— Вот твоя похлёбка, — сообщил мне разносчик.
— Ага, спасибо, — кивнул я ему и протянул монету. — Ещё два кувшина такого же вина, будь добр. Сдачу себе оставь.
Разносчик кивнул и удалился.
— Так-с, посмотрим, что тут у нас… — взялся я за деревянную ложку.
Тут в трактир вошли ребята Панфилия, с ним самим во главе. После тяжёлого рабочего дня грех не выпить, да? Салютую им кружкой.
Ем молча, отметив про себя, что трактирщик не соврал, есть тут мясо, правда, сильно разваренное.
— Будь здоров, — подошёл ко мне усатый перс в кольчуге.
Поздновато он это мне пожелал…
— И тебе не хворать, коль не шутишь, — ответил я. — С чем пожаловал?
— Ты чего один пьёшь? — спросил перс.
— Вина в этом мире мало, на всех не хватит, — пожал я плечами. — Вот и приходится одному…
— Ха-ха, а ты шутник! — хохотнул перс. — Зови меня Сардой.
— А ты меня, раз мне придётся тебя звать, Алексеем, — представился я в ответ. — Так с чем пожаловал?
— Ты, на вид, крепкий малый, — похвалил меня Сарда. — Не хочешь побороться на руках?
— За просто так? — спросил я скептическим тоном.
— Не за просто так, разумеется! — усмехнулся Сарда. — Сколько готов поставить?
— А давай-ка поставим, скажем, силикву, — предложил я.
Оказывается, надо было просто посидеть в трактире, попить вина, а денежки, они сами подойдут и сами себя предложат.
— У тебя есть столько? — с подозрением поинтересовался Сарда.
— У меня-то есть, — положил я на стол монету. — А у тебя есть?
— И у меня есть, — вытащил Сарда монету. — Ну что, готов побороться?
— А давай, — согласился я.
— Рустем! — позвал перс.
Из-за стола, где заседали его друзья, встал здоровенный детина, с лапищами как у гориллы. А-а-а, так это был такой развод!
По их сценарию я уже подписался на борьбу, но никто не говорил, что я буду бороться с Сардой. Ловко они это придумали, я даже вначале не понял.
— Ох, дураки… — неодобрительно произнёс Панфилий, сидящий через столик.
Амбалы не заказывали вино, но ели мясную похлёбку. Прямо неожиданно. Это у них такой вечерний досуг — поесть в общепите? Как на Земле после работы сходить в «МакДак»?
— Если я ему руку случайно сломаю, никто же не будет в обиде? — уточнил я.
— Хах, хотел бы я на это посмотреть! — усмехнулся Сарда. — Ну что, готов?
Я отодвинул похлёбку на другой край стола, а затем залпом добил содержимое кружки.
— Вот теперь готов.
Хватаю персидского гиганта за его лапищу и смотрю ему прямо в глаза. Рустем самоуверен, даже не сомневается, что уже заработал лёгкие деньги. Ну-ну.
— Начали! — скомандовал Сарда.
Здоровяк попытался взять нахрапом, приложив всю наличную дурь, но я ждал от него чего-то в этом духе, поэтому был готов.
Жилы на шее Рустема напряглись, физиономия покраснела, он весь собрался такой, сгруппировался, лишь бы не позволить мне победить.
Я тоже напрягся, потому что он был действительно силён… но недостаточно силён. Мощный рывок — рука здоровяка Рустема легла на стол.
— Силиква, — протянул я руку к Сарде.
— Э, это нечестно… — начал тот возмущаться.
— Мы можем проверить честность борьбы на улице или прямо здесь, — вздохнул я. — Но тогда я заберу твою кольчугу, в качестве возмещения за нанесённое мне оскорбление. Так честно или не честно?
Сарда посмотрел на Рустема, поражённо смотрящего на свою руку, затем бросил взгляд на своих соратников, изумлённо глядящих на происходящее, после чего вздохнул и передал мне монету.
— Если захочешь попытать удачу ещё разок, то я ставлю две силиквы, — усмехнулся я, пряча монету в карман.
Персы вернулись за свой стол, а я продолжил есть.
Внимание общественности к собственной персоне я, определённо, привлёк. Значит, надо посмотреть на людей и определить среди них тех, кто готов предложить мне работу.
— Будь здоров, — вновь отвлекли меня.
— И ты живи долго, — повернул я голову. — С кем имею честь?
Это был русоволосый мужик лет тридцати, славянской внешности, ну, может, германской или какой-то ещё — в антропологии разбираюсь очень посредственно. Одет как типичный житель этого мира, в серую льняную тунику, такого же материала штаны, а обут в кожаные сапоги. На голове шапка, какие, обычно, надевают под шлем. Из вояк, определённо.
— Никита, — представился незнакомец. — Алексей, да? Вижу, ты крепкий малый. Наверное, мечом махать умеешь?
— Умею, — ответил я. — Но ради чего попало мечом махать не буду. Есть какое-то денежное дело?
— Мы с моими друзьями подрядились одну пещеру разведать и очистить от нежити, — сообщил мне Никита. — Нам бы не помешал ещё один вой. Три силиквы дадим и оружие на время похода.
— Пять силикв, — сделал я контрпредложение. — И три вещи с трофеев, на выбор.
— Э, не, — замотал головой Никита. — Пять силикв, так и быть, но трофеи не тронь.
— Идёт, — вздохнул я. — Когда выходим?
— Завтра, на рассвете, — ответил Никита. — Собираемся здесь.
— Ждите меня тут с первым лучом солнца, — высокопарно произнёс я.
Глава девятаяШтольни ужаса
— Доброго утречка! — приветствовал я группу воинов, собравшихся у трактира.
— И тебе того же, — кивнул мне Белян. — Знакомься, это Неждан, Ярополк, Альбо, Светозар, Гундивальд, Мстислав и Шамхал.
Неждан и Ярополк — это ожидаемо, как и Белян, явные славяне, но Альбо, Гундивальд и Шамхал — это настоящий интернационал. Если Альбо и Гундивальд, скорее всего, готы или откуда-то из тех краёв, то вот Шамхал выглядит как азиат, а одет как монгольский воин-поработитель, который ждёт не дождётся возможности установить своё иго.
— Из чьих будешь, Шамхал? — поинтересовался я.
— Он не говорит ни на латыни, ни на греческом, — ответил за него Белян. — А так он из кипчаков.
— Половец, что ли? — нахмурил я брови. — А печенегов там рядом не проживало?
— Что за половцы? — недоуменно переспросил Белян.
— А, забудь, — махнул я рукой.
Я о половцах и печенегах знаю только то, что они, когда-то там, были, но потом появились монголы и сломали им весь кейф, ну и нам заодно, чтобы печенегам с половцами не было так обидно.
Белян, всерьёз озаботившийся вопросом, начал говорить с Шамхалом на своём языке. Вот вроде звуки понятные, вроде даже какие-то отдалённо знакомые слова звучат, а всё равно слышишь какую-то хуйню. Не наши здесь русы, как ни крути.
Я ведь, ещё во время пребывания в Адрианополе, размышлял об этом.
Выходит, монголо-татарского ига у них не было, потому что магия проникла в мир и законсервировала его надёжнее формальдегида.
Вот что будет с Россией, где не случилось монголо-татарского ига?
Никакого насильственного объединения охуевших в кровавой междоусобной резне княжеств не будет, каждый сам себе хозяин, сам по себе правит — это только раз. Время идёт, а простолюдины, которые нихрена не бессмертные, начинают формировать новые, устойчивые этносы. В итоге вместо единой державы, сбросившей в итоге иго, получается дохрена ненавидящих и подозревающих друг друга во всех смертных грехах княжеств, со своей культурой, самобытных, нихрена не русских в том понимании, которое в это вкладываем мы.
И главная фишка монголов — это их практически полная неспособность к ассимиляции земледельческих народов. Деньги собирают, администрация какая-то есть, но никакой тебе монголо-татарской колонизации, инициированного государством изменения языка, культуры и прочих атрибутов ассимиляции.
А вот возьми тех же немцев, которые теоретически способны были приползти на Русь, с целью насильственного отъёма земли. Хорошо ли они ассимилируют покорённые народы? Да просто охренительно хорошо!
Правда, в том мире ситуация несколько иная. Там Византия душит, поэтому ни о каких по-настоящему могущественных государственных формированиях на территории Западной Европы речи даже не заводится. А ещё есть общеизвестная связь базилевса Юстиниана I со славянскими князьями, которым он просто не позволяет стать «too big to fail». И остальные приграничные племена тоже регулируются главным кукловодом из Большого императорского дворца, чтобы не слабели сверх меры, но и не становились слишком сильными.
Так и живут в этой бочке с формалином, естественно регулируя численность населения в частых войнах, где ни одна сторона, из-за обилия магов, не способна взять решительный верх.
Как такое возможно? Я общался с Комниным, он объяснял: на своей земле маги уже давно выставили собственные алтари и тотемы, усиливающие их потенциал до невероятных уровней, но стоит им войти слишком глубоко на вражескую территорию, как они превращаются в слабых сученек, которых обязательно убьют. Продавить силу вражеских алтарей и тотемов можно, но только на пограничных территориях, где их мощь не так велика. Вот и отжимают друг у друга клочки территорий раз в двадцать-тридцать лет…
Это сраный, но свойственный природе гомеостаз. Убери у всех сторон возможность создания серьёзного перевеса, убери у них нестабильность при смене власти — вот тебе вечный и почти нерушимый статус-кво.
— Долго ещё будете болтать? — спросил я у Беляна.
— Шамхал говорит, что печенеги — это племя, живущее по соседству с его родичами, — сообщил мне он. — Но откуда ты о них знаешь?
— Много хожу, много вижу, — пожал я плечами. — Ну что, идём?
— Идём, — кивнул Белян. — Ах да, мы тут тебе копьё принесли и щит. Альбо, дай ему их.
— Откуда сам будешь? — спросил Белян, идущий рядом со мной.
Топаем уже восьмой час, будет ночной привал, потому что до заката точно не успеем.
— С востока пришёл, — ответил я ему. — А вы все откуда тут взялись?
— Неждан и Ярополк — из моей деревни, — произнёс Белян. — Мы в этот мир втроём пришли. Альбо и Гундивальд — из ругов, но они тут с самого рождения. Встретились в Фивах, где выпили медовухи и объединились в один отряд. А Шамхала мы нашли уже здесь, в Сузах — соратники оставили его, раненого и беспамятного, но не сказали никому, куда пошли. Думали, видать, что от лихоманки помрёт, но Шамхал выжил и окреп, а где соратники — Перун его знает… Вот и остался он один, а тут мы в город пришли. Слово за слово и с той поры он у нас в отряде.