— Запуски начались сегодня утром, в 7:00 по Душанбе, — сообщил Захар. — К завтрашнему утру будет запущено, если всё пройдёт без накладок, восемьдесят единиц, каждая из которых снабжена четырьмя сотнями стержней. В течение недели группировка вырастет до пятисот единиц.
— Двести тысяч выстрелов… — подсчитал я. — Дохрена.
— Этого должно хватить для решения проблемы с летающими крепостями, — кивнул Захар. — На какую высоту они бы ни поднимались, они будут оставаться в зоне поражения. Но меня расстраивает то, что не удалось захватить ни одного коменданта…
Комендантами служащие на летающих крепостях называют своих командиров. Они единственные знают пароль к портальной установке, они единственные знают портальные координаты к мирам Протектората, но взять не удалось ни одного. Причина — в Протекторате безопасниками работают кто угодно, но не долбоёбы.
Ключевое лицо каждой летающей крепости мало того, что сочетает в себе командные и навигационные функции, так ещё и секреткой заведует буквально в одну харю.
Самое поганое — когда коменданту становится ясно, что всё, крепости кирдык, он активирует руны на затылках экипажа по протоколу «так не доставайтесь же вы никому!», то есть производит массовое харакири всему личному составу.
Даже те идиоты, которые надеялись спастись на шлюпках, приземлялись уже безнадёжно мёртвыми.
Любопытно также то, что они модернизировали рунную формулу — теперь это не взрыв, как было в случае с минотаврами, а какое-то дерьмо, превращающее кровь объекта в едкую кислоту. Даже органы не вынуть, короче говоря, и это очень грустно. Ни грамма полезного врагу, м-да…
Одно радует — они не всегда успевают уничтожить записи, а ещё все эти процедуры никак не касаются рабов. Рабы, в социальной структуре Протектората, презренны, малоценны и считаются тупыми, поэтому на них всем насрать, но именно поэтому они и выживают. На них даже не стали ставить руны — типа, да какой в этом смысл?
У нас есть восемьсот шестьдесят один пойманный раб — источник различной информации весьма вариативной степени ценности. Их до сих пор допрашивают, иногда с пристрастием, платформы-дознаватели Захара, что даёт нам небольшой и робкий ручеёк информации.
В основном информация по быту в летающих крепостях, а также некоторые полезные сведения. Например, о том, как эти твари получали такое количество боеприпасов для коврового бомбометания.
— Кстати, что там с рабами? — поинтересовался я.
— О каких именно рабах речь? — уточнил Захар.
— Я о крепостных рабах, — ответил я. — Или у тебя есть какая-то подпольная рабовладельческая империя?
— Ценность поступающей информации сложно переоценить, но я ещё не структурировал все полученные данные, чтобы делать какие-то далекоидущие выводы, — сказал Захар. — Мне ясно только одно — общество у них находится не на примитивном феодальном уровне, как было принято считать в твоей среде.
— Объясни, — попросил я.
— Что было бы, сохранись на Земле, вопреки всем предпосылкам, феодализм? — спросил робот вместо ответа. — Он бы продолжал развиваться, вот что было бы. И у них этот феодализм переродился во что-то наподобие имперской рабовладельческой системы. Если смотреть с точки зрения земной историографии, то это был своеобразный шаг от феодализма обратно к рабовладению. В Протекторате всем заправляют благородные дома, которые избирают самый главный благородный дом для общего управления империей.
— То есть, они дауншифтнулись даже ниже феодализма? — уточнил я.
— Я бы не назвал это дауншифтингом, — не согласился Захар. — Скорее, это закономерное эволюционное развитие общественно-экономической формации, обладающей неограниченным экспансионистским потенциалом. Судя по имеющимся данным, предполагаю, что основная масса ныне подконтрольных миров была захвачена и ассимилирована на раннем этапе, когда ценность имела именно земля, то есть непосредственно феод, даруемый благородному коту на кормление.
— Кажется, Савол мне ничего такого не рассказывал, — попытался я припомнить.
— Он и не мог, ведь этот кот — продукт совершенно другой стадии социально-экономического развития Протектората, — ответил на это Захар. — Это только первые миры, возможно, десятки миров, были захвачены и полностью усвоены, а вот затем, когда количество феодов превысило все разумные пределы, случилось имперское перенапряжение, (1) которое, как я полагаю, поставило существование этого государственного образования на грань между жизнью и смертью.
— Так, — кивнул я. — И оно наебнулось?
— Нет, — покачал Захар «головой». — Оно начало бороться за собственное существование, что вылилось в создание больших благородных домов, которые утратили, пусть и не совсем до конца, черты феодальной аристократии и обрели черты рабовладельческих кланов. Огромные наделы были объединены и превращены во владения благородных домов, где территорией управляют не отдельные представители благородных родов, а целые бюрократические системы. И самое смелое моё предположение — в эти дома попадают не по праву рождения, а по каким-то другим критериям. Косвенное подтверждение этому предположению я уже получил, но всё это требует детальной проверки.
— Понял, — вздохнул я. — И что это нам даёт?
— Это даёт нам понимание, с кем мы имеем дело, — по-машинному терпеливо объяснил мне Захар. — Мы имеем дело с развитым бюрократическим механизмом, перед которым поставлена конкретная задача — принести прибыль своему владельцу. Никакого магического феодализма, о котором ты мне говорил. Да, у них вечная стагнация, можно сказать, консервация на одном уровне технического развития, но не магического. Магически они превосходят любого в обозримом нами пространстве. Тебя, меня, любого обитателя этого мира.
— Если у них так хорошо всё с магией, то нахрена им рабы? — задал я резонный вопрос.
— А дерьмо ты будешь убирать магией? — поинтересовался Захар. — А иные позорные, в их понимании, занятия? Рабы, как я уже установил, не играют в их экономической формации значимую роль, как это было у древних римлян или древних греков, но они есть и имеют свой смысл — они точно не просто так.
— Я всё понял, окей, — произнёс я. — И что дальше? Какие выводы?
— Вывод, пока что, только один: подход нужно менять, — ответил Захар.
/19 февраля 2030 года, Праведная Республика, г. Душанбе/
— … приняли около четырёхсот тысяч беженцев, повелитель, — сообщил мне Кумбасар, назначенный ответственным за человеческий вопрос. — Мы охраняем самые крупные скопления с воздуха, а мелкие группы пытаемся охватить наземными силами, но это малоэффективно.
Из тысяч разрушенных городов и селений в нашу сторону повалили сотни тысяч обездоленных. Специальные дроны пролетают тысячи километров и сообщают всем встреченным скоплениям беженцев, что надо идти в Праведную Республику. Жизнь даёт лимоны — я делаю из них лимонад.
Захар, какой бы кремниевый ни был, а имеет большие запасы консервированного продовольствия, которые и пущены сейчас на снабжение самых масштабных лагерей беженцев в истории этого мира.
Пятьсот сорок гектаров — это площадь, на которой размещены все эти беженцы, и с каждым часом эта площадь растёт, потому что беженцы продолжают прибывать.
Все старые дрязги в прошлом, больше неважны все эти границы, правители, национальные особенности и так далее. Людям стало важнее убраться подальше от летающих крепостей, обитатели которых желают уничтожить на этой планете всю разумную жизнь.
На самом деле, Протекторату было бы разумнее высадить все свои крепости вокруг Душанбе и Фив, чтобы навалиться разом и заебашить меня в один день, но они выбрали более длительный и, по их мнению, более надёжный способ.
Они, примерно, представляют, что такое Душанбе и Фивы — это города, оснащённые сетью подземных бомбоубежищ, из которых практически невозможно выковырять гражданских. Вероятно, они видели, как быстро я эвакуировал население, когда речь пошла об обстреле Фив из РСЗО Эстрид. Они поняли, что Фивы и Душанбе можно снести, но население уцелеет.
Дальше, как я полагаю, им пришла в голову мысль, что другие города этого мира, способные служить для меня источником живой и неживой силы, практически не защищены или не защищены вовсе, поэтому ничто не мешает раздолбать их в пух и прах. А вот уже потом можно провести наземную операцию, которая додавит сопротивление обескровленного лича — надёжный план.
Но они не знали, что у меня есть фронтовая авиация и бомбы.
— С безопасностью полный порядок? — поинтересовался я.
— Да, повелитель, — ответил Кумбасар. — Мы используем некоторые части живой ауксилии и все части Праведной Гвардии, чтобы поддерживать порядок в палаточных лагерях — происшествия случаются, но патрули действуют оперативно.
Причин раздувать конфликты, когда речь идёт о лагерях беженцев, у людей полно, поэтому надо показывать силу.
Пришлось учредить отдельное воинское формирование, задачами которого является обеспечение внутренней безопасности и выполнение полицейских функций в военное время. По личному составу это на 70% мертвецы средней категории и на 30% высококвалифицированные мертвецы-солдаты.
70% отлично справляются с повседневными охранными функциями, а 30% предназначены для силовых операций, чтобы, если надо, оперативно выдвинуться к месту действия и придержать врага до прибытия сухопутной армии или десантных войск Праведной Армии.
В общем-то, с организационной структурой я изобретать чего-то велосипедного не стал и выработал нечто отдалённо похожее на отечественный аналог.
Есть Сухопутные Войска Праведной Армии, то есть СВ ПА, есть Праведная Гвардия Праведной Армии, то есть ПГ ПА, есть ВВС ПА, есть Воздушно-десантные Войска Праведной Армии, есть ПВО ПА и многое другое.
На самом деле, регламентация родов войск — это требование Захара. Ему нужно было знать, как мы собираемся комплектовать наши войска и что им нужно, поэтому у нас появились рода войск, с соответствующими штабами.