— Я попробую. Но дайте мне слово, что не будете просить меня стрелять из нее… Я не смогу.
— Даю слово.
— Ладно, давайте смотреть вашу технику.
— Я думаю, сейчас вам стоит отдохнуть, а уж с утра…
— Нет уж. Приступим сейчас — дьявол не любит ждать.
Дервиш хмыкнул, позвал Немого и втроем они пошли в гараж. С «техникой» Соколов разобрался всего за полчаса. Сказал:
— Ну, в общем, ничего фантастического — примерно так я себе это и представлял. Мне нужно произвести кое-какие расчеты и тогда я буду иметь более полное представление.
— Отлично, — ответил Дервиш. — Завтра протестируем.
— А как думаете тестировать?
— Ну, пока не знаю, — сказал Дервиш.
А Немой спросил:
— Скажите, пожалуйста, Алексей Захарыч: на собак «Ужас» действует?
— На всех высших животных действует.
— Ну, тогда решим вопрос.
Соколов мрачно посмотрел на Немого, ничего не ответил.
Дервиш показал Соколову приготовленную для него комнату. Ученый сразу сел за компьютер, а Дервиш вернулся к гаражу, где сидели на скамейке Кот и Немой, присел рядом с ними и сказал:
— Нужно будет отловить какую— нибудь собачку.
— Хорошо, — сказал Кот. — Дам поручение молодым. А когда надо?
— С утра.
Около полуночи Чердыня ехал на встречу. С ним был только один телохранитель. «Гелендваген» катил по Невскому. Проспект был ярко освещен, катились сверкающие автомобили, по тротуарам фланировали десятки тысяч прожигателей жизни и тысячи проституток обоих полов. В «Золотом треугольнике» Санкт-Петербурга «комендантский час» начинался на три часа позже, чем на прочей территории столицы — богатая публика желала «ночной жизни». Поэтому заведения — рестораны, казино и бордели — были открыты в «Золотом треугольнике» до часу ночи. Официально. Неофициально многие работали до утра. А поскольку полицейские чины имели с заведений свою долю, то проблем с полицией, как правило, не возникало. Если не брать в расчет крайние случаи. Например, когда обкурившийся турист из Германии зарезал за одну ночь трех малолетних проституток. Или когда пьяный араб сел в свой сверкающий «майбах» и начал охоту за голубыми. Прежде чем он врезался в угол Елисеевского магазина и вырубился прямо за рулем, успел задавить четырех человек. Голубых среди них не было.
Чердыня приехал в бильярдную «Кенигсберг» на Садовой. Он вошел в бар, бросил бармену: сам?
— У себя, — ответил бармен. Чердыня прошел по коридору, уверенно толкнул ладонью дверь. Дверь распахнулась. Открылось просторное помещение, которое невозможно назвать ни кабинетом, ни комнатой отдыха. Здесь наблюдалось полное смешение «жанров» — в одной половине стоял вполне респектабельный рабочий стол с компьютером, в другой на полу лежал персидский ковер, стояли шкафы с книгами и оружием, кожаный диван и круглый стол под оранжевым абажуром. Вокруг стола сидели четверо мужчин, было накурено.
— А вот и господин подполковник, — сказал один из четверых — белобрысый, с лошадиной челюстью, — и бросил на стол карты. Чердыня подошел, поздоровался с белобрысым. Тот кивнул на часы: опаздываете, подполковник. Из-за вас эти волки успели выгрести из моих карманов лишних пару сотен.
— Ничего, не разоришься, — ответил Чердыня.
— Не разорюсь, конечно, но чувствую тайную несправедливость, — ответил белобрысый.
Белобрысого звали Валентин фон Дрейзе. Впрочем, про свое аристократическое происхождение сам «фон» вспоминал крайне редко. Семь лет назад фон Дрейзе был командиром взвода в элитном подразделении «Волкодавы». Однажды он хорошо загулял в ресторане и вписался в драку с группой молодых людей. Основательно их отметелил. Все сынки оказались детьми влиятельных родителей. Фон Дрейзе не посадили, но со службы пришлось уйти. Некоторое время его колбасило туда-сюда — он открыл частное сыскное агентство, потом занимался охраной автомобильных перевозок, а потом отошел от всех этих стремных дел, открыл бильярдную и начал жить жизнью обычного буржуа. И очень немногие знали, что это не совсем так, что Дрейзе — авантюрист по натуре — имеет вторую, тайную жизнь. В этой жизни он носил кличку Барон.
— Что есть справедливость? — отозвался Чердыня. Он за руку поздоровался с каждым из присутствующих. Двоих он знал — Наемник и Мак, давние компаньоны Дрейзе, третьего представил сам Барон. Он сказал просто: — Кабан. Человек проверенный.
Чердыня догадался, что в команде Барона Кабан занял место Крайнего. Крайнего убили полгода назад в Берлине. Тогда команда Барона тоже работала по заданию Чердыни. Чердыня протянул руку, сказал: Чердыня, — и сел к столу. Барон предложил виски. Выпили — символически, по глотку. Чердыня закурил.
— Что же, господин подполковник, привело вас ко мне? — спросил фон Дрейзе.
— Есть дело, — ответил Чердыня. Барон уже несколько раз выполнял некоторые поручения Чердыни — те, которые начальник СБ «Промгаз» по каким-либо причинам не хотел доверять своим сотрудникам.
— Дело? — произнес фон Дрейзе. — На миллион?
Чердыня подозревал, что Барон лезет в рискованные предприятия не из-за денег — он определенно не беден… по крайней мере не настолько беден, чтобы рисковать головой из-за денег… Чердыня подозревал, что Барону нравится риск. Хотя деньги нравятся тоже.
