Беру случайный готовый мушкет со стойки и иду к испытательному стенду, расположенному на заднем дворе. Беру из пинала на столе перед мишенью готовый патрон и рассматриваю его.
Патроны у нас бумажные, несущие сразу заряд пороха и пулю. Бумага папиросная — было жаль её расходовать на всякую ерунду, но только она даёт минимум нагара. Учитывая, что чёрный порох и так засирает ствол как очень грязная свинья, усугублять это ещё и остатками бумаги мне очень не хотелось.
Затвор у мушкета клиновый, то есть надо нажать на него, чтобы задвижка утонула в специальном пазу, открыв доступ к стволу. Отжимаю пальцем задвижку, вставляю патрон, после чего отрываю ему жопу, а уже после этого нажимаю на задвижку снизу.
Читал в архивах Горенко, что на Земле клиновый затвор исполняли с рукоятью, как на винтовке Шарпса, но это пришлось бы добавлять дополнительную деталь, поэтому я решил, что мои воины будут активно работать пальчиками.
Вставляю капсюль в отверстие на затворе, после чего взвожу курок.
— О, да, детка! — вскинул я мушкет.
Беру прицел на мишень в пятидесяти метрах и нажимаю спуск.
Ударник врезается в капсюль, раздаётся короткое шипение, после чего мушкет гремит выстрелом и лягает меня в плечо.
Дыма дохрена, как и всегда, когда стреляешь из оружия на чёрном порохе. Но когда дым опустился, я увидел, что попал в мишень, правда, в поле с цифрой шесть, что хреново для нарезного, но неплохо для гладкоствольного.
Возвращаюсь в сборочный цех и ставлю мушкет на стойку.
— Продолжайте работу, — сказал я мастерам и продолжил обход своих промышленных мощностей.
Следующим пунктом была химическая фабрика, эдакий краеугольный камень моего военного могущества.
Здесь производят хлор и бертолетову соль. Причём производят в промышленных масштабах. Тут трудятся две сотни немёртвых сотрудников, но все они нихрена особо не умеют, а просто следуют чётким инструкциям, полноценно описывающим определённые элементы техпроцессов.
Здание мы поставили новое, на месте футбольного поля, подальше от важных сооружений и с высокой бетонной стеной вокруг — если херакнет, то пожар не распространится на соседние здания. Сотрудники не покидают фабрику вообще никогда, а передача готовой продукции осуществляется через охраняемые ворота. Сомневаюсь, что кто-то сможет спереть и воссоздать технологию изготовления бертолетовой соли, но Смерть благоволит предусмотрительным.
Бертолетову соль мы смешиваем с серой и растёртым стеклом, после чего помещаем в медные капсюли. Производство капсюлей происходит на территории химической фабрики, суточная выработка — три тысячи капсюлей. Мало, преступно мало, но это только пока.
Конечно, капсюли на бертолетовой соли неидеальны, потому что осечки случаются где-то раз в сто выстрелов, но гремучую ртуть я в адекватные сроки не получу. Да и нормальная это статистика. Осечка раз в сто выстрелов — это вообще херня, если подумать. Ударно-кремнёвый замок даёт в пятнадцать раз больше осечек и это вообще никак не удерживало военных прошлого от его использования. А тут ещё и скорострельность, отсутствие вспышки пороха и вообще, как-то сразу чувствуется, что это совершенно другой уровень — огнестрел времён XIX века…
— Здорово, конечно, что мне удалось решить проблему с капсюлями так просто… — изрёк я, глядя через стекло за работой немёртвых «химиков».
А там, в стеклянной ванне, размешивали каустический поташ в рассоле. Идёт электролиз, из ванны исходит желтоватый дым, как в фильмах о Первой мировой. А-а-а, хлор же использовали как химическое оружие!
Для нас варианта с химическим оружием нет, потому что способ получения хлора у нас какой угодно, но не промышленный, поэтому применение его в бою будет сравнимо с золотыми ядрами для пушек — это будет эффективно, но слишком лухури для бедного лича.
— Повелитель, — подошёл ко мне заведующий фабрикой, грек Штраус Зельник.
Раньше он был приказчиком у весомого купца Аркадия, что жил в Адрианополе — я этого купца даже знал и даже толкал ему сахарок. Купец не пережил злосчастную «волчью ночь», как прозвали первое в истории этих окрестностей применение биологического оружия, читай, оборотней, а приказчик его пережил. Я даже смутно припоминаю это лицо, которое было среди выживших. Потом Зельник жил на Стоянке, работал в сельском хозяйстве, узнавал новое, а затем пришли персы и поработили его. И вот, как-то так получилось, что его выставили на продажу и один хитрожопый персидский купец оплатил им десять банок консервированных ананасов.
— Здоровья усопшим, — повернулся я к нему. — Я тут просто пришёл, посмотреть, как у вас работа идёт.
— Замечательно, повелитель, — ответил Зельник. — Производство бертолетовой соли уже перекрывает запросы других фабрик и мы начали делать запас.
— Знаю, — кивнул я. — Вижу, что тут всё в порядке. Успехов.
В целом, я доволен тем, как у нас идут дела.
Мой имиджмейкер Лужко начал работу по разработанному нами плану, с купцами расходятся вести об уникальных условиях, предлагаемых добрым дядюшкой личем, а в дополнение, к границам расходятся специальные отряды, предназначенные для охранения караванов будущих поселенцев — потребность возникла быстро, потому что моя репутация, не словами, но делом, постепенно улучшается. Я уже не такое однозначное зло, раз у меня спокойно живут уже четыре с лишним сотни селян.
Мои ребята даже доносили до меня слухи, якобы то, что я лич — это напраслина от злопыхателей, а на деле я просто некромант и, в целом, адекватный человек. Раз некромант адекватный, то с ним, получается, можно и дела иметь, он же не лич. Забавно, конечно…
Наверное, влияет то, что уже прошло много дней без инцидентов, когда у меня срывает крышечку и я начинаю мочить всех, кого встречу. Люди быстро забывают такое, когда им выгодно.
Выхожу из химической фабрики и иду в казармы.
Надо бы озаботиться заселением пустующих квартир. Часть, конечно, занимают мои немёртвые ребята, но большую часть дня они на работе, поэтому город выглядит пустовато. А для полного соответствия процветающему городу нужна жизнь на улицах. А то зайдёшь на рынок — пара десятков купцов, прибывших из далёких стран, немёртвые лоточники толкают казённые товары и всё.
В кафе должны сидеть живые люди, по парку гулять, не знаю, болтать, веселиться…
Закуриваю и иду по пустой улице, старательно подметаемой нарядом немёртвых.
— Леви, где ты там⁈ — вошёл я в казарму и поднялся на третий этаж.
На третьем этаже расположен штаб — на Стоянке было точно так же, это мы не стали менять, а на четвёртом арсенал — это мы поменяли, выделив под арсенал отдельное бетонное здание.
— Я здесь, повелитель, — вышел немёртвый из своего кабинета.
Он у нас теперь генерал, как и все лидеры отрядов.
Скоро у меня появится свой «Нинтендо» и своя «Тейк Ту», два отряда с узкими специализациями: «Нинтендо» будет заточена под сапёрно-штурмовые задачи, поэтому надо будет набирать туда только самых рослых и сильных кандидатов, а «Тейк Ту» я собираюсь сделать артиллеристами.
Артиллерией надо заняться обстоятельно, но только при условии, что научимся правильно опрессовывать сталью тонкие нарезные стволы.
Технология мне известна, но у мастеров всё никак не получается. Эта технология изготовления родом из архивов Горенко, которая очень подробно описала процесс изготовления полевой пушки Армстронга, первого в мире нарезного и казнозарядного орудия. И подробные картинки в «сохранённом» мною материале есть, и метрики, и даже способы опрессовки, но либо составитель накосячил, либо у нас руки из жопы.
Но это мы ещё за изготовление казёнников не брались. Там я решил использовать клиновый затвор, как и на мушкетах, но кратно увеличенный в размерах. Решение простое, но что-то подсказывает мне, что каждый казённик изготавливать буду лично, потому что нет у меня мастеров со столь же высоким «Ремеслом».
Нужны только стальные стволы с нарезами, потому что в артиллерии я задумал применять хлоратный порох, изготавливаемый из бертолетовой соли, для чего и запланировал создание запасов бертолетки. Ни разу не безопасная хуйня, склонная к самоподрыву, но зато почти в два раза мощнее чёрного пороха, что позволит эффективнее долбить вражеские стены и вообще, станет перспективным применение артиллерийских бомб на основе этого пороха.
Бомбы на чёрном порохе показали себя как какашки, потому что взрывной мощи не хватает, чтобы нормально раскидать бронзовые осколки. Да, бронза — это хреновый вариант, если хочешь делать нечто, что должно разрываться на осколки, но мы решили эту проблему добавлением избыточного количества олова — при содержании в сплаве олова около 30%, отлитый шар разбивается в мелкие щепы даже от слабого удара молоточком. Осколки разлетаются, но чёрный порох не может придать им ультимативной убойной мощи, как это легко сделал бы тротил или гексоген. Но чего нет, того нет, поэтому надеюсь на то, что хлоратный порох встанет за кафедру и скажет своё веское слово.
— Настало ли время для приключений? — спросил я у Леви.
— Почти, повелитель, — ответил тот. — Разведчики ещё не доложили о готовности.
— Сообщи мне сразу же, как всё будет готово, — сказал я. — Я буду в своей технической лаборатории, решать проблемы, которые не могут решить мои слабоумные ремесленники.
Надо лично ручками пощупать концепцию пушки Армстронга и разобраться, почему именно у моих ребят ничего не получается…
/16 февраля 2028 года, сатрапия Сузиана, г. Душанбе/
М-да.
Двое суток потратил на эту работу и результат — пшик.
Этого времени мне хватило, чтобы понять ошибочность материалов, переданных Горенко. Опрессовка относительно тонкой стальной трубы, на которой, как делать нехрен, вырезаны нарезы, ничего не давала, потому что эти хреновины исправно разрывались от хлоратного пороха, хоть и годились к применению с порохом чёрным. Но чёрный порох меня не устраивает, потому что я замешал хлоратный порох с небольшим количеством парафина и это дерьмо перестало произвольно детонировать. Нет, на самом деле, подбор пропорций пороха и парафина отнял у меня двенадцать с лишним часов, потому что, при избыточном содержании парафин, это дерьмо вообще переставало взрываться, а при недостаточном вновь начинало взрываться самостоятельно. В итоге, я добавил серу и выработал оптимальный состав хлоратного пороха, отлично детонирующего даже от мушкетных капсюлей.