Мы побежали в сторону детинца. По пути нам встретилось еще пятеро воинов, но стычку предотвратило то, что на щитах у них был мой герб. Они присоединились к нам, и наша численность выросла до полных четырех десятков.
За следующим поворотом оказалось трое воинов из курских. Они попытались сбежать, но один из них был ранен в ногу и остальным приходилось поддерживать его, так что скорости им точно не хватило. Я подумал, было, что можно оставить их в живых, попытаться взять в плен, но сам же нанес первый удар, свалив одного из них.
Нам не нужны курские воины в городе, а оставить кого-то, чтобы проследили за ними, у нас не было возможности. Это и определило судьбу этих дружинников.
Проскочив главную площадь, мы выбежали к детинцу, над теремом которого по-прежнему реял стяг наместника.
На стенах уже были лучники, и они немедленно открыли по нам огонь. Однако их было не так много, как я ожидал, так что мы попрятались за щитами. А к воротам детинца подходил отряд курских, их было совсем немного, десятка полтора. Однако ворота все еще были открыты!
Не знаю, что заставило меня поступить так, ведь я сам не собирался лезть в детинец прямо сейчас. Думал, что подсчитаем потери, подлечим раненых, а потом уже навалимся всей силой и возьмем внутреннюю крепость. Однако открытые ворота были возможностью закончить все прямо сейчас. Если мы соберем строй, то лучники не смогут нам ничего сделать, а со всех сторон наружного города сейчас должны стягиваться мои воины. И если мы сможем взять ворота…
Снова сдернув рог с пояса, я поднес его к губам и протрубил сигнал “Все ко мне”. А потом крикнул:
- Стена щитов! – и сразу же. - Вперед!
И мы собрали строй и побежали к воротам, которые вот-вот должны были закрыться. Воин справа от меня упал, получив стрелу в ногу, но его место тут же занял другой. Сразу три стрелы пробили мой щит, одна из них даже пропорола кожаную перчатку.
Пять десятков шагов мы преодолели за считанные мгновения и сразу же вступили в бой.
Выбросив вперед клинок, я нанизал на него не успевающего развернуться воина, рубанул второго по загривку, потом третьего, рассекая кольчугу и сразу же четвертого, отрубив ему к черту руку. Я почувствовал себя богом войны.
Сверху на нас вылили котел кипятка, но мы уже успели проскочить ворота и ворваться внутрь. Кто-то сзади вскрикнул, но если мы кого-то и потеряли, то всего пару человек. Похоже, что курские сами не ожидали от нас такой прыти или просто замешкались.
И тут нас опрокинули. Я сперва не понял, что именно произошло, только потом увидел ровный строй копейщиков, вооруженных рогатинами, которые ударили в наш строй справа. У них была возможность взять разбег, так что они не только пробили щиты тех, кто стоял с краю, но и выбили их из строя.
Я отрубил наконечник копья, которым в меня целили, но воин изловчился и все равно ткнул меня в бок деревяшкой. Получилось даже не больно, броня и поддоспешник спасли. Попытался кольнуть одного из воинов, но он был слишком далеко. Ну да, у него рогатина, ему близко подходить не нужно.
- В круг! - приказал я, и мы перестроились, заняв оборонительную позицию.
Я осмотрелся, однако врагов было слишком много. А ворота уже закрыли. Не знаю, кого курские рассчитывали поймать, но это была ловушка. И она уже захлопнулась.
Глава 25
Курское городище и окрестности. Середина осени 2225-го года от Рождества Христова.
На нас навалились со всех сторон. Моя затея удержать курских от закрытия ворот окончательно и бесповоротно провалилась. Даже если воины и подойдут к воротам детинца, то внутрь прорваться будет уже не так уж и просто.
Я отбил в сторону удар копья, и попытался оглядеться вокруг.
Людей на стенах было не так уж и много, десятка три. Во дворе же курских было гораздо больше, пересчитать их я не успел. Но много, больше полусотни, это уж точно. Значит, всего народа в детинце около сотни, все, кто был здесь с начала штурма, и те, кто успел вернуться.
Мои люди падали один за другим. Вооруженные мечами, топорами и щитами они не могли противостоять слитному строю копейщиков. Те-то кололи с гораздо большего расстояния, к тому же, они были везде. С каждым мгновением круг моих дружинников становился все меньше.
- В клин! - заорал я, сам становясь на острие построения.
Если сможем добраться до лестницы, ведущей на стену, то попытаемся выбраться наружу. Черт с ним, что придется прыгать вниз с высоты трех человеческих ростов. Лучше уж сломать ногу, чем получить пядь стали в спину. Может быть, хоть кому-то получится спастись.
В первый раз в жизни мне приходилось отступать. Не только для того, чтобы заманить врага в засаду, а для того, чтобы спасти свою жизнь. Раньше я вступал в битву только когда был уверен в своей победе, сейчас же…
Я проклинал себя за решение ударить в ворота. И ведь остаться возле них мы не могли, иначе нас залили бы кипятком, пришлось бы прорываться дальше. Может быть, наместник именно на это и рассчитывал?
Думать было некогда.
Я уклонился от летящего в грудь копья, вытянулся, выбросив вперед клинок и отрубил одну из рук, которой курский дружинник держался за ратовище. Он отшатнулся назад, а я наоборот рванулся вперед, в пробитую мной брешь.
Отбил в сторону копейное древко щитом, уклонился от второго удара, рубанул по шее одного из воинов, кольнул еще одного, но тот уклонился и попытался врезать мне по ноге подтоком. Клинком я отбил удар в сторону, сделал несколько шагов вперед…
Мы вырвались! Нам удалось прорвать строй копейщиков, и мы стали медленно отступать к ведущей на стену лестнице. Однако оставлять нас в покое люди наместника не собирались, они шли за нами и продолжали нас бить.
Один из копейщиков вогнал свое оружие в мой щит. Доски треснули, и мне пришлось бросить бесполезный деревянный диск.
За каждый шаг по площади детинца, нам приходилось платить своими жизнями. К тому моменту, как мы добрались до лестницы, нас осталось всего пятеро. Врагов же было гораздо больше.
Сквозь лязг мечей послышались звуки ударов о что-то тупое. Часть курских дружинников тут же отступили назад, оставив нас, я огляделся и понял, что кто-то рубит ворота детинца. Это был жест отчаяния, разбить ворота крепости топорами будет не так уж и просто. Одно хорошо, курские потратили кипяток на нас, а на то, чтобы приготовить еще, у них уйдет немало времени.
Значит, наши поняли, что мы внутри. Впрочем, это-то как раз несложно, звуки боя слышно прекрасно. Правда, у нас нет ни лестниц, которые можно было бы приставить к стенам детинца, ни тарана в городских стенах. Если бы я был снаружи, то приказал бы лучникам забраться на крыши домов и стрелять по тем, кто на стене…
Спасти нас не успеют.
Вокруг по-прежнему были враги. Лестницу перекрыли, в нашу сторону бежал еще один отряд копейщиков.
- Сдавайтесь! - услышал я крик. - Сдавайтесь, тем, кто бросит оружие, мы сохраним жизнь!
Наместник? Может быть, прорваться к нему, попытаться его убить?
Я огляделся, но знакомой фигуры наместника не увидел. Приказывал не он. А где же он сам в таком случае? Почему не командует войском, обороняющим его детинец? И кто же в таком случае расставил ловушку, в которую мы попались?
- Беги, князь! - крикнул один из моих воинов. - Мы их задержим, успеешь спрятаться!
Убежать, попытаться спрятаться где-нибудь в детинце, чтобы потом выбраться наружу. Дождаться ночи, например, спрыгнуть со стены. Что и где во внутренней крепости я примерно знал, не зря ведь пленные рисовали нам карты.
Тот воин, что предлагал мне бежать, рванулся вперед, прорубил мощным ударом с плеча доспех одного из курских, вытянулся, заколол второго из курских воинов, после чего схватил меня за плечо и толкнул в сторону.
И тогда я побежал. Кто-то ударил меня копьем в спину, но это только прибавило мне скорости. Было, конечно, больно, но не так, как если бы меня насадили на острие, так что оставалось только не обращать на это внимания.
Ноги сами собой принесли меня к городской тюрьме. У лестницы, ведущей вниз, я обернулся, чтобы посмотреть, сколько людей меня преследуют. Их оказалось четверо, остальные, видимо, решили, что важнее разобраться с теми, снаружи, чем догнать дерзкого одиночку. Наверное, они до сих пор не поняли, с кем имеют дело.
Один из курских вырвался вперед, обогнав своих товарищей. В отличие от них, он был вооружен не копьем, а саблей. Редкое вооружение говорило само за себя, это был не обычный воин. Редко кто из обычных воинов вооружается саблями, а не прямыми мечами. Да и одет он был в кольчугу, поверх которой натянул пластинчатый доспех. Короче говоря, так же, как и я одет был. Знатный воин, не знал бы, что у наместника курского сыновей нет, так точно подумал бы, что кто-то из них.
Дожидаться, пока подойдут остальные, он не стал, бросился на меня и ударил саблей. Я перехватил рукоять отцовского меча обеими руками, уклонился и рубанул его по бедру, рассекая кольца кольчужной юбки, рассек глубоко, до кости, и тут же отскочил назад. Хороший меч у отца был, а я следил за ним, как следует, точил, правил, полировал. От оружия твоя жизнь зависит, и его надо в порядке содержать.
Вот и сейчас лопнули кольчужные кольца, брызнули во все стороны, а из просеченного бедра полилась кровь. Такое кровотечение уже не остановить, разве что ногу отнимать, да не получится, высоко слишком. Так что воин этот знатный, еще об этом не подозревал, а был уже мертв, убил я его.
Громко закричав, он прыгнул вперед, собираясь меня все-таки зарубить, да не выдержало бедро, и он упал на землю. Я же развернулся и скатился вниз по лестнице. Трое воинов - слишком много, чтобы с ними драться, это не семерых разбойников в харчевне зарезать. Оставалось только надеяться, что я смогу запереться в тюрьме, а они отвлекутся на то, чтобы оказать помощь своему предводителю.
Спустившись вниз, я резким ударом открыл дверь, за которой было помещение для караульных. Здесь стоял стол, две лавки для сидения и еще одна большая, для того, чтобы спать. Были и стойки для оружия, а освещалось помещение несколькими свечами, расставленными в установленные на стенах крючки. Да, было темно, но самое главное разглядеть я все равно оказался способен.