— Легкая прогулка, — сказал Чердыня. — Но с риском.
— Ага! — сказал Дрейзе. — А… где?
— Среди руин и человеческих отбросов.
— Это нам подходит, — произнес потомок прусских аристократов.
— Тогда для начала вам следует перейти на диету, перестать бриться и принимать душ.
Утром Студент с Глебом привели собаку — среднего размера трехцветного кобелька. Пес был явно бездомный — худой и напуганный. Студент привязал его к верстаку в гараже. Сам сел в стороне, закурил. Подошли Дервиш, Кот и Немой.
Пес сидел напряженно, боязливо косился на людей.
Дервиш сказал:
— Боится… Жизнь, видно, у него не шибко сладкая.
Кот буркнул:
— Ага… а мы, г— гуманисты, решили ее еще п— подсластить.
Он сплюнул и ушел. Через минуту вернулся, принес миску с гречневой кашей и сосиской, поставил рядом с собакой: ешь, п— псина. Пес покосился — он давно уже не ждал от людей ничего хорошего и сейчас тоже ожидал подвоха. Он смотрел то на миску, то на людей. Спустя три-четыре минуты голод пересилил страх, и пес принялся за еду. Он жадно ел, а пятеро мужчин сидели на досках и смотрели, как он ест. У них были угрюмые лица.
Пес съел все неправдоподобно быстро и вылизал миску.
Студент, а вслед за ним Глеб вышли вон из гаража. Кот поднялся, затушил сигарету и тоже собрался выйти, но в дверях остановился.
— Может, — сказал Кот, — не надо на с-собаке? С— собака-то чем п— провинилась?
— А на ком? — отозвался Дервиш.
— Это как раз не п— проблема. У нас тут к— как раз ликвидация наметилась. Так что есть достойный, т-так сказать, кандидат.
— А что за кандидат?
— П— предатель. Некто Сердюков… Я вам докладывал.
— Да, я помню, — Дервиш нахмурился, потом сказал: — Обвинение в предательстве — тяжкое обвинение… Вы уверены?
— Уверены, — ответил Кот. — П— предатель. П— предателей уничтожать надо не раздумывая.
— Это эмоции, Виктор. Мы не имеем права на эмоции. Если мы точно знаем, что Сердюков — предатель, мы должны прикинуть, нельзя ли его использовать. Например, для дезинформации «гестапо».
— Мы рассматривали этот в-вариант — не к-катит
— Ну что ж?.. А когда вы планировали провести ликвидацию?
— Г— готовы хоть сегодня. Он живет неподалеку, в д-деревне на Рыбинском водохранилище.
— У кого он был на связи?
— У Г— Горина.
Дервиш немного подумал и сказал:
— Ладно. Завтра мы с Гориным наведаемся к нему.
— А мы?
— А вы с Немым поедете в Карелию, в Петрозаводск.
Кот улыбнулся и отвязал собачонку: беги, псина.
Рано утром Кот и Немой уехали. Горин был огорчен. Ему определенно хотелось спросить у Дервиша, куда тот отправил его товарищей, но он не спросил.
Спустя час отправились за предателем. Через три часа болтанки по совершенно убитым дорогам были на северном берегу Рыбинского водохранилища. С собой привезли надувную лодку с мотором.
В дороге Горин рассказывал про предателя:
— Он, сука, троих сдал. Никогда бы его не заподозрили, но он прокололся. Ма-аленькую ошибку совершил — мы сами сначала ничего не заметили. А когда заметили, провели контрольную операцию.
— Где брать его будем? — спросил Дервиш.
— Он рыбак заядлый. Каждый день на рыбалке. Лодка у него нарядная, приметная — бело-красная. Надо посмотреть, стоит у причала или нет. Если нет ее, то, значит, он и сейчас на воде.
Студент прогулялся к причалам, где стояли лодки местных. Вернулся и доложил, что бело-красной лодки нет. Тогда накачали и спустили на воду надувнушку. Горин поставил на транец десятисильный китайский «Хуанхэ». В лодку погрузили удочки, автомобильный аккумулятор и «Ужас». Сели трое — Дервиш, Соколов и сам Горин. Студент остался на берегу.
«Хуанхэ» ровно запел, двинулись. Соколов сидел впереди, был мрачен… Прошли между зарослей камыша, выскочили на чистую воду. Гуляла волнишка, раскачивала полтора десятка разномастных лодок и катеров. Бело-красной среди них не было. Пошли на юг вдоль западного берега и вскоре обнаружили ее. Горин натянул на голову капюшон. Прошли совсем рядом с бело-красной — метрах в десяти. Мужик в лодке недовольно покосился.
— Он? — спросил Дервиш.
— Он, — сквозь зубы процедил Горин. — Он, тварь такая.
— Вот и ладушки. Теперь нужно выбрать позицию для выстрела… Так, чтобы других рыбачков не зацепить.
— А если попробовать во-он с того мыска? — предложил Горин. Дервиш согласился: — Пожалуй. — И тут же обратился к Соколову: — Как думаете, Алексей Захарыч — достанет?
— Достанет, — проворчал Соколов. — С усилителем достанет.
В борт ударила волна, обдала всех брызгами.
Спустя три минуты подошли к мысу, высадились. Горин вынес на берег упакованный в непромокаемый чехол «Ужас» с антенной, потом треногу и аккумулятор. За минуту все собрал. Он встал на колено, навел антенну на бело-красную лодку, посмотрел на дисплей прицела и сказал: