охуй.
Небось, разобрали на Земле какую-нибудь бразильскую латифундию, безнадёжно разрушив историческое наследие.
— Да уж, — произнёс я, оглядев окружающие здания. — Средневековье-с. Кейт, фотографируй.
Немёртвая телохранительница вытащила из футляра профессиональный фотоаппарат. Фирма «Томос» — это высококачественная японь. Потом покажем кадры на национальном телевидении, чтобы граждане вспомнили, как плохо живут люди в окружающих странах.
Гуляю по Таерану, рассматриваю горожан, которых больше напрягала здоровенная Кейт в тяжёлой броне, нежели скелет в странном костюме.
В целом, обстановка у них спокойная, временная потеря императрицы уже принята и все занимаются своими повседневными делами.
Из пятиэтажного здания, сильно выбивающегося из общей композиции, начала выходить колонна солдат Праведной Армии. Императорский дворец и казармы уже заняты, но теперь пора брать стены и разворачивать укрепления.
Артиллерийские позиции, бункеры, капониры, зенитные установки, подземные казармы — всё в лучших традициях современной фортификации.
Мои ребята в генштабе подумали и решили, что у Протектората теперь есть не так уж и много вариантов. Их три:
Первый. Они могут бездумно послать ещё пару десятков тысяч минотавров, чтобы убедиться, что разгром был закономерен. Маловероятно, но не невероятно — мы не знаем, кто и чем там у них думает.
Второй. Они могут высадить войска на территории нейтральной нам страны, по-быстрому захватить её и использовать как плацдарм для наступления.
Третий. Высадить войска в десятках или даже сотнях локаций, чтобы создать ещё больше плацдармов.
Уже прошло прилично времени после первого вторжения, но я думаю, что теперь враг будет гораздо осторожнее и тщательнее готовиться к тому, что его ждёт. Особенно важно, что с поля боя было спизжено несколько автоматов и тел ауксилариев. Трупы у нас, вообще-то, под строгим учётом, поэтому в возможность существования без вести пропавших я не верю. Следственные группы искали этих ребят с изъятием грунта на месте действия, но не нашли ничего. Семь без вести пропавших — это семь украденных тел.
Возможно, самые оперативные минотавры сумели выхватить эти тела, вместе с оружием и экипировкой, после чего смыться в порталы, чтобы донести до своих господ ценнейшие сведения.
Главное — они не могли спереть танки и БМП, поэтому природа бронетехники останется для них загадочной. Хотя нет, не останется.
Возможно, кого-то из убитых ауксилариев поднимут, после чего постараются разузнать вообще всё. Допускаю, что это уже проделано и теперь Протекторат имеет сведения об устройстве моего живого войска, а также о его возможностях.
Тогда промедление с повторным вторжением объяснимо. Имей я в распоряжении только продвинутую магию, которая, обычно, пасует перед фугасным снарядом, выпущенным из танковой пушки с дистанции в полтора километра, я бы очень крепко задумался о том, стоит ли вообще лезть…
Но не полезть они не могут, соблазн слишком велик, просто, теперь они потратят гораздо больше времени на подготовку.
По поводу возможности реверс-инжиниринга АК-12 — я не верю в это. Точную копию автомата они воссоздать не смогут, а если и смогут, то не смогут быстро запустить его в серию. Ну и патроны — это отдельная песня.
Больше веры у меня в то, что они поймут принципы устройства унитарного патрона, а также узнают систему отвода пороховых газов.
Уже на основе этих знаний можно соорудить что-то примитивное и тупое. Или ненадёжное и тупое. В обоих случаях это будет непригодно для вооружения массовой армии.
— Держи монету, — кинул я душендор в бронзовую миску нищего, одетого в лохмотья.
— Господин… — увидел бродяга стальную монету. — Вечной нежизни тебе…
— Она и так у меня есть, — сказал я на это. — Используй это как средство для исправления жизни.
Вряд ли, конечно, использует.
— Но лучше развлекись на эти деньги в борделе и наешься в хорошей таверне, после чего иди в вербовочный пункт, — сказал я этому бродяге. — Живая ауксилия Праведной Республики нуждается в новобранцах. Гарантируется исправление телесных изъянов, обильная кормёжка, а также щедрое жалование, с возможностью увеличения. Но главное — ауксилия даст тебе смысл жизни. И гордость служить великой цели — защите человечества и демократии!
— А куда идти? — после недолгой паузы, спросил нищий.
— Подойди к любому солдату Праведной Армии — он укажет тебе верный путь, — ответил я и пошёл дальше.
Какая разница, что за социальный класс у новобранца? Никакой разницы. Хоть нищий, хоть калека…
Блядь! Я гений!
— Эй, погоди! — обернулся я к нищему, спешно собирающему с утоптанной серой земли свои нехитрые вещи. — Где здесь дом призрения? Здесь есть такие?
— На Храмовой площади такой стоит, — ответил нищий. — Но там только калеки и дряхлые старики — воинов ты там не найдёшь.
Достаю из кармана телефон и звоню Кумбасару.
— Ты знаешь, где в Таеране дом призрения, что на Храмовой площади? — спросил я.
— Сейчас отправлю карту с меткой, повелитель, — ответил Кумбасар. — Минута.
Спутниковая карта мира уже есть, Захар составил её для собственных нужд, но включил в местный планетарный интернет.
— Поручи кому-нибудь из своих, чтобы сделали интерактивную карту Таерана и остальных городов империи, — приказал я Кумбасару.
— Метка есть, отправляю карту, — ответил тот. — И да, повелитель, я поручу это задание кому-нибудь.
Прерываю вызов и открываю сообщения. Карта есть.
М-хм… Я где-то на этой улице, в южной части города, а вот метка стоит в северо-западной. Ну и видно, что там площадь, поэтому не пропущу.
Надо тут сделать аналог приложения «4Give», чтобы удобно было искать нужные места.
— А-а-а, вот оно, — произнёс я, увидев нужное здание. — Дамы, заходим. Кейт — готовь фотоаппарат.
— Сюда нельзя, — преградил нам путь какой-то мужик с дубинкой на поясе.
— Кейт, — сказал я.
Немёртвая телохранительница взяла этого типа за голову и откинула в сторону, чтобы не мешал. Я зашёл в богадельню.
Внутри было, как я и ожидал, уныло. Аура смертельной безнадёжности начала пронизывать мои мёртвые кости — здесь тоже какой-то другой некроэнергетический фон. Нигде в моей республике не найти столь же злоебучего места — даже у меня в подвале атмосфера более дружеская и располагающая.
— Кто здесь главный⁈ — громко спросил я, врываясь в палату. — Кейт — снимай! Грейс — записывай!
На покрытых соломой досках лежали калеки и старики, тощие, измождённые и безнадёжные. Недоедание, почти полное отсутствие гигиены — да тут концлагерь, а не богадельня.
— Что вы здесь делаете⁈ По какому праву⁈ — вбежала в палату женщина лет сорока, одетая в льняной халат.
— Ты кто? — повернулся я к ней.
— Я младшая монахиня этого дома призрения, Сольвейг Финндоттер, — представилась она. — А ты должен немед…
— Праведный президент Душной, — перебил я её. — Я большой друг правительства этого города и я объявляю о переходе всех призираемых под мою юрисдикцию! Прочь с дороги!
Следующая палата открыла схожую картину.
— Вы что, решили их вообще не кормить? — спросил я. — Это же бардак! Развели тут концлагерь, бляди алчные! Ну-ну, я с вами ещё разберусь!
— Смилуйся, повелитель! — упала на колени Сольвейг. — У нас нет денег! Мы делаем, что можем!
— Можете вы мало! — развернулся я к ней. — Дальше действовать будем мы!
Достаю телефон.
— Аллё, Кумбасар! — выкрикнул я. — Доставьте в Таеран один автодок из новой партии. И медицинских специалистов с охранением в эту сраную богадельню!
— Понял, повелитель, — ответил Карим Кумбасар. — Сделаем.
— Развели бардак, блядь! Хаос! Ужас, нахуй! Даже мне, личу… — вновь перевёл я взгляд на монахиню. — Личу, блядь! Даже мне некомфортно тут находиться! А тут люди, вообще-то!
На самом деле, мне похуй, но это надо на камеру. Пиар же, ну…
— Всё, Грейс, вырубай камеру, — приказал я телохранительнице. — Передашь запись Лужко, чтобы обработал и смонтировал — это новый сюжет для его авторской программы. Скажи ему, что надо поговорить с телезрителями о нашей ответственности перед этим миром и всём таком. Бремя белого человека или как это ещё называется… Если ёмко: мы не можем равнодушно наблюдать за страданиями людей! Лужко сам догонит, чего я хочу, поэтому давай, сейчас топай в портал, а как закончишь — возвращайся.
В этом городе просто дохрена материала для подобных слезоточивых историй, которые найдут отклик у каждого, кто хоть год прожил в этом мире. Работаем с аудиторией!
— Всё, идём на аэродром — надо посмотреть, как продвигаются работы!
/13 мая 2029 года, Серые земли, условно-безопасная территория/
— Чем тут пахнет? — огляделся я. — Чуете?
Я не могу ничего унюхать, нет носа, но запах я чувствую.
— Повелитель, возможно, это мертвечина, которой несёт от того куста, — сказала Кейт.
Кругом лишь серые пески, с небольшими каменистыми островками. И местные растения, неспособные расти в этом песке, используют для закрепления эти камни. Да-да, здесь настолько хреново, что растения вынуждены выжимать что-то полезное из камней.
— Нет, тут другое! — развёл я свои костяные руки в стороны. — Здесь пахнет грандиозными возможностями! Грейс, Кейт, Катрин — ГоПро включены?
— Да, повелитель, — синхронно ответили телохранительницы.
Проверяю свою камеру, висящую на нагрудном кармане. Тоже пишет.
— Мы идём вглубь Серых земель, в опасные земли, — произнёс я. — Пришла пора узнать, что они скрывают! За мной, дамы!
Примечания:
1 — «На время — десять, на ночь — двадцать пять…» — это из поэмы Александра Блока «Двенадцать». Рекомендую ознакомиться и задуматься, ведь произведение знаковое, охуительное и гениальное. Сам Блок, когда дописал, внёс в свой дневник короткую запись — «Сегодня я — гений». По словам писателя Всеволода Иванова, при беседе с Колчаком он услышал: «Горький и в, особенности, Блок талантливы. Очень, очень талантливы. И все же обоих, когда возьмем Москву, придется повесить…» Но, как оказалось, Иисус Христос был с красногвардейцами, поэтому Колчак, в итоге, ушёл на дно речки. Самого Блока третировали за то, что он в конце поэмы указал, что впереди шёл Иисус Христос, а за ним следовало двенадцать красногвардейцев. Цитата Блока: «Я хотел бы, чтобы этот конец был иной. Когда я кончил, я сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее я видел Христа. И тогда же я записал у себя: к сожалению, Христос». Относительно тематики сноски — это беседа городских проституток, которые тоже, как все, провели собрание, «обсудили — постановили: На время — десять, на ночь — двадцать пять…… И меньше — ни с кого не брать…» Вся власть Учредительному Собранию! Реально, ты, глубоко уважаемый мною читатель, всё-таки, прочитай эту великую поэму Александра Александровича Блока, если ещё не читал или читал очень давно. Как сказал Лев Троцкий: «Конечно, Блок не наш. Но он рванулся к нам. Рванувшись, надорвался. Но плодом его порыва явилось самое значительное произведение нашей эпохи. Поэма „Двенадцать“ ос