— Взяли? — произнес человек. — Взяли, твари?
Он говорил тяжело, хриплым голосом. Мастер сказал:
— Вы ранены?
Человек снова не ответил. Он просто улыбнулся… А Глеб вдруг закричал: «Граната!» Мастер начал шарить фонарем по полу теплушки и действительно нашел на полу «феньку» — давно устаревшую Ф-1… Она лежала у самой руки незнакомца.
Глеб ногой откатил гранату в сторону, по футбольному ударил по «феньке» ногой, она вылетела в открытый проем. Мастер крикнул: «Ложись!» Все бухнулись на пол. Спустя три секунды рвануло. Несколько осколков звонко простучали по колесам.
— Е… твою мать! — произнес Глеб. Мастер, который матерщины не терпел, сказал: — Да уж!
Глеб присел напротив мужчины, сказал:
— Ты чего творишь, змей? Ты чего творишь-то?
А мужчина вдруг закрыл глаза и, кажется, потерял сознание. Пашка спросил:
— Как же ты, Глеб, догадался про гранату?
— Щелчок ударника услышал.
— Как же ты его в этом шуме различил?
— Э-э, брат… Это, брат, такой веселый щелчок, что один раз услышишь — на всю жизнь запомнишь. Я от такой же «феньки», поставленной на растяжку, в окно прыгал. С третьего, между прочим, этажа.
Глеб пошарил руками по полу и нашел чеку от гранаты. Она лежала в нескольких сантиметрах от левой руки мужчины. В полуметре нашел рычаг.
— Ага, — сказал Глеб. — Теперь понятно, почему он последний патрон в расход пустил — надеялся сделать «харакири по-русски».
Пашка спросил:
— Это как — «харакири по-русски»?
— Потом объясню, — ответил Глеб. А Мастер сказал:
— С характером человек… Нужно посмотреть, нет ли у него еще какого сурпрыза?
Мастер наклонился над незнакомцем, а Глеб сказал:
— Взгляните, Мастер. — Он протянул пистолет, изъятый у стрелявшего. Мастер взял его в руку, произнес: — Ну, «Макаров». Разряженный.
А Глеб произнес:
— А на затворе посмотрите.
Мастер направил на пистолет луч света, увидел на затворе гравировку, вслух прочитал: «Капитану Томилину Т.Т. за особые заслуги в деле обеспечения безопасности государства».
Мастер сказал:
— Вот оно что — чекист… Тогда понятно. Глеб заметил:
— Староват он для капитана.
— Так и пистолет уже старый. Может, его двадцать лет назад наградили.
— Странно, что у него сохранился пистолет, — ответил Глеб.
— Наградной.
— Хоть и наградной. После «Владимирской бойни» изымали все подряд. Без разбору — наградной — не наградной. Хотя, конечно, в нашем бардаке всякое бывает.
Мастер сунул пистолет в карман, сказал:
— Все-таки давайте посмотрим, что с ним.
Расстегнули пуховик. Под ним был пиджак с разрезанным правым рукавом и повязка, задубевшая от крови, прямо поверх рукава сорочки.
— Э-э, — произнес Мастер, — неважнецкие дела… Да и жар у него.
Глеб вытащил из кармана пуховика пачку «Честерфилда» и зажигалку. Из внутреннего кармана куртки извлек бумажник — денег там было очень мало. Во внутреннем кармане пиджака чекиста Глеб обнаружил паспорт, посмотрел, сказал: «Точно, Томилин Тимофей Трофимович… Девятьсот шестьдесят шестого года рождения. Место рождения — Ленинград».
— Да-а, — сказал Глеб, — повезло нам, что у него патроны кончились. А то наделал бы он делов.
Пашка произнес:
— Крутой, видать, дядька.
— Наградные пистолеты просто так не раздают.
— А может, и не его ствол?
— Как не его? ФИО совпадает. А Мастер сказал:
— Умные, смотрю, оба… Хватит трепаться. Попробуем помочь человеку. Глеб, давай сюда спирт. И аптечку давай.
— Есть.
Мастер раскрыл клинок ножа, разрезал повязку, рукав сорочки. Осмотрел рану, сказал:
— Ничего хорошего, но и ничего особо худого… Пуля — навылет. Кость цела… кажется.
Мастер протер клинок смоченным в спирте носовым платком, приказал: а теперь держите его крепко, рану буду чистить.
Чекист бился и мычал, но Мастер все-таки вычистил начинавшую подгнивать рану.
Потом в чекиста почти силой запихнули полпачки антибиотиков и влили граммов сто спирту. Вскоре он уснул.
Поезд медленно тащился по огромному пространству. Казалось, все оно состоит из тьмы и бесконечной тайги. Этой тайге и этой тьме тысячи лет. Изредка попадаются среди лесов одинокие деревеньки. А луч света в этом темном царстве только один — прожектор на голове воняющего соляркой и горячим маслом тепловоза. И путь только один — две тонкие нитки на черных шпалах… Куда он ведет?
Из тайги в тайгу. Из тьмы во тьму.
Европа — демократическая, либеральная, толерантная, объявившая высшей ценностью права человека… Европа «проглотила» Брюссельский «инцидент». В прессе его так и назвали — Инцидент. Злые языки говорили: «Прецедент».
Акции протеста, разумеется, были. Но вялые. Серьезные выступления прошли только в самой Бельгии. Но из России, Сербии и Крыма были тайно перекинуты полсотни установок «Ужас». «Ужасы» быстро навели порядок на улицах фламандских и валлонских городов… Телевидение об этих событиях упоминало вскользь.
В верхах всё поняли правильно. И сделали выводы. Правильные. Пытаясь сохранить лицо, некоторые политики выступили с осуждением применения несанкционированного насилия. Но еще более вяло, чем улица. ООН вынесла очередную резолюцию о борьбе с международным терроризмом. Папа Римский тоже что-то такое пролепетал осуждающее. Но не очень громко.
Зато весь мир теперь знал, что у Америки появилось новое, фантастическое оружие.
Четырнадцатого ноября Дервиш, Дельфин, Иван и Лиза выехали в Петербург. С ними Дейл. По легенде Дервиш изображал состоятельного бизнесмена — торговца лесом, Иван был его водителем, а Дельфин — телохранителем. У Дельфина действительно была лицензия телохранителя с правом на ношение оружия. Лизе досталась роль молодой любовницы лесоторговца. Для поездки в Петрозаводске был куплен не новый, но хорошо покрашенный «Гелендваген». Плюс соответствующий антураж — шмотки, перстень с «бриллиантом», дорогая трость, шикарный ошейник для Дейла и так далее.
До Петербурга добрались без происшествий, хотя документы проверяли часто.
Около шестнадцати часов «гелендваген» «лесоторговца» приехал в Санкт-Петербург. В город въехали с севера, с проспекта Культуры. Дервиш уже давно не был в Петербурге и теперь неотрывно смотрел на город через тонированное стекло. Знал, конечно, что город сильно изменился, что в 2010-м здесь, на севере, вспыхнула настоящая война между этническими бандами. Война была кровавой, количество убитых исчислялось сотнями. Когда одна из сторон явно начала одерживать верх, другая включила «оружие возмездия». В качестве такового избрали огонь. Сначала жгли машины, а потом и здания. За полгода сожгли сотни домов. Результатом стал массовый исход жителей — кому было куда уходить. Но и кому не было, тоже бежали из этого ада. Дервиш обо всем этом, разумеется, знал. Но одно дело знать и даже видеть кое-что по телевизору, и совсем другое — увидеть собственными глазами…
Глазам Дервиша предстали безлюдные, сожженные северные кварталы, вырубленные скверы. Иногда на пустых улицах мелькали группы людей или стаи бродячих собак… Между людьми и собаками давно шла невидимая война. Бродяги нередко ловили и употребляли в пищу собак. Но и псы при случае нападали на отбившегося от стаи человека. И тоже употребляли в пищу…
Все, кому доводилось ехать через северные районы, старались миновать их как можно быстрее и, по возможности, не останавливаясь — случалось, что здесь исчезали и люди, и машины.
Благополучно миновали север, приехали на Охту. Гробы по улицам уже не плавали, но следы наводнения и погромов были повсюду. На Охте страшной горой высился стометровый «муравейник» — останки Башни. Он производил сильное впечатление.
Дервиш мрачно смотрел в окно — тот город, который Дервиш оставил всего три года назад, был сильно не похож на город, в который он вернулся… А ведь прошло всего три года. В это было трудно поверить. Дервиш сделался хмур.
Перед въездом на мост Александра Невского их в очередной — пятый раз — остановили для проверки документов. Полицай — в каске и с автоматом — долго разглядывал документы, потом сказал Дервишу, который вышел из машины:
— Пусть ваш приятель откроет багажник. Дервиш неторопливо раскурил сигару, надменно ответил:
— Это мой водитель, любезный.
Евгений Васильевич произнес это так, что полицай сразу ощутил, кто тут хозяин, а кто холоп.
Они переехали на левый берег Невы и оказались в другом мире.
Был хмурый ноябрьский день, больше похожий на вечерние сумерки, но Невский сиял витринами бутиков: «Gucci», «Prada», «Armani», «Dolce&Gabbana». За пуленепробиваемыми стеклами сверкали бриллианты. На ценниках гроздьями висели нули. Здесь, на Невском, горели вывески заведений для богатой публики: ресторан «Rasputin»… кабаре «Жириновский»… элит-клуб «Zolotaya molodezh»… стриптиз-бар «Малолеточка». Здесь, в центре Санкт-Петербурга, было чисто. Здесь не было нищих и нарков, которые оскорбляют своим видом взор «благородной публики». Зато здесь было полно полицейских, но они не очень бросались в глаза, потому что значительная их часть работала в штатском. На каждом углу стояли камеры. Сюда на запах больших денег стекался всех мастей криминальный люд — воры, аферисты, грабители. Вот только развернуться им здесь не давали — полиция, службы безопасности магазинов, банков, отелей вели безжалостную войну с криминалом. Не закона ради, а чтобы бизнесу помехи не было… Тем не менее преступления случались часто. Их совершала сама же «благородная публика» — самое обыкновенное дело там, где большие деньги, азартная игра, продажный секс в сочетании с алкоголем и кокаином.
«Мерс» плавно катил по Невскому. Дервиш хмуро смотрел в окно.
Приехали на Обводный, остановились напротив старого доходного дома. Иван сказал:
— Посидите тут, а я схожу посмотрю, что там. Дельфин протянул Ивану пистолет: возьми на всякий случай.
Иван отрицательно качнул головой: