Мы так и стояли несколько долгих секунд друг напротив друга. Наконец, человек в дверях отмер и спросил:
— Фёдор Сатанаев?
— Да.
— Пройдёмте со мной.
— А, собственно, в чём дело?
— Ни в чём. Просто вы должны дать показания относительно инцидента, который произошёл при посадке между вами и пассажиром второго класса, Викентием Федотовичем Бобриковым.
Повернувшись, я посмотрел на Яромиру и пожал плечами.
— Дорогая, я схожу… Расскажу, как этот гад попытался ущипнуть тебя за жопу, и получил за это, — я подмигнул девушке. Та немного покраснела, но послушно кивнула, очень хотелось верить — поняла намёк. Легенду мы обсудить не успели, хотя следовало — иначе получалось не очень красиво, будто мы начали первыми, ведь слова Бобрикова к делу не пришьёшь.
Само собой, записи с камер не могли ни подтвердить наши слова, ни опровергнуть. Это я знал наверняка, потому что хоть не замораживал картинку, по понятным причинам, но за обстановкой следил внимательно. И когда произошёл этот дурацкий конфликт, его жаждущая любовных приключений первопричина очень удачно заслоняла своей спиной Яромиру.
По коридорам лайнера мы прошил с «офицером» до каюты почти в самом носу, довольно близко от рубки и прочих узлов управления, где поднялись на верхнюю палубу. Мой провожатый остановился у дверей, створки которых с лёгким шипением разъехались, и изобразил приглашающий жест, приглашая зайти.
Колыхнулось крайне неприятное предчувствие. Внутри я мог видеть только стоящий прямо напротив входа стол, остальная часть помещения была недоступна для просмотра — камеры там отсутствовали, или были специально отключены.
Это был риск.
Если нас раскрыли, то если шагну внутрь — меня тотчас нейтрализуют, или сразу уничтожат. Способы сделать это есть всегда.
С трудом подавил желание активировать Когти Гнева и на всякий случай прикончить «офицера», а потом ворваться внутрь и добить остальных.
Это всё ещё могло быть тем, что и декларировалось — обычным расспросом, или допросом, смотря кем нас видят. А спрятаться на лайнере, или уйти с него, всё же не так просто.
Уповая на свою реакцию, я шагнул внутрь, незаметно огляделся и незаметно же выдохнул. Пронесло — в «мёртвой зоне» внутри никого не оказалось.
«Офицер», будто бы не заметив моих колебаний, зашёл следом. Пройдя к столу, обошёл его кругом и устроился в кресле с другой стороны. Мне сесть не предложил. Судя по звуку, створки за спиной снова сошлись, и мы остались вдвоём.
Впору испугаться, но я был уверен, что с замком, случись что, справлюсь. Как и с этим человеком напротив.
— Ну-с, что… Фёдор Сатанаев. Жду ваших показаний относительно инцидента. И будьте добры, снимите очки. Вы будете говорить под запись, и надо, чтобы камера вас видела.
Он многозначительно кивнул себе за спину. Необходимого для снятия голографических, да и обычных изображений оборудования я не видел и не «чувствовал». И это могло значить либо то, что «офицер» блефует, либо то, что степень защиты у аппаратуры достаточно высока.
Идея снять очки мне очень, просто категорически не нравилась. В них ещё была крошечная вероятность, что меня не узнают, без них же даже и её не было. О чём я тут же и сообщил:
— Прошу извинить, но без очков я чувствую себя физически не комфортно. Давно уже только в них везде, только перед сном снимаю. Так что, простите, но можно я не буду их сейчас снимать?
«Офицер» уставился на меня с таким видом, будто увидел перед собой явление чёрной дыры. Видимо, не привык, что ему перечат.
Наконец, он всё-таки справился с собой, и злобно выдавил:
— Нет. Нельзя.
— А я всё же не буду…
Взглядом «офицера», наверное, можно было прожечь наружную обшивку межзвёздного челнока. Но он внезапно успокоился — зато напрячься пришлось мне.
Всё это время я не переставал контролировать камеры, следящие за нашей каютой. И они внезапно высветили, что к нашей каюте опять кто-то подходит. Человек в совершенно такой же форме, как и сидящий передо мной. Он заглянул внутрь, судя по всему, о чём-то переговорил с Яромирой — слышать этого я без доступа к микрофонам не мог, только видел жестикуляцию и читал язык тела.
Наконец, второй «офицер» вышел в коридор, а девушка понуро поплелась следом. Они направились в нашу сторону, и я чуть-чуть успокоился — судя по всему, Яру решили тоже допросить, и сделать это отдельно, чтобы потом сравнить наши показания. Совершенно адекватная стратегия, сам бы так и делал. Главное, чтобы подо всем этим не скрывалась попытка разделить нас и аккуратно скрутить или ликвидировать поодиночке.
Внезапно я понял, что в очередной раз не ответил ничего «офицеру», который уже несколько раз подряд что-то переспрашивает и, кажется, совсем начал терять терпение.
— А? Простите, задумался.
— Сатанаев… Фёдор! Вы специально пытаетесь вывести меня из себя?!
— Отнюдь нет. Говорю же — задумался…
Дальнейший разговор происходил очень тяжко и на повышенных тонах. Своё право не снимать очки я отстаивал несмотря ни на что, тем самым окончательно выведя «офицера» из себя. Полномочия оказывать какое-то реальное давление на меня у него, судя по всему, отсутствовали, и силу он применять не мог. Это было хорошо. Плохо было то, что моё лицо система могла распознать даже под очками, а установить контроль над камерой, если она была на самом деле, никак не получалось. Я её даже не чувствовал.
Допрос, как на зло, длился мучительно долго. Я отвечал всё больше невпопад, думая скорее, что делать дальше. Ведь у безопасника наверняка было оборудование, способное распознать мою голограмму. Вопрос был только в том, задействовал он его, или нет.
Когда «офицер» меня наконец отпустил и проводил до выхода из служебной зоны, я прошёлся чуть в сторону. Якобы просто прогуливался, а на самом деле — хотел дождаться, когда отпустят Яромиру, которую допрашивали в соседней каюте.
Второй «офицер» вывел раскрасневшуюся и перевозбуждённую девушку вскоре после меня. Увидев меня, она тут же взорвалась:
— Представляешь, да? Этот тип сказал, что мы сами виноваты! Мол, без разницы, как там было всё на самом деле! В конфликте между пассажирами второго класса и пассажирами третьего, решение выносится в пользу первых! Всегда! Ты представляешь, да?..
Я кивнул вперёд, предлагая уйти подальше от того места, где нас допрашивали. Яра кивнула, и, пристроившись сбоку от меня, сказала уже гораздо тише:
— За-а-ар… Если бы раньше такой вот Бобриков хотя бы глянул на меня косо, у него были бы проблемы. Он просто пыль под ногами. Ничто! А сейчас… У меня в голове не укладывается.
— Яра.
— Да?..
— Там могли быть камеры. И оборудование, способное распознать наложенные голограммы. Нас либо уже раскрыли, либо это случится в ближайшее время.
— Кровавые!..
— Это проблема, ты права. Не думаю, что нас будут брать прямо сейчас, скорее — когда пришвартуемся… Но надо быть готовыми, на всякий случай, ко всему.
— Зар! Что же делать?..
— Не переживай. Кажется, один вариант у меня есть… Пошли, тут направо.
Мы свернули под надпись «Только для персонала», где я взломал простенький замок на одной из дверей, после чего мы проникли на аварийную лестницу и по ней спустились на палубу ниже. Я дождался, пока снаружи никого не будет, после чего выскользнул сам и вытащил за собой свою спутницу и, стараясь двигаться как можно быстрее, отвёл её к нужному нам помещению — к счастью, не запертому.
— Что это? — с удивлением спросила Яромира, когда мы оказались внутри.
— Прачечная. Одежда сложена вон там. Быстро выбирай себе что-нибудь по размеру, и валим.
— Оно хоть после стирки?
— Да, да! Давай скорее…
Вскоре мы вновь вышли в коридор, держа в руках по туго скрученному валику, у меня — с белой рубахой, синим кителем и брюками, у Яромиры — с блузкой, кофточкой и юбкой таких же цветов. Возвращались не тем же путём — я рискнул проложить маршрут до служебного лифта, находящегося ближе к нашей каюте. Правда, по дороге пришлось пару раз прятаться или обходить встреченных по пути служащих, чтобы избежать ненужных вопросов.
Когда мы наконец выбрались на палубу для пассажиров третьего класса, у меня вся спина была мокрая — и не от того, что мы шли быстро. Яромира тоже была всё это время напряжена, но как только мы оказались в относительно безопасности, «выдохнула» — расправила плечи, а из её походка стала заметно более лёгкой.
До нашей каюты оставалось пройти совсем немного… Но я, вместо того, чтобы направиться прямиком туда, свернул в сторону. Яра места узнала и посмотрела на меня с некоторым удивлением.
Объяснять ничего не понадобилось — через пару поворотов мы наткнулись на уже знакомого нам господина Бобрикова, который мило ворковал с нашей соседкой по каюте Олей.
С ходу «случайно» врезавшись в него со спины плечом, я заставил гада растянуться на полу.
— Ой, простите-извините, я случайно… А, постой-ка! Это не ты ли тот мерзкий слизняк, который лез к моей жене?
— Что? Кто? Я позову охрану!
— Зови, слизняк. А пока объясни-ка нам, что ты тут делаешь? Моей жены тебе мало? Решил одинокую девочку к себе в постель затащить?
— Что вы говорите! Я не…
— А может, мне надо ещё разок тебя случайно толкнуть? И пару раз споткнуться об тебя, а? Скажу потом, что случайно ударился ногой об твою тупую башку! Несколько раз!
Бобриков что-то захныкал в ответ, но внезапно в наш конфликт вмешалась третья сила. Причём та, от которой я совершенно не ждал.
— А ну-ка отвалите от него!
— Чего?
Я с удивлением прошёлся взглядом вверх-вниз по девочке Оле, которая с самым решительным видом встала прямо передо мной, оттеснив от стоящего на четвереньках Федота Викентьевича.
— Говорю, оставьте его в покое! Не смейте его тргать!
— Правда?
— Да! Вы не смеете обижать этого господина! Если продолжите, я буду кричать и звать на помощь! И вообще — вы пожалеете! Я… Я…
— Пойдём, дорогой, — Яромира аккуратно тронула меня за локоть. — Видишь, Оле наша помощь не нужна. Большая девочка, справится сама.