— Ого! Не далеко ли будет?
Дервиш тоже посмотрел на дисплей. В окошке дальномера светилась цифра «723,7». Рыбак был виден так же хорошо, как три минуты назад, когда они прошли в двадцати метрах от его лодки. Он курил и ветер относил в сторону дым его сигареты. Дервиш обернулся к Соколову:
— Семьсот двадцать метров… Достанет, Алексей Захарыч?
— Достанет. Я ночь не спал, и кое-что просчитал. По моим расчетам получается: достанет. Даже и с запасом… Поставьте на таймере десять секунд.
Горин сказал: оґкей, — выставил в окошке цифру «10», и прильнул к прикладу. Ветер шевелил его волосы.
Соколов нервно произнес:
— Что вы тянете?
Дервиш положил руку на плечо Соколова, слегка сжал. Горину сказал: давайте, Геннадий… Горин кивнул: даю… На дисплее прицела было хорошо видно лицо предателя — круглое, румяное, с пшеничными усами. Вполне симпатичное лицо человека, который любит жизнь — женщин, рыбалку, баньку. Любит выпить, хорошо закусить, смачно рассказать анекдот… Горин видел в прицеле лицо человека, который сдал «гестапо» трех других человек. Которые тоже любили жизнь… Геннадий Горин нажал на спусковой крючок — нелепый рычажок от бытового прибора. На дисплее вспыхнула красная точка… В первую секунду — она показалась очень длинной — ничего не произошло. И во вторую тоже. Предатель все так же сидел в лодке и, возможно, что-то напевал — губы под усами шевелились. Но уже в следующую секунду Сердюков дернулся и тревожно посмотрел в сторону, откуда «прозвучал выстрел». Еще через секунду его лицо изменилось. На нем отчетливо промелькнула тревога… нет, страх… нет, ужас… Предатель вскочил. В окошке «Время» светилась цифра «5». Когда цифра «5» превратилась в цифру «6», предатель закричал и прыгнул за борт. Он пытался плыть, но «Ужас» был сильнее. Несколько секунд жизнелюб Сердюков панически барахтался в воде, беззвучно кричал и хватал ртом воду. Потом он исчез, на поверхности осталась бело-красная, как лодка, панама. Она плавно покачивалась на волне. Над пустой лодкой парили, орали чайки. Их привлекала рыба, что трепыхалась в луже на дне лодки.
Обратно ехали молча. Дервиш поглядывал на Соколова — он помнил о судьбе Ракетчика. В 13– м году Ракетчик, он же доктор технических наук Борис Витальевич Степанов, «на колене» изготовил ракету, которая уничтожила Башню. А потом не смог жить с мыслью, что вместе с Башней его ракета убила три тысячи человек… Дервиш хорошо помнил эту историю, опасался неадекватных реакций со стороны Соколова и корил себя за то, что не провел предварительный «сеанс психотерапии». Нужно было, думал Дервиш, достать фотографии людей, которых арестовали с подачи предателя Сердюкова и рассказать о них, об их семьях, детях, увлечениях… Дервиш решил, что непременно сделает это, как только они вернутся в Максатиху, но вышло иначе — Соколов вдруг сам обратился к нему:
— В том, что машина хорошо работает в режиме «снайпер», мы убедились. Так?
— Так.
— Теперь нужно будет провести еще одно испытание. Необходимо проверить, как она работает в режиме «толпа». Особенно если эта «толпа» спрятана за стенами зданий… Вы подумайте, где и как это осуществить.
— Есть, товарищ профессор, — ответил Дервиш.
В тот же день Дервиш позвонил в Петербург и попросил Мастера приехать в Максатиху.
С утра ОПОН должен был продолжить зачистку промзоны. Грузовики с бойцами уже прибыли на исходную, когда из ГУВД поступила команда: к операции не приступать, ждать особого распоряжения. Бойцы гуляли по тенистым дорожкам кладбища, сидели на скамейках или прямо на могилах, курили. Идти в эту промзону совершенно не хотелось. Прошел слух, что сержант, который накануне попал в «волчью яму», умер ночью в госпитале. После этого идти на «Территорию Зла» захотелось еще меньше… А над ней парил «Скаут». Этой «птице» все равно.
Офицеры в штабном автобусе обсуждали вопрос: с чего бы это задерживают начало операции?
Они еще не знали, что три часа назад в ГУВД поступило сообщение: массовые беспорядки в области. Накануне вечером на «чеченских плантациях» взбунтовались батраки. Началось все на одной из «плантаций» под Приозерском — там сын хозяина ни за что избил пожилого работника. Батраки взбунтовались, перебили охрану, повесили на воротах хозяина. Потом сели на два хозяйских джипа, прихватили ружья, отобранные у охранников, и поехали на соседнюю «плантацию». К утру бунт охватил уже два десятка «плантаций». Горели усадьбы, звучали выстрелы, висели на воротах и березах хозяева.
С рассветом на нескольких КАМАЗах и джипах двинулись в сторону Петербурга. По пути громили магазины, жгли полицейские участки, убивали беспредельщиков, захватывали транспорт и оружие. К ним все время присоединялтсь батраки с других ферм, и просто жители поселков. Колонна постоянно увеличивалась. К полудню в ней было не менее пятисот человек. У многих — огнестрельное оружие, захваченное у охраны плантаций и у полицейских. Руководил этой «армией» бывший капитан ВДВ.
Начальник ГУВД доложил министру, министр немедленно поехал к Председателю. У Председателя совершенно некстати оказался Чердыня. Министр Чердыню не любил. Этот сукин сын всюду сует свой нос и уже обнаглел настолько, что вербует агентуру прямо в центральном аппарате МВД. Когда министру про это сообщили, он сильно оскорбился. Еще сильнее министр оскорбился, когда ему передали слова Чердыни о нем, министре: да ему пора погоны надставлять — а то ведь уже места для звезд не осталось… Чердыня ударил по больному — министр очень любил красоваться в форме, во всем этом генеральском великолепии: в золотых позументах, лампасах на портках и, конечно же, в фуражке с очень высокой тульей… На погонах министра выстроились в ряд четыре золотошитые звезды. Им было тесно на погоне. Именно на это намекал Чердыня…
Маленький, тщедушный министр выглядел в форме довольно комично и сам осознавал это, но очень болезненно относился к тому, когда об этом говорили другие. Впрочем, на всяких «других» у министра были методы воздействия, а вот на Чердыню — нет.
Министр завершил свой доклад словами:
— Сейчас они всего в сорока километрах от города… Нужно срочно принимать меры.
Председатель несколько секунд молчал, ел министра глазами, потом заорал:
— Так принимай, еж твою! Или что — будешь ждать, когда они придут сюда?
— Чтобы их остановить, нужно выдвинуть вперед боеспособное соединение.
— Ну выдвигай.
— Мне… некого.
— Что значит некого? У тебя больше миллиона дармоедов. Да еще две бригады внутренних войск «временно» — уже три года — тебе подчинены… Это значит «некого»?
— Обе бригады особого назначения переброшены в пермские лагеря. Вернуть их обратно можно будет в лучшем случае часов через пятнадцать. Единственная реальная сила в столичном регионе — ОПОН — сейчас в распоряжении Генриха Теодоровича. Прочесывают промзону на Охте.
Председатель сказал:
— Еж твою мать! В стране миллион ментов, а послать навстречу деревенскому быдлу некого.
Чердыня усмехнулся:
— Противостоять хоть сколь— либо организованной силе наша доблестная полиция уже не способна.
Министр сказал:
— Если бы мне разрешили применить установки «Ужас»…
Чердыня отрезал:
— Исключено. В сложившейся обстановке ни один «Ужас» не выйдет из стен охраняемых помещений. Еще не хватало, чтобы эти батраки отбили у твоих пару «ужасов»!
Председатель обхватил голову руками, сказал:
— Нет, это просто пи**ец какой-то!
Через двадцать минут после этого разговора командир ОПОН получил приказ выдвинуться навстречу бунтовщикам. Зачистка промзоны была отложена на неопределенное время.
По приезду в Петрозаводск Кот и Немой сняли квартиру в городе и респектабельный коттедж на базе отдыха. База располагалась на самом берегу Онежского озера, неподалеку от города, а квартира находилась почти напротив управления полиции… Арендовали два джипа. Это были российские УАЗы модели «Патриот» в китайском исполнении. И назывались они теперь «Железный дракон».
Следующий испытание «Ужаса» состоялось вечером на трассе Москва — Минск. К трассе подъехали со стороны Рузы, остановились в высохшем перелеске. Впереди, оседлав трассу, стоял блок— пост — похожее на вокзальный сортир сооружение из серых бетонных плит. На углах и на крыше сооружения стояли прожектора и видеокамеры.
С приближением «комендантского часа» движение по трассе значительно уменьшилось и к девяти вечера на дороге было практически пусто. Только время от времени проезжали полицейские автомобили.
— Начнем, пожалуй? — спросил Соколов.
Дервиш ответил:
— Пожалуй, стоит дождаться начала «комендатского часа».
Стали ждать. Соколов еще раз проинструктировал Студента и Глеба:
— Ближе указанных ориентиров ни в коем случае не подходить. Я примерно посчитал КПД установки…
— Коэффициент полезного действия?
— Нет, коэффициент психического давления — есть такая величина… Я рассчитал КПД, но я не знаю точных границ фокуса. Поэтому лучше перестраховаться. Понятно?
Студент и Глеб выдвинулись вперед, обхватили блок— пост с флангов. У каждого был пистолет, по паре гранат и камера. Близко не подходили, наблюдали примерно со стапятидесяти метров.
Уже вечерело и над ручьем в низинке начал подниматься туман.
— Туман, — произнес Горин.
Соколов отозвался:
— Туман — это, в принципе, хорошо. Теоретически высокая влажность — дождь, туман — несколько увеличивает мощность установки.
Дервиш спросил:
— Скажите мне, пожалуйста, Алексей Захарыч, откуда вы все это знаете? Как я понимаю, вся сколь— либо конкретная информация по «Ужасу» засекречена.
— Верно, информация засекречена. Но, во-первых, я уже довольно давно работаю в смежных, так сказать, областях и есть некоторые пересечения… Во-вторых, информация все равно имеет свойство просачиваться — случайно, косвенно, фрагментарно. Иногда полезную информацию можно почерпнуть в какой-нибудь публикации, не связанной напрямую с проблемами контроля за поведением человека и воздействия на него. Например, австралийские биологи спроектировали прибор для лечения наркомании. Это тоже генератор биов