Придется придумать что-нибудь, - пожал я плечами. - И ближе к осени тоже смотри, проверяй, эта дрянь и к пшенице, и к просу липнет. Очистить ее, конечно, можно, если вручную перебрать сесть, но каждое зернышко переберешь разве. Еще, слышал, можно водой соленой залить зерно и перемешать: дрянь эта легче ржи и всплыть должна. Но все равно сжечь надежнее.
- Ладно, - вздохнул староста и, кажется, немного собрался. - Придумаем что-нибудь. Может, у соседей зерна купим. Спасибо тебе, парень.
- Да, было бы за что, - во второй раз за день ответил я. - Ты за лекаркой следи лучше. В следующий раз ведь меня не будет, и можешь не поспеть.
- Она теперь тут и не останется, - мрачно проговорил староста. - Хозяйства-то своего у нее нет, а держаться за место это после того, что люди сотворили, смысла нету.
- Ну, то дело ее, - пожал я плечами. - Я бы тоже после такого не остался бы.
Глава 15
Белгородское княжество. Окрестности Оскольского городища. Начало лета 55-го года от Последней Войны
И снова мы отправились в путь. Целый день ехали по тракту на север, причем со скоростью пешехода, чтобы за нами поспела телега и пешие воины. Их, кстати, прибавилось, в Огибном к нам решили присоединиться двое молодых парней и еще один взрослый мужчина - настоящий великан, которого местные звали не иначе как Камнем.
Боярич Никита испытал всех троих в бою на мечах и без особых трудов побил их. Зато в рукопашной схватке они показали себя гораздо лучше: молодые были достаточно ловкими и гибкими, чтобы сделать из них воинов, а Камень даже смог побить меня. Обхватил руками и швырнул на землю так, что я потом с трудом поднялся на ноги.
Вооружили парней из добычи, которую взяли с разбойников в Лисице, выдали им стеганые поддоспешники, с которых чуть раньше лисицынские бабы отстирали кровь бывших владельцев, да поставили в строй вместе с боевыми холопами Никиты. Там они показали себя чуть лучше, чем поодиночке, видимо тренировались раньше с ополчением, но все равно ничего особого из себя не представляли. Хотя, научатся, если выживут.
А уж чтобы выжили, это наша забота. Но мы их зря под мечи и рогатины подставлять не собираемся, так что все должно быть хорошо.
Чтобы ночь не застала нас в пути, пришлось остановиться. Заночевать решили в лесу, разбили лагерь, поставили палатки и шатер. В шатер положили Пашку, который более-менее пришёл в себя и даже смог поесть. Еще пару дней полежит и сможет, наверное, в седло сесть.
А на следующий день снова поехали, но на этот раз уже не все. Ехали всемером, с двумя вьючными лошадьми, которых загрузили шкурами, добытыми еще в Орловских лесах, и ценной, но громоздкой утварью из добычи. Все это было решено сменять на звонкое серебро и поделить. Продать решили все скопом в Осколе, где цены были выше, чем в любой из деревень и даже выше, чем в Белгороде, в котором полностью и безраздельно властвовали купцы из Союза Торговых Городов.
- Далеко еще? - спросил я у Ефима, который в этих местах уже бывал вместе с караваном своего отца.
- Не, - мотнул тот головой. - Сейчас из леса выедем, уже город видно будет.
- А большой он? - заинтересовался Ромка.
- Да какой, - махнул рукой новик. - Село обычное, просто частоколом огорожено. Раньше село и было, не больше Лисицы, в Огибном даже больше людей жило, наверное. А потом отъехал туда боярин один, а с ним приказчик толковый оказался. Лавку открыли, торговое место появилось, народ, кому до цен особого дела не было, ездить туда стали, кто-то даже навсегда переехал, промысел заводить люди начали. Постепенно вокруг частокола посад образовался, вот и стал Оскол городом.
- А харчевни-то там есть? - спросил Кондрат. - И пиво, чтобы свежее. А то у меня от дряни, которой нас в Огибном потчевали до сих пор башка гудит.
- Скажи спасибо, что тебе не свежего пивка налили, - заметил Ромка. - Вот ты его попил бы со спорыньей.
- Да, княжич вылечил бы, - махнул рукой Кондрат. - Боярича Никиту же на ноги поставил. Боярина Яна тоже, рука нормально двигается уже, скоро лубки снимать можно будет. Да и Пашку Бешеного выходил тоже, а я чем хуже.
- Как вы его зовете? - заинтересовался я.
- Так бешеным, - бесхитростно ответил Кондрат. - Он ведь бешеный и есть. В бою страшен, бьется в полную силу всегда. А лицо ты его видел?
- А сам-то он слышал, что вы его так называете? - в том ему спросил я.
- Да знает он, - ответил Ромка. - Ему нравится даже.
- Ладно, - пожал я плечами. - Его дело. Так что с харчевнями-то?